Максимовна и гуманоиды

Александр Шляпин

Если твой век подошел к концу, а гроб стал частью домашнего антуража – не спеши умирать! Судьба может повернуться таким образом, что друзья соберутся не на твоих похоронах, а на твоей свадьбе… Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЭРОТИЧЕСКАЯ

Зиновий Шнипельбаум — был в районе единственным фотографом, способным разрешить проблемы Балалайкиной. В эпоху всеобщей паспортизации населения, пропихнуть в паспортный стол фальшивку, а взамен получить новый документ, не составляло никакого труда. Если за дело брался хитрый парень по имени Зяма — успех был гарантирован изначально.

Новогодние каникулы подошли к концу. Деревня Горемыкино, как подобает российской глубинке, погрузилась в суету колхозных буден.

Максимовна, с нетерпением дождавшись конца праздников, первым делом помчалась в район к фотографу, чтобы запечатлеть свою физиономию, для нового документа.

— Что, девушка, желает? — спросил Зяма, вытирая руки вафельным полотенцем с бурыми пятнами от проявителя.

— Я к вам, вот по какому делу. Мне нужны фотографии на паспорт, сказала Максимовна, просачиваясь внутрь фотоателье.

— Проходим, расчехляемся, готовимся, — сказал Зяма стандартными фразами.

Максимовна, скинув с себя куртку, поправила перед зеркалом волосы и уселась на табурет, стоящий напротив белого фона.

— Как мимолетное ведение, как гений чистой красоты, — сказал Зяма, стараясь приподнять настроение клиентке. — Так внимание, смотрим на этот пальчик, сейчас вылетит…

— Птичка, — сказала Максимовна, расплываясь в улыбке.

— Птеродактиль сударыня, — ответил Зяма, нажимая на кнопку фотоаппарата.

В тот самый миг, сквозь объектив, он увидел на груди Максимовны камень невиданный чистоты и красоты. В его голове мгновенно образовался вакуум, и он подумал той частью мозга, которая не успела съежиться от такой неожиданности:

— «Бриллиант»!?

Он навел объектив прямо на «нубирит», стараясь, как можно крупнее и подробнее снять это чудо вселенной. Камень сиял. Он завораживал. Он был такой чистоты и лучезарности, что сердце Зиновия замурлыкало, от навалившейся на него удачи. Несколько раз фотограф пыхал фотовспышкой, стараясь найти нужный ракурс. В тот момент, когда Балалайкиной надоело, и она уже хотела уйти, Зяма сказал:

— Все готово!

— А когда карточки, — спросила Балалайкина.

— Сейчас, сейчас будут готовы, — ответил фотограф, и подключив фотоаппарат к компьютеру с головой ушел в монитор, редактируя и без того прекрасный образ Максимовны. Его трясло от увиденного, как трясет рябину на сильном ветру. Ему страстно хотелось потрогать «нубирит». Хотелось на него подышать и даже потереть о рукав, чтобы убедиться, что это он — бриллиант.

Распечатав на принтере фотографии, он подал их Балалайкиной, и как бы невзначай, сказал:

— Это у вас, стразы от Сваровски?

Максимовна удивленно глянула на фотографа и, не поняв его, переспросила:

— Стразы от чего?

Зяма, поняв всю глубину отсталости барышни, ответил:

— Девушка, я спросил вас — это у вас стразы от Сваровски? Это такая фирма, которая выпускает стеклянную бижутерию.

— Нет, голубчик — это лунный камень от Дарта Вейдера, — ответила Максимовна. Она рассчиталась за фотографии, вышла на улицу, оставив фотографа в полной прострации.

Зиновия в этот миг, словно ударило током. Он выскочил следом за ней и прокричал, боясь упустить последний шанс:

— Девушка, вы забыли…

Максимовна обернулась.

— Что я забыла?

Заикаясь и задыхаясь от волнения, Зяма сказал:

— Сдачу!

— Вы ж мне сказали — сто пятьдесят, я вам сто пятьдесят и подала.

— Я забыл, что сегодня у нас день «любимого клиента». Скидки на фотографии на паспорт пятьдесят процентов.

Балалайкина удивленно хмыкнула и вернулась в фотоателье. Зяма Шнипельбаум задыхаясь от возбуждения, закрыл входной замок и повесил табличку с надписью — «Технологический перерыв 20 минут».

Он достал из кассы деньги и подал их Максимовне.

— Может барышня, мы с вами эротическую фотосессию сбацаем?! Я могу вам бесплатно сделать портфолио, как на журнал «Плейбой», или даже еще круче?!

В эти секунду Максимовну озарило. Чудные современные иноземные слова «фотосессия, портфолио» завораживали и в тоже время пугали некогда бывшую колхозницу.

— А что это за хреновина такая, ваше портфелио? — спросила Машка, заинтригованная удивительным словом.

— Это солнце мое, альбом с фотографиями! Индивидуальные портреты невиданной красоты, отражающие вашу женскую стать и духовную сущность! Неизменный, мадам, атрибут при приеме на работу в солидные фирмы Москвы и всей России!

