И тут пришла беда

Анастасия Уварова (2024)

После долгих лет, проведённых в солнечном Валиоре, Евсей возвращается на родину — в далёкую Белию, полную нежити и чудес, где обитают языческие боги. Он давно потерял веру в людей, и его спасение — в боге. Вместе с учителем он собирается нести слово Калоса в эти дикие земли… И всё шло хорошо, пока на языческом празднике учитель Евсея бесследно не исчез.

Глава 7

*

С самого утра в доме посадника воцарилась суета. По лестнице то и дело топотали чьи — то ноги, слышался звонкий смех и заковыристые ругательства, а снизу доносились ароматные соблазнительные запахи.

Ближе к обеду к ним в горницу зашёл сам Святослав Гневич. Встал, звонко цокнув позолоченными каблуками, поправил медную фибулу на роскошном ярко — алом плаще и окинул их с учителем пристальным взглядом с головы до ног.

— Что, прямо так на пир собрались?

Учитель удивлённо приподнял руку, вглядевшись в рукав простой рубахи.

— Неужели всё так плохо? — Неловко улыбаясь, спросил он. — Эта одежда справно служила мне на протяжении всего путешествия.

— Вот именно! — Воскликнул Святослав Гневич, воздев руки к потолку. — Целое путешествие, и он вздумал так явиться на проводы Матери Жребы! Нет уж, друг мой, мы тебя принарядим, да так — все девки вприпрыжку побегут, роняя юбки!

— Вот уж чего не надобно, — смущённо посмеялся учитель, — мне не по сердцу обижать прекрасных дев отказами.

— Так не отказывай! — Посадник весело приобнял учителя за плечи. — А то знаю я вас, праведников — на словах колючка, а на сердце — липучка.

— Я бы предпочёл, — учитель аккуратно вывернулся из — под его руки, — чтобы ты не сообщал о своих знаниях всем окрестным прелестницам. Ты же не хочешь втянуть меня в неприятности?

— Не хочешь — как хочешь, — Святослав Гневич шумно хлопнул руками по бёдрам, — даже без ночи любви на пире можно славно повеселиться — уж я — то постарался! Все скоморохи знают, что, если каждый гость не будет хохотать до упаду, я ни медяка им не заплачу! А угощения какие будут! — Он растянулся в улыбке и зажмурился, словно уже чувствовал вкус праздничных блюд. — Только успевай рот открывать. Но, — посадник сурово погрозил им пальцем, — каждый уважающий себя Белиец знает — на пир нужно явиться в лучшем виде, иначе Мать может и обидеться. Она, как — никак, женщина, а все они любят красивые одёжки. Вот я, когда к Радомиле сватался…

— Умоляю, — простонал учитель, — я слышал эту историю без малого сотню раз, и беспамятством я не страдаю!

— Ладно — ладно, — притворно надулся посадник, — ругай меня, горемычного, только оденься прилично.

Когда он вышел из комнаты, Евсей, наконец, сумел спокойно дышать.

— Он нарочно тебя смущает? — Буркнул он. — Кажется, это доставляет ему большое удовольствие.

— Нет, конечно, — учитель поднялся и потянулся, — такой уж он человек. Пойдём, что ли, глянем, что он нам приготовил?

Вот уж в чём, а в жадности упрекнуть воеводу у Евсея язык бы точно не поднялся — праздничную одежду, которую им выдали, не стыдно было надеть и в княжеские хоромы. Учитель, посмеиваясь и с любопытством щупая ткань, обрядился в тёмно — синий кафтан с серебристой вышивкой и тёмно — бордовой оторочкой по рукавам и вороту. На ногах у него красовались высокие чёрные сапоги с серебристой тесьмой по краям голенищ, на голове — шапка, обитая мехом по краям. Евсею же достался длинная свита с отложным воротником и костяными пуговицами.

— Другое дело! — Воскликнул увидевший их Святослав Гневич. — Ну, теперь можно и на пир честной отправляться.

В этот большой, шумный праздник ворота, ограждавшие детинец, были распахнуты настежь, и внутрь пёстрой толпой тянулись люди — от знатных дружинников, сидевших за одним с посадником, до самого последнего нищего. Все сегодня были равны, всем полагалось славное угощение.

Длинные деревянные скамьи тянулись вдоль столов, накрытых кружевными скатертями, на которые каждый ставил небольшое угощение, которое полагалось принести с собой — от краюшки чёрствого хлеба, до жирного жареного вепря, которого с гордостью водрузил в центр сам посадник. Повсюду прыгали и плясали скоморохи, звенели бубны и раздавались весёлые разговоры, крутились вокруг столов кошки с независимым и гордым видом, и прыгали, поглядывая на лакомства, самые разные голодные птицы — от маленьких пугливых воробушков до грозных чёрных ворон. День стоял погожий и солнечный — на ярко — голубом небе не виднелось ни тучки, и солнце золотило пожелтевшие листья деревьев. Неподалёку от ворот на большой ровной поляне сходились добрые молодцы в богатырских гуляниях — боролись на кулаках, хвалились умением мечами, стреляли из луков. Приглядывали за всем этим идолы, искусно вырезанные и расписанные алой краской, выстроившись полукругом неподалёку от шумного человеческого пиршества. После того, как насытятся люди, настанет его время умилостивить богов. Пока же к трапезе никто не приступал — было время для разговоров и песен, танцев и знакомств.

