Принц Модильяни

Анджело Лонгони, 2019

Мать звала его Дедо, друзья – Моди, а женщины – Принцем. Он прожил всего 35 лет – и это уже можно считать чудом: плеврит, тиф и неизлечимый в то время туберкулез не дали ему шанса. А он не собирался прикладывать усилий, чтобы хотя бы немного продлить свое существование. Он не хотел быть известным, не думал о деньгах, а упрямо жил так, как мечтал, – посвятив себя искусству. Он не подстраивался под моду, не принадлежал ни к одному течению, сам выбирал, с кем дружить и кем восхищаться. Он – Амедео Модильяни, неоцененный в свое время гений, а сегодня один из самых известных и популярных в мире художников. А это – биографический роман о его судьбе, его взглядах на искусство, его друзьях, покровителях и возлюбленных и, конечно, об уникальной художественной атмосфере Парижа начала XX столетия.

Возвращение

— Как это случилось?

— Мы не знаем.

— Он плохо себя чувствовал?

— У него был сложный период, дела шли плохо.

— Из-за этого не умирают.

Моя мать не может сдержать слез. Смерть ее любимого брата, нашего благодетеля дяди Амедео, застала ее врасплох, и теперь она в отчаянии. Маргерита тоже потрясена. Мои братья не в Ливорно, оба находятся по делам в Риме. Очевидно, что теперь будет меньше финансовой поддержки, на которую вся семья Модильяни рассчитывала в последние годы. Любовь, которая связывала мою мать и дядю Амедео, была всегда подлинной и бескорыстной. Для Маргериты, возможно, все немного иначе. После потери состояния отцом она полностью уповала на дядю, гарантировавшего ее содержание в будущем. Видимо, ни Гарсенам, ни Модильяни не сопутствует удача в бизнесе.

— Я полагаю, что дядя Амедео покончил с собой.

— Мама… что ты говоришь?

Моя мать смотрит на меня полными слез глазами.

— Он принял лекарства… снотворное.

— Ну и что?

— У него были долги.

Маргерита в нервном возбуждении поднимается с дивана и опрокидывает вазочку с цветами, вода проливается на стол. Мама встает и вытирает глянцевую поверхность дерева платком, уже и так мокрым от слез. Маргерита вне себя, она бессмысленно передвигается, как будто хочет поругаться с душой дяди Амедео.

— Почему? Почему это произошло? Что мы ему сделали? Как можно быть таким эгоистичным?

— Маргерита, успокойся.

— Ты не понимаешь? Мы остались одни. Одни!

— Мы не одни. У нас есть твои братья.

— Но у них семьи, они должны думать о женах и детях.

— Подумают и о нас тоже.

— Он был одиноким, его не связывали обязательства. Мы были его семьей.

— Он оставил нам то, что мог.

На этих словах я вмешиваюсь в разговор, чтобы получить объяснение:

— Что это означает?

— Он оставил нам деньги.

— Нам?

— Да. Несмотря на финансовый крах, он отложил деньги. Небольшое наследство. Для тебя и для нас.

— И для меня тоже?

— Да.

После такой сцены в исполнении моей сестры я инстинктивно отказываюсь от наследства.

— Возьмите все себе. Мне ничего не нужно.

— Амедео, об этом не может быть и речи…

Сестра тотчас вмешивается, перебивая маму:

— Почему «об этом не может быть и речи»? Зачем ему деньги? Нам всем надо на что-то жить.

— Я хочу исполнить желание своего брата.

— Твой брат умер.

— Он оставил деньги Дедо, и тот распорядится ими так, как захочет.

— А мы?

— Мы будет тратить то, что он оставил нам.

Маргерита ослеплена гневом и страхом.

— Знаешь, на что он их потратит? На путешествия, женщин…

— Перестань!

Мама подходит к ней в ярости — кажется, сейчас даст ей пощечину, — но сдерживается. Однако Маргерита не успокаивается:

— Почему в этой семье никогда нельзя говорить о Дедо? Бедняжка, о нем не следует говорить, потому что он страдал. Посмотри на него! Он кажется тебе страдающим? Он прекрасно себя чувствует, он стал мужчиной, у него полно сил… Ничто не мешает ему пойти работать.

Тишина. Никто не двигается. Маргерита произнесла слово, которое всех смущает, включая меня: работа. Я не знаю, как объяснить, что время, которое я трачу на изучение искусства, — это единственно возможный способ превратить мое увлечение в работу.

— Так я хочу работать.

Она ошеломленно смотрит на меня.

— Ах да? И с каких это пор?

— Я хочу заниматься своей работой.

— У тебя нет «твоей» работы. Ты ненавидишь обязанности, обязательства, ответственность, ты не хочешь гарантий в жизни, не думаешь о браке, детях, стабильности. Любой идиот так может жить. Придешь работать в нашу школу?

Я не отвечаю.

— Или эта работа недостаточно художественная?

— Я ищу свой путь.

— В твоем возрасте путь уже находят, а не ищут.

Мама выступает в мою защиту:

— Маргерита, если бы ты пыталась реализовать свою мечту, я бы постаралась тебе помочь.

— Какая неудача: у меня нет мечты. Я настоящая идиотка, которая думает, что работа — все еще единственный способ наполнить жизнь.

— Какая работа?

— Любая работа.

— Я не хочу заниматься любой работой.

— Как удобно! Но теперь все кончено. Не знаю, правда, понял ли ты это. Кто тебе даст денег, чтобы ты делал вид, что изучаешь искусство?

— Я не делаю вид.

— Тогда покажи мне свою картину.

Я не знаю, что ответить.

— Ты их все продал? Значит, ты разбогател.

— Нет, не продал, и я не разбогател. Я еще не знаю, кем хочу стать — художником или скульптором.

— Скульптором? Это новость. И где же твои скульптуры, которые ты создал в Венеции? В чемодане?

— Хватит!

Моя мать хочет положить конец этому подстрекательству, потому что чувствует, что я не намерен более позволять Маргерите обращаться со мной как с тупым и избалованным младшим братом. Моя сестра, напротив, не собирается останавливаться.

— Хватит? Почему же? Мы все должны чем-то пожертвовать, и он тоже. Больше нет его мецената, ясно?

Моя мать перестает плакать, и ее боль от смерти брата постепенно перерастает в гнев.

— Маргерита, я не позволяю тебе продолжать в таком тоне.

Я не хочу, чтобы у мамы была еще одна причина для страданий. Но Маргерита — безудержная фурия.

— Он не работает и учится, потому что строит иллюзии, будто ему будут платить за то, что ему нравится делать!

Я обдумываю слова моей сестры и полагаю, что они не лишены смысла.

— Нужно сделать так, чтобы работа была игрой. Искусство это позволяет.

— Вот видишь? Я не ошибаюсь. Ему нет дела до денег, он лишь хочет удовлетворить свои прихоти.

— Дедо был болен.

— Поэтому прихоти допустимы? Надеюсь, что в дальнейшем у него будет прекрасное здоровье, так у него появятся обязательства и ответственность, как у всех.

После этих слов Маргерита разворачивается и уходит, хлопнув дверью гостиной. Мы с мамой молча смотрим друг на друга.

— Дедо, не принимай ее слова близко к сердцу; она в отчаянии.