Ее любили все

Валерия Вербинина, 2010

Виктория Палей – автор остросюжетных романов. Но она не предполагала, что ее жизнь тоже однажды станет похожа на детектив… Вечер памяти погибшей год назад подруги Евгении превратился в череду необъяснимых убийств. Загородный дом, где собрались те, кому была дорога Женя, отрезало от мира – у всех пропали мобильные телефоны, а за окнами бушевала метель… Виктории пришлось на время забыть про книги и искать убийцу, который где-то совсем рядом, но мотивы его поступков совершенно необъяснимы. Оказывается, почти все находящиеся в доме мужчины когда-то были связаны с Евгенией весьма недвусмысленным образом, включая возлюбленного Виктории Кирилла. Но сейчас не время для ревности и выяснения отношений, ведь гостей остается все меньше…

Глава 4

Гости собираются

— Вика! Дорогая!

Облако духов, толстый слой пудры, тщательно завитые седые волосы, гремучие многоярусные бусы, аура, полная тонкого яда. Позвольте представить: Илона Альбертовна, первая законная супруга знаменитого писателя Валентина Адрианова.

— Какое милое платьице! — сюсюкает очаровательная старушка. И тут же: — Кажется, я уже видела его на тебе год назад, не правда ли?

В переводе с женского языка это должно значить: ну что, дорогая, туше́?^[1]

— В прошлом году, — с улыбкой напоминает Виктория, — мы с вами не встречались. — Платье было совсем новое, Кирилл недавно привез его из Италии.

— Ах, ну да, конечно же! Я не приезжала на похороны. Ты же знаешь, у меня слабое сердце. Антон Савельевич говорит, мне нельзя волноваться.

Стоящий в нескольких шагах от них здоровяк кивает головой. С виду вы приняли бы Антона Савельевича Свечникова, доктора, профессора, светило науки и вообще уважаемого человека, за какого-нибудь шофера или охранника, а на самом деле он является ровно тем, кем является. С хозяином дома знаком очень давно, с его первой женой — еще дольше. Злые языки утверждали, что между Свечниковым и Илоной были когда-то романтические отношения, и если бы Свечников не был женат, Илона носила бы сейчас совсем другую фамилию. В молодости она пользовалась большим успехом, ее руки добивались многие, но в конце концов она выбрала малоизвестного тогда писателя Адрианова и, похоже, не прогадала. Вид у нее, во всяком случае, неизменно победный, словно она добилась в жизни всего, о чем мечтала.

— Викуся, а это ваш муж? Представьте же нас! — И старая дама кокетливо поправила завитую прядь.

— Мы не женаты, — тактично ответила Виктория. — Кирилл, это Илона Альбертовна. Мне кажется…

— Кажется, нас уже знакомили, — сухо сказал Кирилл. — Довольно давно, но тем не менее.

Илона протянула ему руку для поцелуя, но Кирилл сделал вид, что ничего не заметил. С некоторым разочарованием старушка опустила руку, но тотчас же сообразила, где сумеет взять реванш.

— А почему вы не женаты? Я, конечно, понимаю, современные нравы и всякое такое, но когда любишь, какие могут быть сомнения? Валентин, к примеру, сделал мне предложение в первый же день знакомства.

И она посмотрела на Викторию с тем особым, чисто бабским превосходством, которое в нашей стране всегда ощущает замужняя женщина (пусть и разведенная) над незамужней.

Виктория почувствовала, что Кирилл (который не любил старух и плохо выносил, когда при нем пытались самоутвердиться за счет его женщины) вот-вот скажет какую-нибудь грубость, и предостерегающе сжала его локоть.

— А где Валентин Степанович? — спросила она.

Но уже увидела, как хозяин дома спускается по лестнице. И хотя он улыбался и выглядел оживленным, в сознании невольно мелькнуло: «Да, сдал…»

Он отяжелел, погрузнел, и от Виктории не укрылось, как осторожно старый писатель переставляет ноги, как старается незаметно придерживаться за перила лестницы. От Натальи, домработницы Адрианова, Виктория знала, что незадолго до гибели второй жены писатель перенес инфаркт, который едва не стоил ему жизни. Но, несмотря ни на что, даже в свои неполные семьдесят Валентин Степанович смотрелся видным мужчиной. Широкие брови вразлет, орлиный профиль, копна белоснежных волос, отведенных назад со лба, падает на плечи. Князь да и только. Если вообще не король.