Евсей стоял в отдалении, под сенью оливково — зелёной ели, перекинувшей свои густые лапы через чей — то забор, и пристально наблюдал за молодыми парнями и девушками, лихо отплясывавшими под звуки жалеек и гудков.

Мимо него крадучись прошмыгнул учитель, сперва даже Евсея не заметивший.

— Погоди! — Кинулся тот за ним вслед. — Куда же ты?

Учитель вздрогнул, но обернулся и, встретившись глазами с учеником, расслабил напряжённые плечи.

— Кошель забыл, представляешь? — Пожаловался он Евсею. — У всех на виду возвращаться не хочется — подумают ещё, что я их за воров считаю… А мне без него пусто, словно я руку в доме оставил.

Евсей кивнул. Учитель вдруг подозрительно прищурился.

— А ты чего тут стоишь, а не с остальными?

— Ну его, — буркнул Евсей, — как есть сядут, так и пойду.

Учитель подошёл и мягко приобнял его за плечи.

— Не нужно стесняться, — ласково сказал он, — ты не просто приезжий проповедник, а друг самого посадника, гость на их большом празднике.

— Да не стесняюсь я, — воскликнул Евсей, — просто… Как — никак, всё же языческий праздник. Это грешно.

— Вовсе нет, — с улыбкой покачал головой учитель, — мы же не станем поклоняться их богам. Нет ничего зазорного в том, чтобы в столь прекрасный солнечный день от души повеселиться. Ты же не станешь вести себя распутно? — Учитель лукаво подмигнул ему.

— Что ты? — Оскорблённо ахнул он.

— Ну вот, — учитель отстранился, — сходи, послушай музыку, спляши, заведи с кем — нибудь знакомство. Калос не запрещает радоваться, а ты ещё так молод — тебе самое время поглядеть на народные гуляния.

— Ладно, — с сомнением протянул Евсей, — возвращайся только поскорее. Не хотелось бы оставаться одному…

— Я мигом, — подмигнул ему учитель, — если кто спросит — ты знаешь, как меня найти.

В самом сердце гуляний было так шумно, что с трудом можно было расслышать даже собственные слова. Евсей неловко лавировал среди оживлённой толпы, стараясь ни с кем не столкнуться, и отчаянно стесняясь. Пару раз его уже попытались втянуть в хоровод, а один скоморох зазывал в какую — то странную игру, но Евсей каждый раз ускользал. «Ну зачем я согласился пойти? — Мучительно раздумывал он. — Посидел бы до начала пира в тереме…»

Неподалёку от музыкантов, бодро терзающих струны гудков, весёлой стайкой разноцветных пташек сгрудились, пересмеиваясь и беззаботно о чём — то болтая, прекрасные девушки в богатых нарядах. Среди них Евсей разглядел знакомое лицо, обрамлённое золотом пушистых волос. В этот раз их почти полностью закрывала нежно — голубая фата, словно сотканная из утреннего тумана, что была призвана защищать незамужних девушек от злых духов. Приглядевшись, он нахмурился — казалось, другие девушки не спешили с ней заговаривать, и косились с какой — то гадливостью… В душе его проклюнулся росток сочувствия. Уж он — то прекрасно знал, что такое быть изгоем… «Она этого не заслужила, — беспомощно подумал он, — она была так добра и приветлива — за что с ней так обходятся?».

Медовые глаза рассеянно скользнули по толпе и остановились на нём. Забава смущённо приподняла уголки губ и легонько махнула рукой. Евсей растерянно кивнул в ответ, и ему досталась ещё одна мягкая солнечная улыбка, и она вновь повернулась к девушкам, рассеянно прислушиваясь к их разговору — двое из них не на шутку разошлись в ожесточённом споре. Приглядевшись, Евсей с удивлением понял, что Дарёны среди них не было. Кажется, он и вовсе не видел её с самого утра.

— Эй! Господин Евсей!

Евсей торопливо обернулся. К нему шагала девушка — прямая, гордая, льдисто — холодная, а перед ней толпа немедленно расступалась, торопливо разбегаясь в разные стороны. Когда она подошла ближе, Евсей внимательно оглядел её — худая, как щепка, с тонкими руками и острыми скулами, слегка горбатым носом и плотно сжатыми тонкими губами. Почти бесцветные голубые глаза смотрели строго и внимательно, чем — то напоминая взгляды строгих учителей в Бонуме, и Евсею немедленно захотелось сжаться под ним. Приглядевшись, Евсей понял, что его так смущало в её облике — обережные знаки, вышитые на одежде, были совершенно не те, что носили простые люди… «Ведьма!», — тут же вспыхнуло в голове у Евсея.

