Больное сердце

Андрей Буторин, 2023

У тебя больное сердце, а ты назло отцу прыгаешь с парашютом? Глупее не придумать, даже если тебе двадцать два, и ты хочешь быть самим собой. Увы, собой уже не получится. Сердце-то не железное!.. Ну да, оно теперь из сверхпрочных сплавов двадцать третьего века, ведь и там нашелся бунтарь с больным сердцем, прыгнувший с парашютом. И сердце у вас уже одно на двоих. Как и само тело. А далекое будущее стало реальностью, в которой придется не только жить дальше, но и бороться за жизнь – и не только свою.

Глава четвертая

«Увидев» все воспоминания Тимура, Тимону стало совсем плохо. Он бы с удовольствием попросил остановить звездолет — и вышел. Вот только ни то, ни другое осуществить было невозможно. Особенно выйти.

Что касается космического грузовика, так он, напротив, собрался не останавливаться, а осуществлять самый важный этап полета — гиперныр. Этот термин уже не раз прозвучал в голове Тима, «озвученный» разумеется, Тимуром, и Тимофей примерно представлял, что это такое. Гиперныр — это прыжок через гиперпространство, а поскольку происходит он сквозь межпространственные тоннели, так называемые «кротовые норы», то приходится в них как бы нырять, отсюда и «гиперныр» или просто «нырок». Про все это Тимону интересно было бы узнать и подробней, но тут как раз белая матовая стена в их «купе» стала черной, а затем превратилась в окно. Так по крайней мере показалось Тимону, поскольку сидящий за этим окном старпом Сапов был настолько реален, что даже мысли о том, что это все-таки изображение, возникли не сразу. Да и то это были мысли Тимура.

А Лерон Сапов между тем произнес ровным будничным тоном:

— Экипажу «Авы» приготовиться ко входу в межпространственный тоннель. Всем занять свои места, принять горизонтальное положение и пристегнуться. Нырок состоится через пять минут. Повторяю… «Ава» подходит к МП-тоннелю. Экипажу лечь на свои места и пристегнуться. Кратковременный сигнал будет подан за две минуты до входа. Постоянная сигнализация включится за минуту и будет звучать до начала нырка.

Тимур принимать горизонтальное положение не торопился. Три минуты пролетели быстро, завыла сирена, замигало освещение. Это длилось секунд пять, но по нервам ударило хлестко. Тимофей начал нервничать. Когда в поле зрения попадала вторая, свободная полка, его так подспудно и порывало ринуться к ней, лечь, пристегнуться… Как все-таки вбилось в его сознание: если тебе говорят, что можно… в данном случае, что нужно делать — то будь добр это и сделать. Понятно, не кто угодно говорит, а кому положено. Сейчас это старпом Сапов…

«А раньше — папасов!..» — хмыкнул все, разумеется, слышавший Тимур.

«Да, и что? Сейчас-то ни твоего, ни тем более моего тут нет, перед кем ты выделываешься? Передо мной? Решил назло мне угробиться? Звездец, как ты крут!»

«Слушай ты, пьяница-любитель, наверное я побольше твоего знаю, как нужно вести себя во время гиперныра? Или ты меня поучишь? А то меня ведь исключили, не успел доучиться».

«Да пошел ты! Сдохнем — я даже рад буду от тебя избавиться. Делай, что…»

И тут снова завыла сирена. И выла, не замолкая. Свет же, мигнув несколько раз, стал вдруг тревожно-багровым.

Тимур неспешно лег на полку, нажал что-то под ней, и тело тут же зафиксировали выдвинувшиеся из стены похожие на широкие ремни упругие пластины. Через пару секунд сирены затихли, а свет погас полностью. И Тимон мог бы поклясться, что он куда-то падает — ощущение было точно таким, как при злополучном парашютном прыжке, только не обдувал лицо ветер. Собственно, ветра тут быть не могло, потому что пропал и воздух. Пропало абсолютно все, включая самого Тимофея, то есть теперь уже Тима.

Ощущение небытия было жутким — главным образом потому, что оно не являлось провалом, полной отключкой, как при глубоком обмороке, а воспринималось какой-то частью сознания, искореженного, вывернутого наизнанку, но все-таки продолжающего действовать. Если то же самое творится и после смерти, то это и есть настоящий ад. Именно так подумал Тимон, но уже потом, когда вернулся из этого псевдонебытия. А еще с ужасом осознал, что ему ведь еще придется испытать подобное. Как минимум раз, если они не планируют осесть на Эстере навсегда.