— А, Виктория! Все-таки приехали, не забыли старика!

Он взял ее за обе руки, всмотрелся в лицо, и она снова почувствовала себя студенткой — молодой наивной студенткой, которая в девяносто лохматом году пришла просить у знаменитого писателя совета, заниматься ей литературой или нет. Адрианов тогда на одну лекцию подменял заболевшего профессора, на их факультете он вообще не преподавал, и после лекции Виктория, набравшись храбрости, подошла к нему. (У нее в голове не укладывалось, что вот этот человек, чьи книги она читала, а кое-какие пассажи даже знала наизусть, стоит за столом и собирает свои заметки в старый портфель, не обращая на нее внимания, и она имеет наглость так бесцеремонно его беспокоить.)

— Вам нужен зачет? — внезапно спросил Адрианов, по-прежнему не глядя на нее.

— Что? — растерялась Виктория.

— Вам поставить зачет?

Он захлопнул портфель и все-таки поднял голову.

— Нет, нет, — пробормотала Виктория. — Я… — Она собралась с духом и выпалила: — Я хочу стать писателем.

Даже сейчас, когда она вспоминала об этой сцене, ее лицо смягчилось, губы тронула улыбка. И толстокожий Кирилл (который был тем не менее крайне чуток ко всему, что касалось Виктории) мгновенно догадался, о чем она вспоминает, и сердито отвернулся.

Он отлично знал, что у него нет никаких оснований ревновать Викторию к писателю, что они просто друзья — даже не учитель и ученица, а именно друзья; но его злило, что этот старик присутствовал в ее жизни уже тогда, когда его, Кирилла, и в помине не было. Он ревновал к прошлому, а это куда хуже и мучительнее.

— Я очень рад вас видеть, Виктория, — проговорил Валентин Степанович серьезно.

— Я тоже, — ответила Виктория, и это было чистой правдой. Писатель уже отпустил ее руки.

— Да, — сказал Адрианов как бы про себя и поглядел за окно. — Однако, метель!

Профессор Свечников хмыкнул.

— Какие-то странные прогнозы передавали по телевизору, — заметил он. — То потепление обещают, то мокрый снег, а то и вовсе рекордное количество осадков.

— Ах, и не говорите! — кокетливо вскричала Илона Альбертовна. — Последнее время что ни Новый год, так обязательно дождь!

В дверь позвонили, и в холле из кухни показалась домработница Наталья. На ней был фартук, испачканный мукой, и она на ходу вытирала руки.

— Иду, иду! — крикнула она, когда звонок нетерпеливо повторился.

И тут Виктория почувствовала на себе чей-то взгляд. Она его словно кожей ощутила. Повернув голову, увидела на верху лестницы, которая вела на второй этаж, молодого человека, светловолосого и ладно скроенного, который с любопытством рассматривал группу людей внизу. Точнее, не с любопытством, а сосредоточенно и будто изучающе, словно пытался уяснить, что они собой представляют.

«Это еще кто?» — неприязненно подумал Кирилл. Ему незнакомец не понравился сразу же и бесповоротно.

Помедлив, тот стал спускаться по ступеням, и тут Виктория отчетливо увидела у него на виске косой шрам, как от старого пулевого ранения. Илона Альбертовна кисло улыбнулась.

— Это Олег Петрович, мой новый секретарь, — представил его писатель. — Раньше моими бумагами занималась Женя, но теперь…

Облачко набежало на его лицо, он умолк.

— Может быть, пройдем в гостиную? — деликатно предложил Свечников, чтобы сменить тему разговора.

Наталья меж тем уже впустила новых гостей. Миловидная девушка с длинными, вполщеки, ресницами отряхивала с воротника снег, а возле нее стоял человек, которого Кирилл не то чтобы не жаловал, а вообще терпеть не мог. Максим, он же Макс Доронин, богач, плейбой и красавец, он пару раз уводил у Кирилла его подружек. Это бы Кирилл еще стерпел, но однажды он застал Макса мило беседующим с Викторией, а это уже было куда серьезнее.

Вслед за гостями в холл протиснулся коренастый малый с добродушной широкой физиономией, которого Кирилл не знал.

— Максим Петрович, куда машину ставить? Она слишком большая, в гараж не заедет.

— Ну поставь куда-нибудь, — с раздражением бросил Доронин.