До пояса спускалась русая коса… Нет, две косы, как полагалось носить невестам. Стало быть, не просто ведьма — просватанная ведьма. Да, вон и в ушах позвякивали серьги — змеи, сверкая хризолитовыми глазками, под цвет изумрудно — зелёного сарафана, выглядывавшего из — под епанчи. Это кто ж не побоялся?

Ведьма сурово зыркнула по сторонам, и людей, с любопытством косящихся в их сторону, будто ветром сдуло.

Внимательно оглядев его с головы до ног, ведьма скрестила руки на груди и спросила:

— Ты ученик Агафона Мисерикордского?

Евсей напрягся. На секунду захотелось солгать, но он не посмел — она ведь всё равно узнает, а ему совсем не хотелось в первый же день впасть в опалу у местных ведьм. К тому же, за его спиной стоял господин посадник с дружиной, и — они же не дадут учителя в обиду?

— Я, госпожа, — ответил он, склонив голову в знак уважения, — чем могу помочь тебе?

— Ярина Вадимовна, которую вы, чужеземцы, зовёте Огненной ведьмой, желает поговорить с твоим учителем. Где мне найти его?

Где — то в животе у Евсея завозился холодный червячок страха.

— Учитель вернулся в хоромы господина Святослава Гневича, — медленно проговорил он, — но скоро должен вернуться.

— Славно, — кивнула она, — передай, что я буду ждать его.

Она круто развернулась на каблуках расшитых драгоценными камнями башмачков и собиралась пойти прочь, когда Евсей окликнул её:

— Прости, госпожа…

Она обернулась, с неудовольствием уставившись ему в глаза. Евсею стало неловко.

— Прости моё любопытство, — повторил он, — но что твоей госпоже нужно от моего учителя?

— У Яры дело к Агафону Мисерикордскому, — повторила она медленно, словно для неразумного дитяти, — а не к его ученику, Евсею. Спросишь после у своего учителя — если захочет, расскажет.

К щекам Евсея прилил жар, но он заставил себя успокоиться.

— Как прикажешь, госпожа, — ответил он и поспешил прочь.

После разговора оставалось неприятное, склизкое чувство, словно он наживую проглотил жабу — казалось, что он предал учителя, отдал его в руки врагов. «Нужно отвлечься, — сказал он себе, — даже думать о ней не хочу».

Он шагал, угрюмо опустив голову и глядя себе под ноги, а потому не заметил, как случайно столкнулся с кем — то. Евсей мгновенно вскинул руки, удерживая налетевшего на него человека от падения, и ощутил под ладонями мягкую ткань фаты, разметавшейся по плечам. Подняв голову, Евсей встретился взглядом с перепуганными глазами пойманной лани — знакомыми глазами. Он тут же отдёрнул руки.

— Прости, госпожа, — виновато протянул он, — я не смотрел, куда шёл.

— Что ты, — смущённо отозвалась Забава, заворачиваясь в фату до самых глаз, — это я виновата — я тебя искала.

Евсей настороженно подобрался.

— Случилось что — то? — Осторожно спросил он.

Забава многозначительно округлила глаза и слегка кивнула головой в сторону.

— Не могла же я оставить дорогого гостя в одиночестве, — невинно прощебетала она, — нужно всё тебе показать, обо всём рассказать! Пойдём, на игры поглядим!

Она шагнула в толпу, просачиваясь через неё, словно весенний ручеёк, и Евсей обречённо посмотрел ей вслед. Голова гудела от непривычного шума, в глазах рябило.

Он поспешил за Забавой, которая ловкой рыбкой проскальзывала между скоморохами и торговцами, что и тут спешили получить барыш, между хороводами и дружинниками, под шумок передающими друг другу загадочного вида чашу и по очереди к ней прикладывающимся. Наконец, она замерла — неподалёку от той самой поляны, на которой недавно стоял шум доброй кулачной драки — как оказалось, она уже закончилась, и теперь парни, к которым присоединились и красные девушки, развлекали себя по — другому.

Вдоль поляны растянулся широкий коридор из переплетённых человеческих рук, в который с задорным воплем врезался удалой молодец в алой рубахе — и взлетел, подбрасываемый руками товарищей.

— Это… чего такое? — Ошарашенно спросил Евсей.

Забава хихикнула.

— Это игра такая, вишенка, — пояснила она с задорной улыбкой, — гляди, сейчас целоваться будут!

И верно — парень — «вишенка» ловко соскочил с рук и впился жадным поцелуем в охотно подставленные губы под одобрительный гул толпы. Евсей дёрнул плечом — при княжеском дворе он почти безвылазно сидел в отведённых им покоях и такого разгула не видал, а в Валиоре — и того подавно. Это казалось странным, смущающим, а ещё — очень интересным — то, о чём он раньше мог прочесть лишь в книгах, теперь наблюдал своими глазами. «Кажется, я понимаю, что учитель в этом находит, — подумал он, — поглядеть здесь в самом деле есть на что… Особенно, если самому в толпу не лезть».

