Планета Крампус. Роман

Анатолий Иванович Коридоров

В захваченном немцами Стругаже развернута секретная лаборатория. В ней над советскими военнопленными проводятся странные и бесчеловечные опыты. Доктор Отто Вернер, руководитель лаборатории, разработал методику изменения сознания и личности человека,. «Перепрограммированные» нацистами люди – идеальное «пушечное мясо» для передовой и агенты для внедрения в партизанский отряд.Найти и уничтожить лабораторию – эта задача объединяет усилия НКВД, фронтовой разведки и партизан в фашистском тылу.

25

Мотоцикл круто развернулся у Железки и встал. Мотоциклист, молоденький солдат, весело улыбаясь, спросил у стоявшего возле крыльца Алексея:

— Не по вашу ли душу прислали? Смотрю, вроде сержант. А мне сержанта и приказали привезти.

— Я младший сержант, — уточнил Алексей.

— А мне, — рассмеялся солдат, — без разницы. Лишь бы лычки были. Ну, тогда сидай, товарищ младший сержант, и попылим. Тут недалечко.

— Только мне во-о-н туда еще заскочить нужно, — показал Алексей на зданьице гостиницы на противоположной стороне площади, устраиваясь на заднем сиденье мотоцикла. — Вещи кой-какие захватить.

— Без проблем, — откликнулся солдат. И, добавив газку, рванул с места. — Держись, сержант. Эх, прокачу!

В одно мгновение они были у гостиницы. Алексей, завершив там все дела, вновь оседлал заднее сиденье, и мотоцикл помчал Алексея в полную неизвестность.

Проезжая Травниково, Алексей вспомнил вчерашнее происшествие с оперуполномоченным Страськовым. «Сдал я этих подонков по назначению, — подумал он, — и голова за них не должна больше болеть. Все. Тема закрыта».

Примерно через километр солдат остановил свой мотоцикл.

— Станция Мазай — приехали, слезай, — объявил водитель. — Дальше пешком. Но ос-то-ро-ж-ж-ненько. А то пристрелят невзначай.

— Что, уже вот тут… передовая? — удивленно спросил Алексей.

— Она самая, что ни на есть передовая. Передовей и не сыскать, — шутил веселый солдат.

Он откатил свой мотоцикл в тень, под раскидистую ольху, где стояли еще какие-то машины, и махнув рукой, мол, — за мной, пригибаясь побежал вперед.

Скоро они скатились в траншею и так же пригибаясь побежали по ней, сталкиваясь по пути с бойцами, которые им уступали дорогу.

Солдат остановился у землянки, вход которой был полузакрыт брезентом, и обернувшись к Алексею, сказал:

— Счастливо оставаться, товарищ младший сержант. Ежели понравилось, то как-нибудь еще прокачу.

— Спасибо, — ответил солдату Алексей. И оставшись один перед входом, он, собравшись с мыслями, глубоко вздохнув и спросив: «Можно?» — отодвинул край брезента.

— Заходи, — послышалось из глубины землянки.

Алексей ступил через порог и оказался в едва освещенном керосиновой лампой тесном помещении.

— Здравия желаю! — поприветствовал он находящихся в землянке людей, или может, одного человека — войдя со света в полумрак, он не мог разглядеть, кто тут есть.

— А, нашего полку прибыло! — подал голос офицер, сидящий за сколоченным из досок небольшим столом.

Алексей, чуть попривыкнув, разглядел на его погонах по три маленькие звездочки. «Значит, это и есть старший лейтенант Коломийченко!».

— Младший сержант Боровых, — представился Алексей. — Прибыл для прохождения службы в вашем подразделении.

— Ну, коль прибыл, будем служить, сержант Боровых, — бодрым голосом произнес старший лейтенант.

— Младший сержант, товарищ старший лейтенант, — внес поправку Алексей. Но Коломийченко не обратил на это внимания.

— Кто ты и что ты, мне известно, — сообщил он Алексею. — Подполковник Смоляков уведомил, и этого пока достаточно. Остальное служба покажет.