«Кто-то совсем недавно соглашался лишь на год», — хмыкнул Тимур.

«А тебе самому, что, понравился этот нырок?» — огрызнулся Тимон.

«При чем здесь понравился или нет? Обычный гиперныр. Это часть работы космолетчика».

«Я не космолетчик!» — напомнил Тимофей.

«Если летаешь в космосе, то уже как бы он, — вновь усмехнулся Тимур. — Хотя, конечно, космолетчиками называют тех, кто управляет кораблями. Ты просто космолетун».

«Мне от этого не легче, — буркнул Тимон. — Хорошо хоть, что это летание такое недолгое. Когда посадка? Почему экран опять выключен? Показали бы то, что снаружи! Мне ведь интересно на эту планету из космоса глянуть. Первый раз все-таки».

«На какую планету?» — искренне, определенно без подколок, удивился Тимур.

Да и сложно, а точнее, бесполезно подкалывать того, кто читает твои мысли как свои собственные. Что Тимофей уже, в общем-то, и сделал. Даже не прочитал, а ощутил эти мысли именно своими — гиперныр, похоже, поспособствовал еще более тесному слиянию двух сознаний в одно.

Поэтому и отвечать на вопрос он не стал. И ему уже было понятно, что будь обзорный экран включен, смотреть, кроме как на бесчисленную россыпь немигающих звезд, было бы не на что. Потому что лететь до Эстера нужно было еще неделю. На обычных уядах — ударно-ядерных двигателях, — которые развивали скорость лишь в одну десятую от световой. Ничего более быстрого пока не изобрели. И если бы не пресловутые «кротовые норы», которые помимо официального термина «МП-тоннели», космолетчики называли просто «норками», а то и «дырками», даже до самой ближайшей звезды, Проксимы Центавра, на таких движках пришлось бы тащиться больше сорока лет. А уж до Эстера… Разве что в анабиозе. Но какому заказчику понравится, если отправленный за лесом грузовик вернется лишь через тысячу лет? Самому тоже, что ли, в анабиоз ложиться?

И раз уж так получилось, что свободного времени у них образовалось вагон (который пришлось представить, чтобы напарник понял, что это такое), Тимофей попросил Тимура хотя бы в общих чертах ввести его в курс современных космических дел.

«Мне особой научной зауми, что вы проходили в училище, не надо, — сказал он. — Мне бы в пределах научно-популярной книжки для чайников». (Тут же пришлось представлять книжку и чайник, который, кстати, вызвал у Тимура живой интерес.)

Рассказанное, а больше «показанное», представляло примерно следующее…

Теоретически о существовании «кротовых нор» предполагали давно, даже Тимон что-то такое слышал краем уха. Но их реальные поиски в космосе начали проводить лишь в семидесятых годах двадцать первого века, и только в самом его конце они увенчались успехом. Примерно в четверти светового года от пояса Койпера обнаружилась одна такая «дырка» в пространстве. Собственно, как раз ее, самую первую, нашли совершенно случайно — один из кораблей попросту провалился в такую «нору». Выходила она аж на другом краю нашей Галактики, возле безымянного красного карлика. К огромной удаче, космолетчикам хватило выдержки не запаниковать, а быстро развернуть корабль. Еще им удивительно повезло не промахнуться мимо «дырки» с той стороны туннеля — для тогдашних бортовых приборов и для человеческого зрения она была совершенно невидимой.

А вот уже после этого «кротовые норы» стали находить все чаще и чаще. И если поначалу для их обнаружения использовали уникумов — всего лишь пару десятков из сотни тысяч обследованных людей, — которые могли непонятным образом ощущать «дырки» так, будто они их непосредственно видели, то позднее, лишь в начале двадцать второго века, изобрели и специальное оборудование, способное улавливать специфическое излучение, исходящее от входов в МП-туннели. Лишь тогда стало возможным говорить о практической, транспортной роли «кротовых нор». Ведь чтобы попасть к какой-нибудь конкретной звезде, приходилось порой делать несколько «нырков», чтобы достичь цели, а общее расстояние в итоге превышало иногда в разы, а то и в десятки раз непосредственную длину отрезка «от точки А до точки Б». Обнаружение новых «кротовых нор» было делом исключительной важности, такие находки щедро вознаграждались, поэтому каждый межзвездный корабль, будь это специализированный разведчик МП-туннелей, пассажирский лайнер или простой грузовик вроде «Авы», был снабжен необходимым оборудованием.