— Господин Евсей, — серьёзно позвала его Забава, и он вмиг вернулся с небес на землю, — ты не подмумай, я не из праздного любопытства спрашиваю… Не мог бы ты — если это не секрет, конечно, — поведать мне о том, что сказала тебе Велимира?

Евсей молчал, стараясь собраться с мыслями, и она неловко продолжила:

— Ну, та… девушка, темноволосая, с серьгами — змеями.

— Ученица Огненной ведьмы, верно? — Спросил он и, дождавшись кивка, встревоженно продолжил. — Я думаю, не совершил ли я большую ошибку, заговорив с ней?

— Что ты, что ты! — Замахала руками Забава. — Ни её, ни госпожу Ярину Вадимовну бояться не стоит — мы от них зла не видели, напротив, выручали нас столько раз! В последние годы засуха стояла, только благодаря им многие выжили! Ярина Вадимовна — лекарь всем на зависть, она, вон, Дарёну с того света вернула, когда та ещё в младенчестве была…

Евсей недоверчиво мотнул головой.

— Что тебя тогда так обеспокоило, госпожа? — Спросил он, стискивая в небольшом мешочке, висящем на поясе, знак Калоса.

— Просто… — Окончательно смутилась она, — они испокон веков к нам на праздник не приходили. У нас — свои проводы, у них — свои. И тут вдруг ни с того, ни с сего, появляется она, и прямиком к тебе — приезжему, иноверцу. — На её лице вдруг появилось беспокойство. — Она же ничего плохого тебе не сказала? Я гляжу — ты идёшь, словно в воду опущенный…

«Ой, неспроста она меня спрашивает, — подумал настороженно Евсей, — у самой — то вон, глаза бегают — уж не задумала ли чего? Если б всё так просто было, она б ко мне даже не подошла».

— Ей до меня дела не было, — осторожно проговорил он, — она искала кого — то другого. Спросила, не видал ли я его, но я такого человека даже не знаю.

На секунду она обрадовалась, но сразу после брови её сошлись, и в глазах появилась задумчивость.

— Ладно, — приободрилась она, вновь приняв благодушный и радостный вид, — хорошо, что она тебя не обидела.

Несколько мгновений они стояли молча.

— Ты, госпожа, мне праздник показать обещала, — Промолвил он, дивясь собственной смелости, — будет жаль, если мы сейчас разойдёмся.

На её щеках медленно разлился нежно — розовый румянец.

— А ты хочешь, господин? Ты выглядел так, словно тебе не по душе все эти гуляния, я побоялась, что тебе они в тягость… Я ведь просто испугалась — и за тебя, и за всех нас, думала — вдруг что серьёзное случилось?

Евсей обернулся к ней лицом и поклонился в пояс.

— Буду рад прогуляться с тобой, — серьёзно проговорил он, вглядываясь в напуганно — удивлённые глаза, — одному мне в самом деле было неловко — я ведь никого здесь не знаю, обычаев ваших вживую не видал. Но теперь — не боюсь. Ты ведь не дашь меня в обиду, госпожа? — Спросил он с неловкой улыбкой.

— Ах! — Покраснев ещё сильнее, Забава прижала руки к груди. — Конечно, гость дорогой! Уж я тебе постараюсь угодить. Печальным с проводов матери ещё никто не уходил!

Она в раздумьях подняла глаза к небу, перебирая руками край фаты.

— Что бы тебе показать такого… — Протянула она.

Снизу вдруг как — то странно зашумели. Евсей перевёл глаза на поляну, и понял, что вся толпа, что недавно развлекалась играми, двинулась к ним. Вёл их тот самый парень, «вишенка», и его хищно поблёскивавшие глаза смотрели прямо на Евсея.

— Забава, — в испуге позвал он, — что это?

— Ой, — тихо воскликнула она, переведя взгляд на них и вдруг весело хмыкнула, — вот развлечения сами и подоспели.

— Что? — В панике воскликнул Евсей.

— Если что, — повернулась она к нему с немного настороженной, но ласковой улыбкой, — помни, что это всё — игра, хорошо?

Не успел Евсей спросить, что она имела в виду, как их накрыла людская волна, гомонящая и звонко хохочущая, рубахи и сарафаны замелькали перед глазами разноцветными пятнами. Евсей и сам не понял, как его оттеснили от Забавы, и даже её приметная фата скрылась за алыми, синими и белыми спинами.

Толпа перед ним вдруг замолкла, расступилась, и перед растерянным Евсеем оказался «вишенка», сложивший руки на груди и растянувший губы в хитрой улыбке. Теперь Евсей мог разглядеть, что рубаха на парне одета наизнанку, тёмные волосы опоясывает венок из спелых колосьев ржи, а по лицу тянутся длинные зелёные полосы.

— Так — так — так, — издевательски протянул он, наклонившись ближе, — что тут у нас?