Старший лейтенант выглядел молодо. И даже очень. Он был чернобров, тщательно выбрит, и лицо его украшали густые, пышные черные усы. Видавшая виды форма на нем сидела щегольски.

— Ну, и самое главное, сержант Боровых, — Коломийченко оценивающе поглядел на Алексея, — ты определяешься в отделение старшего сержанта Ждановского. Кстати, он с минуты на минуту должен быть здесь, так что ты его можешь и подождать.

— Есть, подождать! — ответил Алексей. — А можно, я там, у входа в землянку подожду?

— Только будь осторожен, — предупредил старший лейтенант. — У нас на войне как на войне. Пули летают.

— Так это дело мне знакомо, товарищ старший лейтенант. Я ж воевал. И был ранен… Есть, быть осторожным, — козырнул Алексей, развернулся и вышел из землянки.

Вскоре с немецкой стороны начались обстрелы наших окопов и траншей. Помимо пулеметов и минометов неожиданно подключилась и тяжелая артиллерия. Разрывы снарядов, ложившихся то за пределами траншей, то перед ними, встряхивали землю так, что с брустверов осыпалась земля. Стоял неимоверный визг летящих снарядов и грохот их разрывов.

Под накатом из бревен и толстого слоя грунта было бы много безопаснее пережидать этот кошмар. Но делать нечего. Не возвращаться же. Нет, это не дождь, не вдруг обрушившуюся грозу переждать. Здесь такой поступок однозначно будет сразу же расценен как трусость.

Пробегавший мимо боец обратил на него внимание и посетовал:

— Не бережешь себя, браток. Тут без каски может так голову зашибить, что потом и не вспомнишь, как тебя зовут.

И скрылся за поворотом траншеи.

Артобстрел продолжался. Он длился еще минут десять. «Наверно, — подумал Алексей, — эта оказия случилась перед наступлением немцев. Обычное дело на фронте».

Мимо него, пригибаясь, едва скользнув взглядом, в землянку юркнул старший сержант. «Вот он, Ждановский», — догадался Алексей.

Немецкая канонада начинала уже давить Алексею и на уши, и на нервы. Нашел бы он свое место в этой круговерти, и ему не страшны были бы никакие артиллерийские, да хоть бы и танковые, атаки.

Совсем близко разорвался с грохотом снаряд, обильно осыпав Алексея и находящихся поблизости бойцов влажной, глинистой землей.

— Вот черти, — выругался один из них, отряхиваясь, — так и прибить ведь могут. Заварили кашу без масла. Ей и подавиться можно.

Пришлось стряхивать с себя землю и Алексею. Он снял скатку, тщательно вытряс ее, а потом стал ладонью очищать и гимнастерку. За этим занятием его и застал вышедший из землянки старший сержант Ждановский.

— Милости прошу к нашему шалашу, — прокричал он Алексею. Кивнул головой, мол, следуй за мной. И сгорбившись, на полусогнутых ринулся по закоулкам траншей.

Алексей, не успев надеть на себя скатку, с вещмешком и винтовкой за спиной, с автоматом на груди, опираясь на палку, так же пригнувшись, поспевал за Ждановским.

Наконец, похоже, этот марафон закончился. Ждановский сказал:

— Давай сюда, — и прошмыгнул в бревенчатую щель сбоку. Это тоже была землянка, но попросторнее той, где «квартировал» старший лейтенант Коломийченко, и много темнее. Света снаружи хватило, чтобы Алексей разглядел спартанское внутреннее убранство. Кроме тесных двухъярусных лавок или полатей, сколоченных из березовых жердей и закиданных соломой, посреди землянки были расставлены пустые ящики из-под снарядов. Они служили здесь, видимо, и табуретками, и столом.

Артобстрел стал глуше. Наверняка немцы вот-вот пойдут в атаку. Из обитателей землянки никого на месте не было. Значит, все на боевых позициях.

— Вот наши хоромы, — бодро произнес Ждановский. — Здесь обитает наше отделение.