«А сами проковыривать такие норы еще не научились?» — спросил заинтересованный Тимон.

«Вообще-то научились, — ответил Тимур. — Но тут есть большие проблемы. Во-первых, это очень дорого. Полет на"дыроколе", который сам"выгрызает"пространство до конечной цели, дороже путешествия на"дыролазе", что использует естественные МП-туннели, раз в сто. А может, и больше, мне не докладывали, знаю только по слухам. Но это бы еще ладно, наковыряли бы таких нор хотя бы по основным направлениям, и они бы быстро окупились. Только тут-то и есть главный шакс: самодельные МП-тоннели быстро затягиваются, корабль не всегда по такому и назад успевает вернуться — заново ковыряет. Поэтому"дыроколы"используют в крайних случаях, когда куда-то позарез надо, а"норы"туда, даже окольным путем, нет. Но это настолько специфично и даже секретно, что в обычном космолетном училище даже не изучают — лишь дают кратким ознакомительным курсом».

«А те МП-туннели, что уже есть, они постоянны? Не может так быть, что мы сейчас по такому сюда пролезли, а через год он затянется — и звездец нам, будем вечно на Эстере сидеть?»

«Были случаи, что затянулась пара нор, — неохотно ответил Тимур. — Но не сразу, не быстро, успели вывести всех, кто был по ту сторону. Еще три-четыре туннеля изменили направление, но не критично, за пару лет на уядах можно долететь».

«Лететь пару лет в жестянке по сплошной пустоте? Вот уж весело!»

«Всяко лучше, чем двадцать. Или двести, в надежде, что хотя бы косточки твои похоронят на родной Земле».

«В родной земле на родной Земле», — угрюмо добавил Тимофей.

«Вот-вот!»

«Интересно, а эти дырки как образовались? — спросил Тимон. — Может, их тоже кто-то проковырял, только с помощью более крутых технологий?» — Впрочем, благодаря памяти Тимура он уже знал, что такая гипотеза, действительно, существовала, вот только в исследованной части Вселенной так и не удалось еще встретить братьев по разуму. Даже следов деятельности иных цивилизаций пока еще не нашли. Если, конечно, «кротовые норы» как раз и не были теми следами.

Потом снова стал активным экран на стене. Только теперь на нем был сам капитан — Пират Димитович Котомаров. Тиму показалось, что смотрит кэп прямо ему в глаза. А еще Тим вдруг понял, что он действительно осознал себя именно Тимом, единой личностью, которая, впрочем, снова распалась на две отдельные, едва Котомаров заговорил.

— Значит, так, — сказал он. — Через десять минут всем собраться в кают-компании. Кто будет крайним — сам виноват».

Вместо экрана снова матово белела стена.

«Зачем?» — вырвалось у Тимона.

«Не я же капитан! Придем, узнаем, — отозвался Тимур. — И надо спешить, слышал же насчет крайнего!»

«Слышал, но как раз не понял».

«А чего непонятного? Кто позднее всех приползет, тому капитан приз вручит. Так что я помчал, а ты как хочешь».

Шутка Тимону не особо понравилась. Никуда он мчать не хотел. Тем более что понял уже, узнал из мыслей Тимура: насчет приза — это сарказм, шутка. Что на самом деле прибывшего последним — ах да, крайним! — ничего хорошего точно не ждет.

И получилось именно так, что позже всех — буквально в спину предыдущему — в кают-компанию примчался, конечно же, Тим.

«Шакс! — буркнул Тимур. — Все из-за тебя!"Зачем!..""Не понял!.."Тормоз».

«Конечно, газ же у нас ты».

«Кто я?..»

«Газ… Ну, как он там… акселератор».

«Дегенератор», — проворчал Тимур, который увидел в мыслях Тимона древний агрегат с двигателем внутреннего сгорания.

«Самокритично», — усмехнулся Тимофей.