Какие — то девчонки за руки втащили в опустевший круг Забаву, и у Евсея немного отлегло от сердца. Вряд ли они всерьёз собирались навредить на празднике дочери купца — и купца, судя по всему, весьма небедного.

Парень приблизился к Забаве и осторожно взял её за плечи.

— Ну здравствуй, Забава Твердятична, — сказал он, хищно облизываясь, — вот ты и попала в мои сети! Ох, не стоило тебе сюда ходить, не стоило тебе на нас глядеть… Теперь моей станешь!

Парни и девушки вокруг одобрительно заулюлюкали, завертелись трещотки.

— О нет, злобный змеиный царь, — протянула она, глядя на Евсея, будто пытаясь ему что — то сказать, — мой жених спасёт меня!

— Пусть только попробует! — Воскликнул «змеиный царь», сотрясая в воздухе кулаком. — А ну — держите её!

К ним тут же подскочили несколько парней и девушек и увлекли Забаву назад, крепко схватив её за руки, будто в самом деле боялись, что она сбежит. Парень же развернулся и торжественно прошествовал к Евсею.

— А ты кто такой? — Нахально спросил он.

— Евсей. — Ответил окончательно смутившийся Евсей.

«Змеиный царь» взглянул на него с недоумением, обернулся, поглядев на своих верных товарищей, но те тоже лишь пожали плечами.

— Нет, — сказал он наконец, — там не так было.

— Прости, Баженушка, — тихо позвала его Забава, — он нездешний, приезжий.

— А! — Обрадовался тот. — Так это ж ещё лучше! Мы в нашем старом добром городище всегда гостям рады, а, ребята? — Повернулся он к жадно внимающей толпе.

— Рады, рады! — Загомонила та на все лады.

— Значит, так. — Он ткнул пальцем в Евсея, пытавшегося съёжится под пристальным вниманием многочисленных глаз. — Я — змеиный царь, и я краду у тебя возлюбленную невесту — нуа ты, понятно дело, как справный богатырь, должен её спасти. Всё понял?

Евсей растерянно кивнул.

— Ну тогда… — Довольно сощурился парень. — Тащи её!

Всё вдруг сорвалось с места, закрутилось, завертелось. С довольным кличем добрые молодцы потащили Забаву вниз, к поляне, и Евсей, недолго думая, пустился им вдогонку.

Он бежал, поскальзываясь на осенней грязи, цепляясь за пожелтевшую траву и мелкие кусты, и чудом не упал по дороге. На секунду Евсей замер, пытаясь разглядеть пушистые золотые косы под облаком фаты, но люди словно нарочно мелькали перед ним, путая и сбивала с толку. Он хотел было обойти их стороной, но тут же дорогу ему перегородила девушка, точно выросшая из земли.

— Здравствуй, милый, — улыбнулась она, проведя ладонью по длинным, ярко — красным бусам, — к чему тебе эта девка? Пойдём гулять со мной, я веселее!

— Извини, — неловко буркнул Евсей, попытавшись её обогнуть, — мне нужно идти…

— Ну уж нет, — усмехнулась она, на давая ему пройти, — ты останешься с нами…

И когда он в очередной раз попытался обойти её, он оказался в сомкнутом круге. Хоровод из чёрных, светлых, рыжих кос медленно закручивал его в свой водоворот. Он растерянно кидался из стороны в сторону, пытаясь найти выход — но выхода не было. Стоило ему лишь приблизиться к девушкам, как они смыкались плотной стеной и, хитро улыбаясь, тянули к нему руки.

— Уж и им ли, уж двоим ли, всю весну красную, им обоим хороводничати, да все летечко до осени, хороводити, коноводити, до тоя ли зимы до зимские!

«Так я до конца праздника не выберусь, — мрачно подумал Евсей, — и куда меня занесло»? Он сделал быстрый шаг влево, и, когда девушки поспешили туда, со всех ног рванул в другую сторону и, пригнувшись, наконец — то оказался на свободе.

Оказалось, что все парни перебрались на другую сторону поляны и, сгрудившись там, громко что — то выкрикивали и махали руками. «Туда — то мне и надо», — довольно подумал Евсей.

— Эй! — Донёсся до него обиженный крик. — Ты куда без выкупа?

— Чего? — Затормозил он и обернулся, чувствуя себя совсем глупо.

— Жених должен дать выкуп, чтобы змеицы его отпустили, — надув губы, объяснила ему девушка с ярко — жёлтыми лентами в волосах, — ты что, совсем ничего не знаешь?

— Верно, верно, — закивали головами остальные и вновь подскочили к нему, — показывай, чем богат!

Евсей растерянно похлопал себя по бокам. Ничего у него с собой не было, кроме… Он похолодел. Ну уж нет, отдавать им Знаки Калоса он точно не собирался. К счастью, он нащупал в мешочке завалившийся туда синий камушек — кажется, он остался от хитрого купца, вместе с которым они плыли на корабле — расположившись в центре челна, он завлекал покупателей, рассказывая о чудодейственных свойствах дешёвых побрякушек, которые продавал… Он долго смеялся, когда учитель переспорил его.