Шофер повернулся к выходу, но перехватил изучающий взгляд секретаря, который по-прежнему не проронил ни слова, и, как показалось Виктории, смутился. Бочком протиснувшись в дверь, покинул дом, Наталья вернулась на кухню.

— Максим Доронин, — на всякий случай представил вновь прибывших Валентин Степанович. — А барышня… э…

— Ира Короленко, очень приятно, — скороговоркой проговорила барышня и порозовела.

Это был экземпляр из породы «девушек» — длинноногих, ухоженных и красивых, которые обязательно должны находиться рядом с таким мужчиной, как Доронин. Само собой, ее имя забыли сразу же после того, как оно прозвучало. Разговаривая о погоде, мировом кризисе и последних сплетнях, гости двинулись в гостиную, расположенную в боковом крыле дома. Там Кирилл сразу же завладел графином с прозрачной жидкостью, который стоял на круглом одноногом столике, но, к разочарованию бизнесмена, в нем оказалась всего лишь вода. Однако тут он завидел в гостиной новое лицо, которого не было в холле, и в легком остолбенении остановился.

— Лев Подгорный, — объявил хозяин дома. — Думаю, все вы его знаете… кроме спутника Виктории, наверное.

Однако спутник Виктории отлично помнил поименованного прохвоста. Лев Подгорный принадлежал, как и Виктория Палей, к тем немногим молодым дарованиям, которым в смутные и мутные девяностые маститый писатель Адрианов помогал, чем мог. Пользуясь выражением XVIII века, можно сказать, что Валентин Степанович им покровительствовал, но если Виктория вполне оправдала его надежды и сделалась писателем, то Лев Подгорный стал критиком, да еще каким! Ядовитым, желчным, разящим. Он принадлежал к тем устрашающе высокодуховным интеллигентам, которые не признают ни детектива, ни фантастики, ни любовного романа, и высмеивал их, а также их авторов, где только мог. Две недавние статьи Подгорного посвящались как раз последнему роману Адрианова, который зубастый критик разнес в пух и прах, и крушению современного детектива, причем тут Подгорный по старой памяти проехался и по Виктории, приведя ее как пример небесталанного, но, увы, безнадежно деградировавшего автора. С широкой улыбкой Кирилл подошел к критику, который надменно (так ему казалось) посмотрел на него и поправил очки.

— Ух ты! Так критик Козьма Буквоедов — это вы?

— Так точно, милейший, — самодовольно признал Подгорный. В следующее мгновение безымянная девушка Макса-плейбоя взвизгнула, а Илона Альбертовна широко распахнула глаза: все оттого, что Кирилл с размаху звезданул критика кулаком в челюсть. Подгорный был широк в плечах и в росте ничуть не уступал Кириллу, но неожиданность нападения сделала свое дело. Он отлетел на метр, потеряв очки, а мужчины бросились оттаскивать разъяренного бизнесмена, который явно был не прочь размазать своего противника по ковру тонким слоем. Объединенными усилиями Макс и профессор отодрали Кирилла от жертвы, а секретарь как-то очень ловко ввинтился между ним и критиком, чтобы оградить персону Буквоедова-Подгорного от дальнейших покушений. Кирилл попытался было вырваться, но его держали крепко.

— Валентин! — плачущим голосом воззвала к мужу Илона Альбертовна. — Что же это такое?

— Ничего страшного, дорогая, — успокоил ее писатель, который был смущен не менее бывшей жены. — Небольшая… э… размолвка.

Виктория подошла к Кириллу вплотную и посмотрела ему прямо в глаза. Только вот ее спутнику все было нипочем: он дождался, дал-таки в пятак сукину сыну, из-за статейки которого Виктория плакала (тайком; она думала, что Кирилл ничего не видел, но, как уже говорилось выше, когда дело касалось Виктории, он видел все). Душа Кирилла пела, он воспрянул духом и решил, что сегодняшний вечер определенно прожит не зря.

— Он ненормальный! — простонал растерянный критик. Сидя на полу, он ощупывал лицо.

— Да оставьте же меня! — прошипел Кирилл на Макса и профессора, которые по-прежнему держали его. — Ладно, не буду я его трогать, пока хватит!