«Я бы тебе сейчас навел самокритику, да вот самому больно будет… Навязался на мою голову, умник!»

Но как следует поругаться им не дали. Да и неинтересно ругаться, когда заранее знаешь, что тебе ответят.

Капитан Котомаров указал на два длинные и даже мягкие, с узкой спинкой скамьи, стоявшие одна напротив другой. С дальних сторон этих скамеек, образуя букву «П» разместился более на вид удобный и уж точно более широкий диван — наверняка место для капитана и старпома. По идее между лавками напрашивался стол, но сейчас его не было — возможно, поднимался из-под пола или, наоборот, опускался с потолка, когда это было нужно.

Котомаров махнул рукой на одну и другую скамью:

— Садитесь.

Восьмерка наемных лесорубов и Тим расселись по скамейкам. Сидеть было и впрямь удобно и мягко. Но Тимону было не до этого. Ему не давал покоя обещанный капитаном сюрприз. То есть, насчет сюрприза сказал Тимур, а кэп выразился еще круче: «Кто будет крайним — сам виноват». Что по мнению Котомарова значило быть виноватым?

Скоро все разъяснилось. Сначала капитан дождался старпома, потом, как и полагал Тимон, с потолка опустилась матово-черная, со скругленными углами столешница, на которой стояло одиннадцать кружек и два больших блестящих цилиндра, оказавшихся кофейником и чайником соответственно.

Кто-то из новичков-лесорубов, поняв это, недовольно поморщился. Это не ускользнуло от внимания Котомарова.

— Ожидал чего покрепче? — заботливо поинтересовался он.

— Да уж неплохо бы.

— А то, что мы в космосе, где спиртное запрещено даже на пассажирских лайнерах, — это ничего?

— Никто же не видит.

— То есть, я, капитан этого судна, для тебя никто? — как бы даже со смешком спросил кэп. — И старпом Сапов для тебя никто? И даже твои друзья-коллеги? А устав Космофлота тоже для тебя никто не писал. Ты же у нас особенный.

Помолчав, капитан спокойно, но уже без намека на смех произнес:

— Пересядь вон туда, к Тиму.

— Зачем это?! — взвился мужчина.

— Я же сказал: ты у нас особенный.

— А почему я должен садиться к этому юнатику?

— Потому что он пришел крайним.

— А я тут при чем?!

— А ты теперь тоже крайний, — все еще спокойно сказал Пират Димитович. А потом взорвался вдруг: — Пурга хренучая! Не сметь повышать голос на капитана! — И затем опять тихо: — Вообще никому нельзя орать на моем судне. Кроме меня. Или старпома. В мое отсутствие.

И покрасневший как рак провинившийся пересел к Тиму, которому стало уже совсем неуютно. Тимофею было еще неприятно оттого, что ершистый мужчина назвал их «юнатиком». Он уже без подсказки Тимура, сразу из зоны общей памяти, становившейся все обширнее, вытянул информацию об этом слове. Юнатиками взрослые презрительно называли юношей и девушек от четырнадцати-пятнадцати до восемнадцати примерно, реже до двадцати лет. Почти как «желторотик» во времена Тимона. Но ведь Тимофею было двадцать два, а Тимуру и вовсе двадцать три!

«Мы что, так ему это оставим?!» — спросил возмущенный Тимон у напарника.

«А тебе мало того, что и так уже в изгои попал? Драка на судне — это уже серьезное чэпэ. Простым сюрпризом не отделаешься. Потерпи, от тебя не убудет. Мы ему это на Эстере припомним».

«Да что за сюрприз-то нас ждет?»

«Вот сейчас и узнаем».

— Наливайте, — словно и не было стычки, мирно и вежливо, как добрый хозяин, сказал капитан. — Вот здесь кофе, здесь чай, кто чего хочет. Кофе, правда, с лунных оранжерей, гидропонный, зато чай настоящий, земной.

Когда все разлили по чашкам напитки, Котомаров повел себя странно. Он стал пристально наблюдать за набранными работниками, будто ему и правда было очень важно, чтобы гостям было хорошо, чтобы им понравилось его нехитрое угощение. И когда один из мужчин, выбравший кофе, сделав глоток, поморщился и отставил чашку, капитан участливо спросил:

— Что? Невкусно?

