Крымская лихорадка

Виталий Ерёмин, 2006

Документально-художественный политический детектив. 1994-й год. Первым президентом Крыма становится бывший следователь прокуратуры Носков. Ярый сторонник возвращения полуострова в Россию. Но Москва не хочет раскрывать объятия родной Тавриде. Боится разрыва с Украиной. Зато служба безопасности Незалежной готовит Носкову одну ловушку за другой, пока не заманивает его в западню и не доводит конфликт с Россией до угрозы большой войны. Да, война могла разразиться еще тогда. Эти события просто не попали на страницы газет того времени. Но у крымского президента были еще два опасных врага. Два местных уголовника, которых он, будучи следователем, когда-то задержал за убийство. И вот они, самые большие местные «авторитеты», соревнуются друг с другом, кто первым уничтожит Носкова. Это был единственный случай, когда Большой криминал пытался войти в государственную власть путем убийства президента.

Глава 2

Алла была пампушка: пухленькая, с атласной кожей и прочими невыразимыми прелестями. Носков был неутомим целый вечер. А под конец вдруг расшалился, стал смеяться над какой-то своей мыслью. Спросил Аллу:

— Ты когда-нибудь видела это сладкое занятие со стороны?

— Знаешь, не приходилось.

— А я однажды видел. Смешно невероятно.

— Тебе пора домой, — сказала Алла.

Она всегда напоминала Носкову о времени, и это его злило. Хотя он знал, что Алла действительно не хочет, чтобы у него были неприятности с женой.

Алла замурлыкала себе под нос какую-то мелодию, изо всех сил делая вид, что уход Носкова ее мало трогает.

— Н-да, слух у тебя, прямо скажем, не ахти, — поддел ее Носков.

Алла рассмеялась:

— Мама часто говорила мне: если хочешь выйти замуж, до свадьбы не пой. Но я пою.

— Аллочка, а ты знаешь, что такое сатори? — неожиданно спросил Носков.

— Японцы так называют предчувствие, озарение.

— Все-то ты знаешь, — ласково проворковал Носков. — И что тебе сейчас подсказывает твое сатори?

Алла улыбнулась.

— Я уже сказала. Сейчас ты оденешься и пойдешь к себе домой.

Носкова неожиданно потянуло на воспоминания.

— Знаешь, был у меня случай. Выезжаю на убийство. Садист развесил потроха своей жертвы на светильнике. Ищем отпечатки пальцев — ни одного! И вообще никакой зацепки. Вызываю мать убитого, спрашиваю: ничего не бросается в глаза? Нет, говорит, ничего. А сама вся трясется, вот-вот упадет в обморок. Тогда я, сам не знаю почему, спрашиваю: нет ли тут чужих вещей? Нет, говорит, все вещи — сына. А меня самого уже мелкая дрожь бьет. Нюхаю вместе со старушкой нашатырный спирт и прошу: и все же еще раз внимательно посмотрите. Старушка снимает со спинки стула куртку: вот эта вещь, кажется, не сына, не его размера. И тут только до меня доходит, чего я так упорствовал. В квартире было очень жарко. Убийца не мог не снять с себя все, что можно было снять, а когда сделал свое гнусное дело, впопыхах не мог снова все на себя надеть.

Алла смотрела на Носкова влюбленными глазами. Но все же поддела:

— А может, проще это назовем? Например, интуицией.

Носков поморщился.

— Что с тобой? — спросила Алла.

— Зуб ноет.

— Жалкий трус, — сказала Алла. — Тебе надо всерьез заняться зубами.

— Но нет того философа на свете, который боль зубную принимал спокойно, — продекламировал Носков. Чьи слова?

Алла ответила с вздохом:

— Шекспира.

Носков потянул носом:

— Слушай, какими духами ты душишься?

— Я не душусь, а пользуюсь. Это французские духи “Клема”. Новинка. Не нравятся? — сказала Алла.

— Да нет, ничего, — пробормотал Носков. — Пылью пахнут.

Зазвонил телефон, Алла сняла трубку и тут же передала ее Олегу.

— Выезжаю, — сказал Носков, выслушав сообщение.

Поправляя ему галстук, Алла спросила:

— По-моему, ты хотел сказать что-то особенное? Или сатори меня обманывает?

Носков мысленно был уже где-то там, на месте происшествия, но все же ответил, целуя женщину:

— Говорят, из любовниц получаются плохие жены. Но я последнее время все чаще думаю: а может, нам все-таки рискнуть?

