О, мои несносные боссы!

Анна Милтон

Взрывоопасная. Сексуальная. С острым язычком. – Ты ничуть не изменилась, Дана, – шиплю ей в губы, скольжу ладонью по напряженной шее. Чувствую, как под моими пальцами яростно пульсирует сонная артерия. Пташка в ужасе, но нужно отдать ей должное. Она непроницаемо бесстрастна снаружи и умудряется смотреть на нас свысока, позорно опущенная на четвереньки перед ненавистными боссами, которых когда-то унижала и ставила на колени перед собой. Лишь слабое подергивание верхней губы выдает ее дискомфорт. На Дане нет колготок, тугая офисная юбка задрана до середины бедра. Парни скалятся, ожидая своего череда протащить мерзавку через унижения. Но я только разогрелся. – Ты поплатишься, – обещаю Дане и оттягиваю ее нижнюю губу. Она ругается и плюется в меня. Я смеюсь. – Тебе конец, дорогая.

Глава седьмая

ДАНА

Ненавижу испытывать на себе состояние потерянного щеночка. Такое чувство приходит ко мне впервые, но я уже готова кожу содрать, чтобы выбраться из оболочки, очерненной перспективой бедности и подчинению братьям Кирсановым. Чувствую невидимые гигантские цепы, сковывающие мою свободу, мою индивидуальность.

Это место погубит меня, или отправит в дурдом.

— Нужно рассортировать это к одиннадцати часам, — вместо: «Доброе утро, Даниэла» блондинистая великанша в безупречном, отутюженном костюме пихает в меня бумажную стопку величиной с Эверест.

Я едва успеваю подхватить документы. Пыжусь от их тяжести и пробую устоять на подкосившихся ногах.

— Как… любезно, — шиплю, пытаясь выглянуть из-за вершины стопки, без преуменьшений достигающей уровня моей носовой перегородки.

— Приступать к работе можешь там, — секретутка Кирсановых небрежно махает в конец коридора на одинокую дверь. Я уже предвкушаю скудный интерьер и тесноту.

Она разворачивается, тем самым демонстрируя, что разговор окончен. Господи, какая наглая мерзавка! Если бы я занималась в тренажерном зале чуть усерднее, то смогла бы с легкостью зарядить ей в могучую спину пловчихи эти чертовы документы!

Пусть сама с ними возится.

Я перебарываю нарастающее раздражение, произнося про себя как мантру заверение отца, что он вновь наполнит мое русло денежной рекой, если я побуду паинькой.

Ни один мужчина или женщина не прогнет меня под себя. Этой привилегией обладают исключительно деньги.

Бумажные, электронные, рубли, доллары, евро, юани, или английские фунты…

Я влюблена в деньги. Я бы вышла за них замуж.

— Большое спасибо, — вяло мямлю вслед блондинке. Как там ее… — Наташа.

Не страдающая болтливостью особа смотрит на меня через регистрационную стойку.

— Анастасия Леонидовна, — когда чеканит свое имя по слогам, ее верхняя губа слабо дергается.

Мымра ты, а не Анастасия Леонидовна.

Я ухмыляюсь одним уголком рта.

— Ага. К одиннадцати, да, Наташ?

Сверкая ослепительной улыбкой, делаю разворот на девяносто градусов и спешу удалиться от угрюмой секретарши. Она сверлит мой затылок, и я гадаю, какой конкретный оттенок красного приобретает ее алебастровое, с небольшим количеством бледных веснушек лицо в приступе свирепости. Светло-пунцовый? Нет-нет. Алый? Или карминный?

Занимая мысли бесполезными рассуждениями, толкаю дверь плечом. Она поддается со второй попытки и издает мерзкий скрип. Мое рабочее место не похоже на подземелье, или запыленную каморку. Это просторный светлый кабинет. Своим зорким взором прикидываю стоимость мебели и ее качество. Средненькое. Но сойдет.

Вопросительно вскидываю бровь, насчитывая наличие четырех письменных столов с моноблоками. Глядя на один из них, расположенный у противоположной стены, пустой и платиново-серой, создается впечатление в его ненадобности. Нет канцелярских изделий, или фотографий в рамках, листочков, каких-то посторонних предметов. Отсутствие мелочей навевает тоскливость.

Я машинально плетусь к этому столу. Очевидно, что он теперь мой. Другие заняты. Там и бумажки разложены, и ручки автоматические валяются, и фотографии в рамках.

Я шумно вздыхаю с облегчением, когда избавляюсь от бумажной ноши, ставя ее на простенький стол. Немного вспотевшими подушечками пальцев провожу по моноблоку и включаю его.

Что мне делать с этой горой документов? Чем руководствоваться при сортировке? Алфавитным порядком, что ли?

Хотя… минуточку.

Это же хорошо, что я не знаю. Дам волю фантазии и подойду к выполнению поручения творчески.

Говорят, что незнание не освобождает от ответственности, однако мне никто не объяснил нюансы задания. Моя ошибка станет проблемой Анастасии Леонидовны, проигнорировавшей тот факт, что я абсолютно ни о чем не осведомлена.