— Да это вообще тухляк, а не кофе! — раздраженно буркнул недовольный. — Не гидропонный, а дерьмопонный.

— Ай-ай, — сказал Пират. — Какая досада. Зато команда счастливчиков полностью укомплектована. Будь так добр пересесть вон к тем двоим, — показал он мужчине на Тима и прошлого провинившегося.

— Но я не повышал голос! — повысил голос мужчина. — Я просто сказал, что кофе дерьмовый. А он и есть дерьмовый!

— Лерон Таминович, я что, и впрямь непонятно с ними говорю? — печально посмотрел на старпома кэп. — Может, у меня дефект речи появился, а я не замечаю?

— Более чем понятно, Пират Димитович, — ответил Сапов. — По-моему, ты просто чересчур с ними любезничаешь. А они ведь не привыкли, когда с ними по-хорошему. Разреши, я объясню бедолаге, что капитана на судне нужно слушаться?

— Ты уж только помягче, без мата, — кивнул Котомаров. — Не терплю на борту мат. Плохо на корабельной ауре сказывается.

— Нет-нет, мат я не приемлю, ты же знаешь, — помотал головой старпом.

Затем он встал, подошел к будущему лесорубу, которому не понравился кофе, и вылил горячий напиток тому прямо на голову. Мужчина, шипя от боли вскочил:

— Ты обурел?! Больно же!

— Нет, — сказал Лерон Сапов. — Я не менял цвета. И это не больно. — Затем он повертел в руках кружку и со всего маху заехал ею по носу ослушнику.

Тот взревел и схватился за сломанный нос, из которого хлынула кровь.

— А вот это больно, согласен, — сказал старпом. — Желаешь еще побольней?

— Н-нет… — гундяво ответил страдалец.

— Хорошо, — кивнул Сапов. — А я желаю. — И двинул того уже кулаком в челюсть.

Удар был такой силы, что несчастный рухнул с ног. А старпом помахал кистью:

— Теперь и мне больно. И если ты не поднимешься, дальше я стану бить тебя ногами — для меня это и очень удобно сейчас, и не больно.

Поверженный мужчина поднялся на ноги. Помычав, выплюнул на ладонь зуб. И сказал:

— Не надо… Я понял.

— Что именно?

— Что на судне нельзя буреть с капитаном…

— Правда? Только с ним?

— С тобой тоже.

— Отлично! — радостно заулыбался старпом. — Тогда сядь, будь добр, куда тебе сказано.

И когда шмыгающий разбитым носом мужчина опустился возле Тима на скамью, он почти неслышно шепнул:

— На судне нельзя, а на Эстере поспорим, грузилы тухлые.

А капитан как ни в чем не бывало продолжал собрание. Сам он, кстати, пил кофе. И ничуть при этом не морщился. Наверное, привык уже к гидропонному.

Сделав очередной глоток, он сказал:

— Значит так. Одной проблемой стало меньше.

— Проблема — это мы? — вырвалось у Тима.

— Ни хрена. Вы как раз решение этой проблемы, — широко улыбнулся Котомаров. — Да ладно, не ссыте вы, я же не зверь. Я вас всего лишь на корм другому зверю отдам.

Они со старпомом дружно заржали. Точнее, ржал капитан, а Лерон Сапов ему подхихикивал. Старпом вообще сейчас выглядел славным душкой, будто и не он только что походя сломал нос и выбил зуб нехилому мужику. Тим подумал, что с этим человеком нужно быть осторожнее, он совсем не так прост, как грозный на вид Пират. Который, отсмеявшись, наконец пояснил свою шутку:

— Я ведь уже говорил, что заказчиков на всех вас трое. Значит, надо всех вас тоже по трое поделить. Вот я эту дележку и начал.

— Но в чем все-таки проблема? — решил выяснить Тим, которому становилось все тревожнее. — Почему вы отделили от остальных нас… провинившихся?

— А в наказание, сынок, как раз в наказание, — грустно улыбнулся Котомаров.

— Но ведь тогда получается, — осторожно заметил кто-то из оставшейся шестерки, что вы этим наказываете и заказчика…

— А так и есть, — посмотрел на него кэп с оценивающим прищуром. — Кое-кого из наших заказчиков мы тоже хотим наказать.

И они со старпомом снова заржали.