Ждановский был молодым парнем, ладно скроенным, ростом чуть выше среднего, белокурый, с легкими, едва пробившимися усами. Алексей ревниво отнесся к тому, что этот, в общем-то, молодой парень — уже старший сержант. А он, Алексей, постарше будет, а вот — все еще только в младших ходит.

— Обитаем тут, — пояснил командир отделения, присев на край одного из ящиков, — но только все вместе разом мы не собираемся. Не приходится.

Вдруг он хлопнул по колену и воскликнул:

— Вот ведь дубина бестолковая. Балаболю, балаболю… А с человеком и не познакомился. И протянул руку:

— Ждановский. Андрей.

Представился и Алексей.

— Так я о чем толкую, — продолжил Ждановский, — взвод у нас, я говорю, небольшой. Всего четыре отделения. И отделения небольшие — до двенадцати человек. Эти дни землянку временно занимаем мы. Воюем вместе со всем полком. А другое отделение, что квартировало здесь до нас, нынче на задании. И третье отделение на задании. А четвертое отделение, можно сказать, на тренировочном полигоне. Отрабатывают отдельные приемы рукопашки, метают ножи, стреляют… ну и прочее. Кроме того, у них есть… банька. А это, друг мой, самое главное. Эх, банька… — сладостно протянул Ждановский. — Ничего, подойдет и наш черед. И мы попаримся. — Ну, а пока, — хлопнул он по плечу Алексея, — располагайся здесь, как говорится, — будь как дома. У нас ребята веселые, заводные. Да сам увидишь.

Ждановский встал. Подошел к лежакам, закиданным соломой и показал на один из них:

— Это будет твое местечко. Располагайся. А я побегу. Мне своих орлов поглядеть надо, — с озорной озабоченностью сказал Ждановский и растворился в бревенчатом проеме, как будто его здесь и не было.

Алексей едва успел разложить на указанное ему Ждановским место немудрящий скарб — скатку, вещмешок, винтовку и автомат, — как послышались пулеметные и автоматные очереди, отдельные винтовочные выстрелы. «Значит, — подумал Алексей, — началось. Немцы все-таки пошли». Выбрав из двух видов оружия, имевшегося у него, винтовку, вынув из вещмешка еще пару обойм с патронами и сунув их в карманы, он выбежал из землянки и, далеко не ходя, пристроился тут же, положив на бруствер свою винтовку.

Рядом с ним слева расположился пулеметный расчет. Алексей увидел мелькающие фигурки немецких солдат, приближавшихся к нашим траншеям. Он пригнул голову к винтовке и взял на прицел одного из множества бегущих солдат. Выбрал: вот этот… Молодой… Видно, что молодой… Худой… Но прыткий, ишь как торопится и палит из своего автомата…

Алексей прицелился и выстрелил. Немец споткнулся, взмахнул рукой, как бы прощаясь с кем-то, другая рука безвольно опустилась вместе с автоматом, держась за его заднюю короткую рукоять. Убитый упал вперед, лицом в землю, подчиняясь инерции.

После первого удачного выстрела он перевел прицельную планку на другую фигуру. Прицелился. Сумел разглядеть, что это был грузный мужчина, ступавший хоть и поспешно, однако тяжело. Алексей нажал на курок. Немец как ждал, что в него вот-вот выстрелят и обязательно попадут. Он встал, как бы прислушался сам к себе и, что-то выяснив или поняв, согласно осел мешком, а затем медленно, как бы нехотя, завалился на спину.

Алексей стрелял и стрелял. Вложил в магазинную коробку следующую обойму. Себя он мог с чистой совестью похвалить — не сделал ни одного промаха. Все пули, посланные им во вражеских солдат, достигли своих целей.

Из соседнего окопа послышался разговор бойцов пулеметного расчета. По-видимому, у них образовалась небольшая пауза в связи с перезарядкой ленты.

— Их никак нельзя допускать к траншеям ближе двадцати, пятнадцати метров, — говорил один. — Ежели ближе допустим, нас ведь гранатами закидают, гады, так-перетак.