— Что происходит? — С этими словами в комнату вошла сутулая молодая женщина с невыразительным лицом и длинным носом. Это была Лиза, дочь Адрианова, единственный его ребенок, родившийся к тому же достаточно поздно. Как это нередко случается с детьми знаменитостей, природа сполна отыгралась на ней за те дары, которые выделила в свое время родителям. У Лизы не было ни ядовитого шарма матери, ни импозантности отца, не говоря уже о его литературном таланте. Однако от нее с детства ждали каких-то особенных свершений, и чем более явно выражалось это ожидание, тем больше Лиза замыкалась в себе. В конце концов, разумеется, все смирились с тем, что она обычный человек, просто хорошая женщина, хорошая жена и хорошая мать двоих детей, — но, прежде чем это произошло, Лизе пришлось изрядно натерпеться. До сих пор у нее был замкнутый, настороженный вид человека, вынужденного держать круговую оборону, и требовалось нешуточное усилие, чтобы заставить улыбнуться это хмурое, некрасивое лицо.

— Друг Виктории побил Льва, — трагическим шепотом сообщила ей мать.

— Какой же он лев, если его побили? — весело спросил блондин, вошедший вслед за Лизой. Это был ее муж, Филипп Ермолов. Подвижный, обаятельный и приветливый, он составлял занятный контраст со своей супругой. — Привет, Макс! Ну вот, мы опять пропустили все самое интересное.

— Это должно быть смешно? — сухо спросила Илона Альбертовна.

Критик осторожно сел в кресло, пригладил волнистые темные волосы и стал протирать очки, подобранные с пола. Профессор Свечников, оставив Кирилла на Макса и секретаря Олега Петровича, подошел к Подгорному и стал осматривать место, куда пришелся удар.

— Ради бога, простите, Валентин Степанович, — пробормотала растерянная Виктория.

— Ничего, ничего, — успокоил ее хозяин дома и улыбнулся. — Я и не подозревал, что ваш друг так чувствителен к критике в ваш адрес!

— Да уж! — хмыкнул Макс, покосившись на Викторию.

Подгорный громко объявил, что не в его привычках находиться там, где ему не рады, и что он собирается незамедлительно вернуться в Москву. Однако Адрианов стал уговаривать его остаться. В конце концов, Лев ведь хорошо знал его покойную жену, и они собрались здесь вовсе не для того, чтобы ссориться. Лично он будет очень огорчен, если Подгорный уйдет. А потом, Наталья так старалась, приготовила его любимое мороженое. Услышав про мороженое, критик малость смягчился.

— Хорошо, — сказал он наконец, — я остаюсь, но исключительно из уважения к вам, Валентин Степанович. Только пусть этот господин, — он подбородком указал на Кирилла, — держится от меня подальше!

— А может быть… — несмело начала Илона Альбертовна. Она хотела предложить, чтобы буян и бузотер Кирилл удалился, но секретарь Адрианова опередил ее.

— Не волнуйтесь. Я сяду между ними и прослежу, чтобы все было хорошо.

Мягкий, очень спокойный голос. Даже не спокойный, а успокаивающий, вселявший надежду, что все будет именно так, как должно быть. Невольно Виктория поглядела на Олега Петровича внимательнее.

— В самом деле? — с сомнением проговорила Илона.

— А еще мы посадим между ними Кавериных, — вмешалась Лиза. — Они еще не приехали?

— Надя звонила, передавала, что они задержались в дороге и будут позже. — Илона Альбертовна беспомощно пожала плечами. — Сколько хлопот, сколько хлопот, — она понизила голос, — и из-за кого!

Олег Петрович отошел. Филипп зевнул и прикрыл рот рукой.

— В любом случае, — сказал он скучающе, — все это скоро кончится. — Он обернулся к жене. — Ты сказала Наталье, чтобы она подавала на стол?

— Да, конечно.

— Неужели этот новый секретарь тоже с нами сядет? — с тревогой спросила Илона Альбертовна, до которой наконец дошел подтекст фразы Олега Петровича. С ее точки зрения, секретарь был чем-то вроде прислуги, и она сомневалась, что его присутствие за столом целесообразно. Было бы куда лучше, если бы он остался на кухне вместе с Натальей, дочерью домработницы Машей, которая помогала ей по хозяйству, и шофером Доронина.

— Конечно, сядет, — сердито сказала Лиза. Неуместный снобизм матери коробил ее, тем более что секретарь стоял всего в паре шагов от них и мог все слышать. — Так распорядился отец.

— Будем надеяться, он знает, что делает, — с сомнением ответила мать.

Примечания

1

Фехтовальный термин, обозначающий укол.