Исчисление времени

В. П. Бутромеев, 2020

Владимир Бутромеев – современный прозаик. Родился в 1953 году, в 1986 году в издательстве «Молодая гвардия» вышел первый сборник рассказов «Любить и верить», удостоенный литературной премии имени М. Горького. Пьеса «Страсти по Авдею», написанная по одной из глав романа «Земля и люди», в постановке Белорусского Академического театра вошла в число классических произведений белорусской драматургии, в 1991 году была выдвинута на Государственную премию СССР. В Белорусском Академическом театре была поставлена и часть трилогии Владимира Бутромеева «Театр Достоевского». («Один судный день из жизни братьев Карамазовых», «Преступления бесов и наказание идиотов» и «Вечный Фома»). Роман-мистификация «Корона Великого княжества» в 1999 году получил премию журнала «Дружба народов» как лучшая публикация года и вошел в шорт-лист премии «Русский Букер». Бутромеев живет и работает в Москве, он создатель многих известных издательских проектов, таких как «Детский плутарх», «Древо жизни Омара Хайяма», «Памятники мировой культуры», «Большая иллюстрированная библиотека классики», отмеченных международными и российскими премиями. Во втором романе цикла «В призраках утраченных зеркал» – «Исчисление времени» автор, продолжая традиции прозы Гоголя и Андрея Платонова, переосмысляя пророчества и предвидения Толстого и Достоевского, создает эпическое произведение, в котором, как в фантастическом зеркале, отразилась судьба России XX века.

XXVI. Арест великого князя

А Землячок тем временем вместе с Лещинским уже явился к великой княгине. Бриллиантов у нее не нашли, так как их еще раньше, почти месяц тому назад, выколупали из помадных банок.

— Ну что ж, нет так нет, — сказал комиссар Булле, то есть Землячок, — а вот гражданина Андрея Романова нам придется временно арестовать.

— Ну почему же только его? — желая угодить Булле (Землячку), услужливо спросил Лещинский. — Заберем обоих, и Бориса, и Андрея, они ведь оба великие князья.

— Бывшие великие князья, — назидательно поправил Лещинского Булле (Землячок), — титулы и звания у нас теперь отменены, все теперь граждане, всех можно грабить одинаково, невзирая на происхождение и всякие там родословные привилегии. Для начала арестуем князя Андрея. Мне известно, что князь Борис смирного характера и пока не представляет опасности для революционно настроенного народа. А князь Андрей, сами посмотрите, даже сейчас с холодным оружием. А оружие тем, кого мы грабим, иметь не полагается, оно должно находиться только у нас.

Великий князь Андрей числился шефом кавказского полка и, чтобы сделать приятное военнослужащим, носил черкеску с кинжалом.

Черкеску ему оставили, кинжал забрали и отвели в «кутузку», которую только что освободил солдат, расстрелянный всего полчаса назад.

По вечерам у Кшесинской собиралось небольшое общество для игры в карты. Никто заядлым картежником не был, но, во-первых, никаких других занятий здесь в Кисловодске не находилось, это ведь не Петербург, а во-вторых, игра успокаивала нервы и хоть немного отвлекала от неприятных мыслей об угрозе, нависшей над Россией по случаю общих беспорядков, не прекращавшихся вот уже который год. Кшесинская приглашала на эти вечера и свою соседку, Ревекку Вайнштейн-Блюм, но та всегда отказывалась, ссылаясь на то, что политические убеждения не позволяют ей сидеть за одним столом с дамами высшего света, а кроме того безик, экарте и старинный фараон она считала занятием, недостойным политкаторжанки с двадцатилетним стажем. «Прошли те времена, — говорила Ревекка, — когда бедная еврейка сомлела бы от счастья, если бы ей довелось постоять рядом со столом, за которым великая княгиня изволила бы побаловаться игрой в карты. Теперь я не то, что с великой княгиней, с императрицей рядом сесть побрезгую. Да и небезопасно в такой-то компании».

Этим вечером игра не состоялась — ожидали великую княгиню Марию Павловну, но она прислала горничную. Горничная рассказала и об обыске, и об «ужасном» аресте великого князя Андрея. После такого известия играть в карты никто не захотел и все молча разошлись по домам.