Милицейская “волга” неслась по ялтинскому серпантину. Носков сидел на переднем сидении и слушал капитана Федулова. Тот говорил:

— Если меня когда-нибудь турнут из милиции, ни за что не пойду в бомбилы — все они смертники.

— Игорек, за что тебя могут турнуть, честного опера? — спросил Носков.

— Ну, мало ли? Работа-то собачья. Не тот след взял, не так залаял — пиши заявление. Да и время сейчас такое…

— Какое?

— Думаю, что-то должно измениться. Носом чую.

Они подъехали к “ловушке” и остановились. Свет фар выхватил из темноты место происшествия, где уже работали эксперты.

— Обычная история, — сказал Носкову один из них. — Они выманили его из машины. Салон чистый. Ни пятнышка.

— Странно, почему тогда не захватили машину? — спросил Носков.

Эксперт молча пожал плечами. Мол, кумекать над этим — не его дело.

Подошел Федулов:

— Все осмотрел. Никаких следов борьбы, никакой крови.

Носков хмыкнул:

— Получается, бомбила сам заехал в “ловушку” и сам вышел из машины, чтобы его тут грохнули?

— Может, вез, кого не опасался, — предположил Федулов.

Носков пошел к “жигулям” Лаврова. Сел на переднее сидение и некоторое время не двигался, тянул носом воздух. Потом вынул из машины коврик и внимательно его осмотрел. Федулов молча наблюдал за его манипуляциями.

— Утром надо под микроскопом осмотреть салон, поискать женские волосы, — сказал Носков.

— Считаешь, с ними была баба? — спросил Федулов.

Носков с удовольствием объяснил:

— Водила гнал что было мочи, девка писала со страху, ножками перебирала. Видишь, вмятины в коврике от ее шпилек? А теперь засунь нос в салон, принюхайся. Французские духи “Клема”. Короче, Игорек, шерше ля фам, а какой масти мадмуазель, я думаю, мы утром определим.

— Ну, это не факт, что вмятины от ее шпилек. И духи — не факт, — осторожно возразил Федулов.

Носков ошибся. Утром он не нашел в салоне “жигулей” ни одного женского волоса. Но его разочарование было недолгим. Он обнаружил несколько микроскопических блесток, которыми молодые артистки посыпают себе волосы и лицо. С трудом ухватив блестки пинцетом, он упрятал их в пакетик, отправил на экспертизу и позвонил Федулову.

— Значит, так, Игорек. Их было трое: двое ребят и девка. Ехали, как сам понимаешь, в Симферополь, где, судя по всему, и живут. Возникает вопрос: откуда ехали? Как только ты определишь это, ты уже не капитан, а майор. Поговори с женой Лаврова. Она должна знать, где он чаще всего брал клиентов. Думаю, это какое-то питейное заведение в курортной зоне.

После этого Носков поехал в морг. Патологоанатом Цуканов, невысокий, мужичок с острыми черными глазками, был краток. Все увечья были нанесены тупым оружием, скорее всего, ногами. Удары наносились с яростью, что указывает на физиологическое и психологическое состояние убийц. Вероятно, были пьяны и озлоблены на Лаврова.

— Не надоело вам здесь? — спросил Носков, чтобы прервать паталогоанатома, ничего нового тот не говорил.

— Надоело, — бесстрастно ответил Цуканов. — А что делать?

— Резали бы живых. Больше пользы.

Цуканов вздохнул.

— Это мне надоело еще больше.

— Хирург должен любить людей. Просто обязан, — сказал Носков.

Цуканов криво усмехнулся:

— А ваш брат?

— А наш брат заставляет себя любить людей.

— Хотите выпить? — предложил Цуканов.

— Спирт? Нет, спасибо, не пью. Не пью, не матерюсь, не бью подследственных, не шью никому чужих преступлений. Рано или поздно это выйдет мне боком. И тогда меня привезут к вам.

— Ну, зачем так мрачно? — оживился Цуканов. — Я, знаете ли, тоже немного разбираюсь в людях. У вас совсем другое будущее. Как, впрочем, и у меня тоже. Давайте на всякий случай поддерживать отношения. Вот увидите, мы еще пригодимся друг другу.

— Сатори? — спросил Носков.

— Что? — не понял Цуканов.

— Предчувствие?

— Угу, — кивнул паталогоанатом.