Принц Модильяни

Анджело Лонгони, 2019

Мать звала его Дедо, друзья – Моди, а женщины – Принцем. Он прожил всего 35 лет – и это уже можно считать чудом: плеврит, тиф и неизлечимый в то время туберкулез не дали ему шанса. А он не собирался прикладывать усилий, чтобы хотя бы немного продлить свое существование. Он не хотел быть известным, не думал о деньгах, а упрямо жил так, как мечтал, – посвятив себя искусству. Он не подстраивался под моду, не принадлежал ни к одному течению, сам выбирал, с кем дружить и кем восхищаться. Он – Амедео Модильяни, неоцененный в свое время гений, а сегодня один из самых известных и популярных в мире художников. А это – биографический роман о его судьбе, его взглядах на искусство, его друзьях, покровителях и возлюбленных и, конечно, об уникальной художественной атмосфере Парижа начала XX столетия.

Венеция

Мой друг Оскар — единственный, кто обращается со мной как со здоровым, — курит тосканскую сигару в носовой части вапоретто^[11]. Мы направляемся в Свободную школу живописи обнаженной натуры, куда мы поступили учиться.

Судно огибает береговую линию, на которой возвышается собор Санта-Мария-делла-Салюте^[12], перед взором моего друга открываются красоты Венеции — и мне доподлинно известно, о чем он сейчас думает. Его размышления подобны моим, когда я впервые побывал в Галерее Уффици: «Что я такого сделал, чтобы заслужить возможность увидеть все это?», — и далее — «Что я сделал плохого, чтобы теперь соизмерять себя с такой красотой?» и «Буду ли я когда-то способен создать нечто подобное?»

С тех пор как мы прибыли в Венецию, с каждым днем Оскар грустит все больше, и не только оттого, что чувствует себя посредственным художником. Его унижает финансовая зависимость от меня: я помогаю ему деньгами, он живет в моей комнате. Он не понимает, что я с удовольствием оплачиваю его присутствие здесь и совершенно не думаю о возврате этих денег. Мы оба — из Ливорно, оба — художники, друзья и соратники. Все делится пополам, без оценок заслуг и возможностей. Мы должны постигать, экспериментировать, ощущать величие искусства. Остальное — вторично. Все, что я вижу, становится интереснее, если я смотрю на это еще и глазами Оскара, если делюсь с ним своими рассуждениями, размышлениями, толкованиями. Его мнение заставляет меня рассуждать более глубоко и усиливает взаимосвязь моих мыслей и моего творчества. Оскар, хотя и спит на диване в моей комнате, напротив, чувствует за собой вину оттого, что не может разделить со мной расходы. Из-за его чувства гордости мне придется смириться с необходимостью расстаться с ним. Я знаю, что теперь — уже скоро. Если бы я был здоров и вся жизнь была бы впереди, с бесчисленными возможностями не подорванного страданиями бытия, пожалуй, я бы тоже был таким же гордым, как он. В моей ситуации я не могу себе этого позволить. Я должен быстро двигаться вперед, переходить от одного этапа моего художественного роста к другому, не создавая себе особых проблем.

Я приближаюсь к Оскару, стоящему в носовой части катера, и чувствую аромат тосканской сигары.

— Мне хочется, чтобы ты иногда улыбался.

Оскар смотрит на меня и улыбается, искренне и с наслаждением.

— Видишь? Я улыбаюсь.

— Я изумляюсь всякий раз, когда мы пересекаем Венецию на катере. Я задаюсь вопросом, как такое возможно — столько красоты в одном месте.

— Ты все время это повторяешь. Дедо, ты стареешь, ты прямо как моя бабушка.

Он смеется с очевидным намерением подшутить надо мной.

— Я всего лишь надеюсь, что ты сможешь всемерно насладиться городом.

— Кто знает, что обо мне подумают в Ливорно.

— О ком ты говоришь?

— Обо всех. В том числе о твоей матери.

— О моей матери? Она ничего не знает.

— Вот именно. Представь, если она узнает. Мать и дядя оплачивают твое пребывание в Венеции — и не знают, что платят и за меня тоже.

— Мы вдвоем живем на те деньги, которые я бы потратил один. Ты спишь на диване. Мы не живем как богачи. Оскар, это всего лишь деньги. Важно другое.

— Да, конечно: «Нам чужда буржуазная мораль…» — Он произносит эту фразу, передразнивая меня. — Ты всегда это говоришь.

— Да. Дружба художников стоит выше буржуазной морали. Неважно, кто находит деньги для нас двоих. То, что действительно имеет значение, — познание жизни.

— Я никогда не был буржуа. Я беден.

— Ты художник и труженик.

— Да, но бедный.

Оскар указывает на ветхую деревянную лодку в нескольких метрах от вапоретто. На палубе находятся три рыбака с морщинистыми, уставшими лицами. Они выглядят утомленными, практически больными.

— Видишь их? Я бы должен быть там, с ними. Там мое место.

— Оскар, эти рыбаки не умеют рисовать.

Это вызывает у него смех.

— Ты самый талантливый художник из всех, кого я знаю.

— Дедо, просто ты не знаешь других художников так, как знаешь меня. Я твой друг, ты меня любишь — поэтому и ценишь мое творчество. Я уверен, в будущем ты увидишь работы получше моих. Если бы не ты, я бы никогда не смог позволить себе приехать в Венецию. Ты же можешь пойти дальше, Венеция — только начало. Ты принадлежишь к другому миру, Дедо. А я не хочу уезжать из Ливорно. Я не чувствую, что гожусь для этого. Ты говоришь на французском как на родном языке. Ты привык общаться с состоятельными людьми, знаешь этикет, умеешь себя вести. Мой путь — внутренний, он состоит не из путешествий, а максимум из размышлений. Я не буржуа, но совершенно спокойно рисовал бы для них, если б мне платили. Я бы рисовал для кого угодно, лишь бы больше не чувствовать холод, запах рыбы и не работать в порту.

— Оскар, я чувствую себя одиноким.

— В этом твоя сила.

— Мне хочется, чтобы ты был рядом. Ты единственный, кто знает обо мне все.

— Посмотри на себя. Ты расцвел, ты чувствуешь себя лучше, чем я. Ты излечился.

— Эта болезнь неизлечима.

Оскар и правда говорит то, что думает. Он никогда бы не стал вводить меня в заблуждение. Впрочем, так и есть: туберкулез отступает, я чувствую себя хорошо.

— Дедо, знаешь, чего я больше всего боюсь? Что не смогу содержать свою семью.

— Какую семью?

— Ту, которая у меня будет. Сейчас у меня есть мать, потом будет жена, будут дети.

— А твое искусство?

— Мое искусство должно меня кормить — большего я не прошу. Это уже много, учитывая, с чего я начал.

Примечания

11

Вапоретто (итал. vaporetto) — речной трамвай, следующий по определенному маршруту и расписанию. Основной вид общественного транспорта в островной части Венеции.

12

Санта-Мария-делла-Салюте — венецианский собор XVII века, самый большой купольный храм в городе, возведенный в знак благодарности Деве Марии за избавление Венеции от чумы.