— А мы и не подпустим, Никола. Патроны-то еще есть? — отозвался другой.

— Есть мал-мал. Да вот гранат штук пяток. Надо бы гдей-то ишо пошукать. Ишь как прут, так-перетак.

— Да ничего, не бойсь. Соседи подсобят. Мы тут не одни, — успокоил один другого.

И пулемет вновь застучал, после непродолжительного перерыва.

Атака была отбита. Немцы откатились назад, в свои окопы. Правда, было совершенно неясно — надолго ли?

Бойцы пулеметного расчета, заметно подуставшие, но довольные выполненной работой, смогли теперь закурить.

— Ну что, браток, передохни покуда, — обратился к Алексею один из них. — Присоединяйся. Покурим на троих. Ты небось из разведчиков? Мы тут ненароком видели, что ты с их сержантом шушукался… Новенький, что ли?

— Да, — подтвердил Алексей догадку пулеметчика. — Недавно зачислен в разведвзвод.

— Боевые хлопчики в вашем взводе, ничего не скажешь, — одобрительно сказал пулеметчик. И показал рукой вдаль, за изгиб траншеи.

— А они во-о-он там все гуртуются. И сержант к ним подался. А ты, видать, поотстал…

— Осваиваюсь.

— Понятно, — глубоко затянувшись, подытожил пулеметчик. Второй номер расчета молча курил и только внимательно из-под каски рассматривал Алексея. Но вот осмелился и он вступить в разговор.

— И вчерась, и седни я наблюдаю вот… — прокашлявшись, хриплым голосом сказал он. — Немец как немец пошел. По всем статьям на людев похож. И несмелай, и робкай, и осторожнай, черт… На рожон шибко-то не лезет. А вот третьего дни, помнишь, Иван… Ух, и дикой народ был. Рожи от злобы перекошенные. Под пули лезли… Страха не чуяли, так-перетак. Ну, думал, ежели не остановим, ввалятся в наши траншеи, зубами загрызут. Зверье, натурально, так-перетак…

— Это да, — подтвердил пулеметчик Иван. — От их вида и наглости, с какой они перли на нас тогда, у меня инда коленки задрожали, честное слово. Вот — подумал тогда — истинно сила нечистая. Даже перекрестился пару раз. Ну… а что ты думаешь. Так валились на нас, инда внутри все захолонуло. Ох, до чего ж люты фрицы были! И это еще, считай, на расстоянии. А ежели б допустили… Тьфу, пропастина, — сплюнул себе под ноги пулеметчик. — Не приведи господи с такой нечистью в рукопашной схватиться.

— А ведь неделю назад или чуть поболе, помнишь, Иван, — вновь вступил в разговор второй номер пулеметного расчета Никола, — эти ребята, разведчики, тоисть, приволокли одного такого…

— Да не, — не согласился с Николой Иван, — тоды тоже, конечно, разведчики, но другие ребята были. Со старшиной Ямчуком. Я точно помню.

— Можа быть, Иван. Можа быть. Я ить спорить не стану. Но дело-то в главном. Оне, стало быть, языка приташшили из-за линии фронта. А тот, как раз вот таким диконьким и окажись, так-перетак. Коды очнулси, так разошелси… куды там. Вчетвером оне его еле угомонили, скрутили-повязали по рукам и ногам…

— Но само-то главно что вышло… Энтот фашист-от вроде как нашим окажись. Вот ведь что! — подхватил Иван. — Его один из наших бойцов признал. «Дак энто же не немец никакой», — вскричал он, случайно глянув на лицо немца. «Энто же, — затвердил он тоды, — парень такой-то из нашей, мол, деревни. Чем хошь поклянусь, мол, — он». И забрали, увезли немца. Видать, разбираться с ним будут, что да как.

Алексей внимательно слушал мужичков-пулеметчиков и внутренне улыбался. Он-то уже догадался, о каком пленном «русском немце» шла речь, но о встрече с ним умолчал, посчитав: ни к чему попусту языком трепать.