— Вот! — Сказал он, протянув камень девушке с красными бусами.

— И всё? — Скривилась та. — Больно мало!

— Эх, ты, — напустив на себя важный вид, торопливо придумывал Евсей, — от чего отказываешься? Ты счастья своего не знаешь! Это же камень из древнего города Анойсиэс, что был построен среди моря самими богами! Вот потому он такой синий, видите? — Камень под солнечными лучами блестел и искрился. — Он впитал в себя водные глубины вместе со всеми их тайнами! Положи его под подушку — и наутро станешь мудрейшим из всех, кто ходил по земле.

— Складно брешет, — фыркнула вдруг рыжеволосая красавица, — весело. Давай отпустим его, Роса, он мне нравится.

Пару мгновений девушка с красными бусами внимательно глядела то на камень, протянутый на ладони, то на залившиеся румянцем щёки Евсея.

— Ну ладно, — наконец решила она, — прощу тебе скудный дар за хорошую историю, гость дорогой. Но в следующий раз — знай, так легко не отделаешься!

Оставив девушек за спиной, Евсей поспешил к подозрительно притихшим парням.

— А вот и жених нашёлся, — лениво выступил вперёд парень в алой рубахе. Как там Забава его назвала?.. — Избежал — таки ловких объятий моих змеиц?

— Избежал, — смело выдвинул вперёд подбородок Евсей, — верни мою невесту!

«Калос великий, как нелепо», — простонал он про себя.

— Невесту? — Приподнял бровь «змеиный царь». — Вот эту, что ли?

Здоровый парень, похожий чем — то на медведя, почти вынес Забаву к ним из плотного круга парней. «Ну сколько можно? — Возмутился про себя Евсей. — Таскают её, как дети тряпичных кукол».

— Хочешь, что ли, отвоевать свою красавицу? — Ехидно спросил «змеиный царь».

— Смотря что ты за неё попросишь, — настороженно спросил Евсей.

Рядом недовольно загудели.

— Не трусь! — Хмыкнул парень. — Девки храбрых любят. Верно, красавица? — Он задорно подмигнул Забаве, которая мгновенно закуталась в фату.

Та что — то тихо сказала ему.

— Просто так я тебе её, конечно, не отдам, — скучающе протянул он, — за счастье сражаться надо. Бить я тебя не буду, — ухмыльнулся он, заметив сжатые кулаки Евсея, — я тебе задам загадку, отгадаешь — заберёшь. Идёт?

— Идёт, — ответил Евсей, разжимая кулаки. В глубине души проснулся щекотливый азарт — давненько он ни с кем умом не мерился! Такие игры он любил.

— Бажен, он же иноземец, — робко проговорила Забава, — загадок наших не знает… Можно, я хоть помогу?

— А ну цыц, — засмеялся кто — то рядом, — тебя похитили, вот и стой смирно.

— Никакой управы на этих пленниц, — посетовал парень, — ты им слово, они тебе — десять! — Он в задумчивости потёр подбородок. — Что бы тебе задать такого? Простые ты, книжник, наверняка знаешь…

Постепенно со всех сторон к ним вновь подбирались девушки — кажется, им было интересно, чем же всё разрешится.

К нему подскочил рыжий парень и что — то с хитрой улыбкой нашептал на ухо.

— Точно! — Воскликнул он. — Представь, что к реке подходят два человека. У берега стоит лодка, которая выдержит только одного, но они оба переправились на другой берег. И как же?

Забава чуть — чуть подпрыгнула и принялась изображать что — то руками, но парень быстро это заметил.

— Э, так нечестно, — заявил он, — девки, а ну — ка в круг её!

Тех долго уговаривать не пришлось — они окольцевали Забаву и завели хоровод, затянув протяжную песню о спелой ржи и одиноком оборотне, что в приступе безумия загрыз свою суженную.

— Ну, так что? — Жадно спросил парень.

— Погоди, — отмахнулся от него Евсей, — дай подумать.

К нему с лисьим выражением лица наклонился тот самый рыжий парень.

— Ты — злодей, умыкнувший девушку, — хитро жмурясь, сказал он, — отчего ж теперь добру молодцу не мешаешь?

— В самом деле, — обрадовался он, — уж не обессудь, Евсей Батькович, мы, злодеи, такие бесчестные! — С этими словами он выхватил из — за пояса дудочку и заиграл весёлую плясовую. Добрые молодцы развеселились, пустились в пляс, притопывая и прихлопывая, пёстрой стаей рыбок крутясь вокруг Евсея. Вроде бы простенькая была мелодия, незамысловатая, но упрямо забиралась в голову, мешая и путая мысли.