Конечно, я могла бы соизволить и напрячь мозг, чтобы самостоятельно во всем разобраться.

Только вот… оно мне надо?

Поэтому решено.

Я плюхаюсь в кресло на колесиках, и в воздух поднимается столб пыли. С кашлем я вновь подскакиваю на ноги и начинаю лихорадочно отряхиваться. Махая перед лицом рукой, отхожу в сторону, чтобы не дышать этой гадостью.

Здесь не проводят влажную уборку?

Открывается дверь, и в кабинет влетает невысокого роста мужчина. На вид ему лет тридцать. Темноволосый, с небольшим лишним весом. Он дергает за галстук, ослабевая узел, смотрит под ноги и беседует по телефону. Бросает грубые реплики собеседнику, шаря по своему столу в поисках чего-то.

–…Кирсановы меня с землей сравняют, если узнают… — он серьезно обеспокоен, судя по колебанию голосовых связок. Кидает дипломат на пол, с большим усердием создавая хаос на рабочем месте. Но порядок, судя по всему, его совсем не интересует. — Если не найду этот проклятый договор… если он попадет не в те руки… — стоя ко мне спиной, наклоняется и рыскает в нижних отделениях стола.

Дяденька меня не замечает, продолжая разговор. И я не спешу выдавать свое присутствие, потому что заинтригована. О какой бумажке идет речь, за которую Кирсановы его, так скажем, не похвалят?

Однако подробностей в диалоге он не выдает.

— Я знаю, знаю. Как найду, тут же тебе наберу. До скорого, — молвит едва разборчиво из-за тихого тона и прекращает звонок.

Затем с громким вздохом убирает телефон в карман пиджака, закрывает последний ящик и руками опирается о край стола. Низко склоняет голову и мрачно ею качает. Поиски завершились провалом.

Любопытно. Очень любопытно.

Подчиненный Кирсановых шарахается, когда, наконец, обнаруживает мое присутствие в кабинете.

Вот уж не думала дожить до того дня, когда для кого-то стану невидимкой.

— Вы… вы кто? — он сглатывает, хватаясь за горло. Ох, как же нервничает, обдумывая, какой лакомый информационный кусочек я уловила своим чутким слухом.

— Даниэла Покровская, — очаровательно улыбаюсь ему. — А вы кто?

— Как вы здесь оказались?

Кисло киваю на стопку бумаг.

— Мы с вами отныне коллеги. Надеюсь, конечно, что ненадолго.

— Стажерка? — брюнет расслабляется.

Я похожа на стажерку?

Ах да. Я действительно кто-то вроде подручного человека на низкосортной должности.

— Кем вы работаете в этой фабрике чудес Кирсановых? — я обвожу помещение руками, произнося слова с отчетливой саркастичной ноткой в голосе.

— Я… — несчастный запинается, его узкие глазенки вовсю носятся вдоль моего тела, изучая изгибы. Особенно впечатляется глубоким V-образным вырезом и показывающейся ложбинкой, поскольку таращится туда как минимум секунд двадцать. — Александр. Секретарь Феликса Орлановича.

— Вот оно что, — я улыбаюсь шире. — Александр, вы, похоже, ищете что-то важное? Нужна моя помощь?

— Нет! — он неожиданно вскрикивает. — Нет, не нужно, эм, Даниэла.

— Точно? Я очень способная, — ненароком провожу ладонью по груди, скольжу пальцами вверх, касаюсь ключиц, шеи.

Соблазню простака на раз-два. Процесс запущен. Его челюсть ползет вниз, а из взгляда исчезает какая-либо осмысленность. Прикусываю губу, и вот Александр стоит передо мной, как овощ, которому не связать и двух слов.

— Простите, что подслушала ваш разговор, — делаю виноватое личико и складываю руки в молитвенном жесте, теснее смещая груди вместе. Мужичок облизывает рот, глядя на мой бюст, как загипнотизированный. — Кажется, вы собираетесь подставить своего… то есть нашего босса?

Ему требуется какое-то время, чтобы сообразить ответ.

— Н-нет.

— Уверены?

Он тяжело дышит. Трогает большим пальцем обручальное кольцо, но взгляда от моих сисек не отводит.

— Уверен.

Козел.

Я опускаю руки и плотно прикрываю свою драгоценную, упругую троечку полами пиджака, застегивая на пуговицы. Как по щелчку, внимание Александра возвращается к моим глазам.

— Что ж, вероятно, я ошиблась.

Ни черта.

— Да-да, ошиблись, Даниэла.

Я наблюдаю за тем, как он в спешке совершает контрольный осмотр поверхности своего письменного стола, хватает с пола дипломат и широкими шагами топает к двери.

Это кажется безумием, но я вдруг ловлю себя на мысли, что должна во что бы то ни стало разыскать упомянутый в его телефонной беседе договор.

Если этим можно навредить Кирсановым, или по крайней мере обзавестись хоть каким-то рычагом давления, то я постараюсь.