Немцы, провалив атаку, огрызались из своих траншей редкими короткими пулеметными и автоматными очередями. Иногда слышались одиночные выстрелы. Но, похоже, что вновь подниматься в атаку желание у них иссякло. Решили себя на сегодня поберечь.

— Дымом от вас как из кочегарки, — послышался вдруг рядом густой низкий голос. Подошел средних лет мужчина с уставшим взглядом и давно не бритыми щеками.

— От вашего табака аж нижняя селезенка верхних дыхательных путей пухнуть начала, — продолжил небритый, окидывая всех немигающим взглядом светлых неулыбчивых глаз. — А кисет, как назло, пустой… Третий день, кажись. Не богаты ли вы табачком?

— Во, подъехал, — улыбнулся Иван. — Не богаты. Но поделимся.

И, вынув из кармана кисет, протянул его подошедшему бойцу со словами:

— Кури, земеля, чтоб селезенка пузырем не вздулась.

Подошедший, сворачивая цигарку, заметил:

— Вот, сделали немцам еще одну оттяжку. А далее-то чего, а, мужики?

— А так и будем их оттягивать до поры, — пожал плечами Иван.

— До поры… До какой поры? — чиркнув спичку и раскуривая свернутую цигарку, бросил подошедший.

— Да покудова силов не подкопим, — высказался Никола. — А вот коды подкопим, тоды ужо и ухнем.

— Подкопим силы… — рассудительно повторил за Николой подошедший. — Пока копим, тут как бы последние не растерять. Вон у нас после этой атаки двое убитых и четверо раненых. Это как?

Алексей молча слушал эти простые, незлобивые, но возникающие не без повода рассуждения о насущных проблемах боевой жизни.

— Ладно, пока немцы на нас с танками не лезут, — сделав глубокую затяжку, проговорил подошедший. — А то бы нам ох как тяжко было.

— Это да. С пехотой еще, слава богу, управляемся. А вот с танками-то пришлось бы попыхтеть, — согласился Иван. — А, опять же, откуда тут немецким танкам взяться? Там, за их позициями, сплошные непролазные болота. По ним никаким танкам досюда не пробраться. Я даже удивляюсь, как они сюда пушки притащили.

— Но ведь рвутся взять Русьву. И для этого они, вот погоди, сюда и танки, и еще черт знает чего понатащат, — убежденно и твердо заявил подошедший.

— Шут его знат… — протянул Никола. — Ох, не дай бог.

Показалась группа разведчиков во главе со старшим сержантом Ждановским.

— Что, кормежка была, нет? — спросил курильщиков старший сержант. — А то мы после запарки с немцами ух какие злые и голодные, — воскликнул он, смеясь.

— Эх, и зарядил ты, товарищ сержант, — с наигранным огорчением произнес Иван, — у меня в животе от твоих слов аж голод по всему фронту в наступление пошел. И сдержать нечем.

— Что, даже и сухариков нам не подкинули? — удивился Ждановский. — Как до ночи-то кантоваться будем?

— Да как обычно. Водички попьем, да покурим, да поясок потуже затянем…

— Эх, пехота… — воскликнул Ждановский, — сколь поясок не затягивай, а жрать охота. — Ну да ладно, тогда знакомиться будем. И кивнув в сторону своих бойцов, сказал:

— Это вот гвардейцы нашей команды, то есть нашего отделения.

И тут же уточнил:

— Но это только половина. Другая половина вон ту высотку, — махнул он рукой в ту сторону, откуда все они прибыли, — сторожить осталась. Нам ее приказали беречь как зеницу ока.

Алексей еще раньше, когда поглядывал в ту сторону, приметил это возвышенное место, на вершине которого дымились развалины разрушенного немцами дома. Траншея, уходившая отсюда вдаль, как бы упиралась в эту высотку, но на самом деле лишь делала резкий поворот перед ней и огибала ее спереди. Там, как оказалось, и защищало ее отделение Ждановского.