Евсей держался, старался не сбиваться, со скрипом ворочая думы, крутя в голове загадку на все лады. «Лодка одна, — размышлял он, — вдвоём на ней не переправиться. Если один переплывёт, обратно на тот берег лодку не отправить… Погодите — ка — с того берега! Разве сказано было, что они на одной стороне реки?». От облегчения он даже рассмеялся.

— Эй, змеиный царь! — Крикнул он. — Я разгадал твою загадку.

Парень отнял от губ дудку, и все вокруг Евсея попадали наземь со смехом. Девки, водившие хоровод, расступились, и Евсей увидел разрумянившуюся Забаву.

— Те люди были на разных берегах, — уверенно сказал он, — вот тебе и весь ответ.

— Верно, — с удивлением крикнул тот, — что ж, так уж и быть — возвращаю твою красавицу!

Он махнул рукой, и Забава с облегчением скользнула к Евсею, ласково глядя на него.

— Молодец, — шепнула она, — он мастер загадки загадывать…

— Ну, чего встали? — Прикрикнул парень. — Я ведь и передумать могу!

— Побежали, — шепнула Забава, со смешком беря его под руку, — а то и впрямь передумает.

Они торопливым шагом направились по тропинке и почти добрались до подъёма, как за их спиной раздался молодецкий крик:

— Передумал!

А вслед за ним топот множества ног.

— Ату их!

— Бегите — бегите, всё равно догоним!

— Догоним, до смерти плясать заставим!

Евсей уже сам перехватил покрепче Забавину руку и потянул её наверх, пока она звонко смеялась, подставив довольное лицо вдруг разошедшемуся промозглому ветру. Дорогу вверх Евсей почти не запомнил — едва не зацепился рукавами свиты за увядающие колючки репья, споткнулся об попавшийся на пути камень и рухнул бы в грязь, если бы не мягкие руки Забавы, удержавшие его, и потерял шапку, скатившуюся вниз. Когда они наконец выбрались наверх, толпа вдруг остановилась и с недовольным гомоном развернулась обратно.

— Ну ничего, — пообещал кто — то, — в следующем году непременно нагоним.

— По душе ли тебе наши забавы? — Спросила Евсея девушка, пристально глядя на него, точно пытаясь отыскать следы недовольства. — Может, зря я тебя не увела?..

— Что ты, — весело махнул он рукой, — давно я так не веселился!

«Никогда, если быть точнее», — хмыкнул он про себя.

К расставленным столам они шли медленно, порой переглядываясь и улыбаясь.

— В столице такого обычая нет, — рассказывала Забава, — но здесь, в Зубце, процветает — в последний день урожайной седмицы собираются молодые ребята, что становятся на время празднования нечистью, и «воруют» девушку, которую из плена должен кто — нибудь вызволить. Есть такая старая — старая история, что гуляет по Левобережью, о царе всех змеев, что умыкнул себе невесту из людского рода, и о богатыре, что победил его. Правда, — хмыкнула она, — в истории добрый молодец семь дней и ночей загадки разгадывал. Князь давным — давно объявил эту быличку ложью и игры запретил, «воровать невесту» не все решаются. Раньше, бывало, — она запрокинула голову ввысь и довольно зажмурилась, — всем городом так веселились…

— Отчего ж запретил? — Спросил Евсей, украдкой любуясь её тёплой улыбкой.

Она пожала плечами.

— Может, их змеиного царя эта история обижает, — хмыкнула она, — он у них, сказывают, злопамятный… Ой! — Забава вдруг прижала руки ко рту, когда неподалёку стали видны хоромы посадника. — Погляди — ка, ход уже почти начался, торопиться надо!

Между людей к главному столу, за которым уже восседал господин посадник, вилось по земле ярко — алое полотно, все собрались неподалёку от него нестройными толпами. Забава утянула его вбок, в самый первый ряд.

— Гляди, — сказала она с горящими глазами, — сейчас начнётся!

Все голоса вмиг смолкли. В наступившей тишине был слышен лишь тихий шелест ветра да шуршание одежд, когда издалека едва заметно донеслась песнь. Слов было не разобрать, но ей они и не были нужны — и без слов в ней чувствовалась тяжёлая, гнущая к земле смертельная тоска. Вслед за песней на дороге появились девушки — в одних лишь белых рубахах, босые, с распущенными волосами. Они медленно и величаво ступали, точно во сне, и несли перед собой на вытянутых руках венки из налившихся жизнью колосьев и увядших листьев. Песнь их смешивалась с по — осеннему разбухшей землёй, ярко — синим небом, прохладным ветром, проникала в душу каждого, кто молчаливо стоял рядом.

— Как кормила нас мати — земля сырая, — тянули они, — как кормила нас, своих детей, утомилася.

Наконец, когда их длинный стройный ряд дотянулся до самого посадника, они остановились и торжественно водрузили венки себе на головы, а после расступились. Заиграла дудочка — жалейка. Не было в ней ничего из того лихорадочного веселья, которым лучилась игра парня в красной рубахе — она плакала, стенала, молила о чём — то далёком, недосягаемом.

На роскошном белом жеребце мимо них проехала девушка — в роскошном платье, богато украшенном вышивкой, золотом ожерелке, высоком венце, расшитом алыми и жёлтыми камнями. В одной руке она держала драгоценный кубок, в другой сжимала горсть влажной земли.

— Дарёна? — Шёпотом ахнул Евсей.

Забава кивнула и так же тихо ответила:

— Теперь не Дарёна. Пока идёт праздник, она — матерь Жреба, владычица урожая, наша добрая родительница.

За конём неторопливым шагом следовали музыканты, крепко прижимающие к себе инструменты — играли лишь дудочники, сплетая свои мелодии в одну — ту, что пробирала до костей и дрожи.

-Раньше, — рассказывал он учителю на одном из постоялых дворов, всем телом прижавшись к боку тёплой печки, — когда в Белии княжили старые боги, праздник этот справлялся куда позже. Чествовали на нём не матерь Жребу, подательницу жизни, а госпожу Мерову, владычицу холода, кошмаров и смерти. Сейчас богине в жертву приносят молоко и вытканные полотенца, тогда же нравы были куда суровее. Гнев госпожи Меровы мог погубить весь мир разом, а потому, чтобы её умилостивить, ей в дар приносили три человеческие головы — иноземца, доблестного воина и ведающего — колдуна, по — нашему. И это не считая сотен пленников, что умерщвляли во славу её! Да уж, — хмыкнул он, — вряд ли в те времена мы смогли бы спокойно посидеть и полюбоваться на праздник.

Вынырнув из своих мыслей, Евсей обнаружил, что конь остановился прямо перед Святославом Гневичем, выпрямившимся во весь рост.

— Здравствуй, матерь, — учтиво поприветствовал её посадник, склонившись до самой земли, — во имя твоё праздник этот. Поём о тебе, славим тебя, дивная, благ подательница, смерти укротительница…

— Славно, дети, — отозвалась Дарёна непривычно мягким голосом, — нет большей радости матери, чем видеть счастье своих сынов и дочерей.

— Благодарим! — В единый голос гаркнула толпа, и все благоговейно склонились.

Евсей в первую секунду растерялся, но Забава дёрнула его за рукав, заставив тоже опустить голову.

— Благодарим за хлеб, за молоко и приплод, — продолжил посадник, — твоими трудами живём, мать вечная, мать милостивая!

Когда Евсей вместе с остальными поднялся вновь, Дарёна уже спешилась и протягивала кубок отцу.

— Так выпей же в мою честь, — твёрдо произнесла она, — вкуси питьё жизни!

Посадник с благоговением принял чару из дочериных рук, крякнул и одним глотком осушил её до дна.

— Добрый знак, — пробормотала Забава.

— Всё это время я была с вами, — произнесла матерь Жреба, обернувшись к народу и ласково протягивая к ним руки, — я кормила и поила вас, одевала и обувала. Истощились силы мои, нет больше жизни в членах. Пора мне на покой отправляться.

— Нет! — Раздался среди людей горестный крик, который немедленно подхватили. — Не уходи, мать! Не бросай детей своих!

Но та уже не слушала — легко, невесомо вскочила на коня и отправилась медленным шагом мимо богато накрытых столов прочь, к замершим безмолвным идолам. Людской плач и стон провожали её.

Когда хрупкая фигурка скрылась у подножия идолов, посадник со всей силы швырнул кубок наземь.

— Справим славную тризну по матери! — Гаркнул он, и в тот же миг грянула плясовая.

Забава вдруг пристально взглянула на него.

— Прости, Евсей, — громко сказала Забава, перекрикивая музыку, — тебе подле посадника нужно садиться, мне же — с купеческими дочерями. Да и батюшка мой приехать обещался, нужно его встретить, как следует, за стол проводить…

— Иди, госпожа, конечно, — ответил он, чувствуя странную тяжесть на сердце.

— Чай, свидимся ещё, — хмыкнула она и, махнув на прощание рукой, затерялась в людской толпе.

На несколько секунд он растерялся, не понимая, что теперь ему делать, и куда идти, пока его не окликнули:

— Господин Евсей, ученик Агафона Мисерикордского?

«Всем сегодня меня надо», — смешливо хмыкнул он в своих мыслях и обернулся к дружиннику в синем кафтане.

— Господин Святослав Гневич зовёт вас за стол, — сказал он, и живот Евсея отозвался громким урчанием. Стыдливо покраснев, он торопливо направился за стражником.

Заняв своё место неподалёку от семьи посадника и оглядевшись по сторонам, Евсей заметил, что люд уже начал стягиваться к столам, словно пчёлы, привлечённые ароматом цветов. Жена Святослава Гневича с рассеянной улыбкой крутила в руке небольшой кубок, его сыновья наперебой выискивали себе лучшие лакомства, сам же Святослав Гневич был неожиданно серьёзен и суров. Евсей пристально огляделся ещё раз. Потом ещё. Сердце куском ледяного камня упало куда — то в желудок — учителя нигде не было.