— Это мне нужно, — ответила Максимовна, — Давай, касатик, трудись над своими портфелями, — сказала она и скинув куртку, прошла в фотосалон.

Зиновий Шнипельбаум с трясущимися руками прыгнул к своим тайным закромам и достал дорогой японский фотоаппарат, который был его гордостью и его достоянием. Он включил все софиты и томным эротическим голосом, сказал:

— Раздевайся, детка, Зиновий Шнипельбаум, будет из тебя богиню «Плейбоя» ваять!

Максимовна, ничего не поняв, влепила фотографу оплеуху. Тот, отлетев в угол своей студии, чуть не заплакал от обиды.

— Я тебе покажу, раздевайся! — орала она, наступая на Зяму, — Ты у меня, так разденешься, что тебя ни мама, ни папа тебя не узнают! Извращенец!!!

Шнипельбаум, забившись в угол, прокричал:

— Стоп, стоп, стоп!

Максимовна замерла в тот момент, когда её рука, схватив со стола бронзовый канделябр, занесла его над его головой тщедушного еврея.

Впервые за долгие годы работы фотографом, эротическая фотосессия стала для Зиновия настоящим кошмаром.

— Ты, что творишь, идиотка?! Ты фоткаться пришла, или меня хочешь тут уконтрапупить?! — заорал Зяма, впадая в панику. — Я сейчас полицию вызову. Ответишь мне за нападение при исполнении служебного долга!

Максимовна замерла. Она поставила канделябр на место и горько заплакала:

— Я думала, ты, меня хочешь невинности лишить, — сказала она и присела на стул. — Я же еще ни разу…

— Мне твоя невинность нужна, как корове парашют! Я же фоткать тебя собирался в жанре ню! Женщина не должна бояться. Она должа целиком и полностью доверять двум мужчинам — гинекологу и фотографу…

— А что такое это твоё ню?

— Это чувственные фотографии обнаженного женского тела. Игра света и тени. Таинство невинности и взрыв страсти…

— А, а, а! Так ты бы мне и сказал, что хочешь меня голую сфотать! А я, дура, думала, что ты меня силой решил взять, — сказала Максимовна и рассмеялась, вытирая слезы носовым платком.

В какой—то момент, Маша успокоилась. Она улыбнулась и скинув с себя кофту, соблазнительно обнажила свою грудь, растягивая рот в улыбке.

— Так пойдет, — спросила она.

Челюсть Зиновия от такой смелости клиентки «упала» на пол. Инстинкт самца, суровой и стальной рукой схватил его за тестикулы. Внизу живота все пришло в движение. Но этот камень, висящий на груди девушки, вернул его в «колею», задушив все природные инстинкты. Его взгляд вновь уперся в драгоценный «нубирит». Каким—то чутьем Шнипельбаум почувствовал, что от камня исходит удивительная сила. Будто сам Моисей говорил ему: «Возьми меня Зяма, и тебе будет счастье! Ты станешь самым влиятельным, самым властительным евреем на всей планете Земля». Казалось, что глаза Зиновия в этот миг просто выпрыгнут наружу от удивления и лопнут от созерцания драгоценности. Максимовна, словно растворилась в воздухе, оставив вместо себя огромный и сверкающий «бриллиант». «Нубирит» удивительной красоты и чистоты не просто манил его — он приковал его взгляд. В своей голове Зяма просчитал его стоимость по ценам Нью—Йоркской алмазной биржи и был ошарашен еще больше.

Зиновий Шнипельбаум не был бы русским фотографом Зямой Шнипельбаумом, если бы не любил подобные камни больше, чем божественные женские прелести. Он знал, что даже в целом районе и даже в области не хватит денег, чтобы выкупить у Максимовны сей драгоценный кулон. Правда, даже это отсутствие у него «резервных фондов» не могло остановить в достижении своей цели. Вот тут и началось самое интересное действо, которое он мог себе позволить.

Фотограф Шнипельбаум не знал удивительных свойств этого камушка, не знал и не ведал, что ни за какие деньги Максимовна не сможет расстаться с ним. И даже не за его чистоту и красоту, а за то, что камень этот даровал ей новую, совсем иную жизнь и необыкновенную харизму, которая подавляла волю любого человека на этой планете.

— Занимательная безделушка, — как бы ненароком сказал Зяма. Он навел на него объектив и взял кристалл крупным планом.

— Это у нас наследственное. У моей бабушки сиськи тоже были четвертого размера, — соврала Мария.

— Я мадмуазель, не про ваши эффектные груди! Я про камень, — сказал он, засопев, от волнения, словно кабан перед соитием. — Продается? Хорошую дам цену! Ну, рублей, тысяч пятьдесят! Пойдет?

— Нет — товарищ фотограф, эта штучка — не продается! Это же бабушкина память, — ответила Максимовна, чуя своим сердцем какой—то подвох в словах хитрого еврея.

Зиновий, был вне себя. Он прыгал перед девушкой, словно обезьяна по клетке зоопарка. Шнипельбаум старался изо всех сил угодить, чтобы поближе подобраться к вожделенному камню. «Завладеть» — камертоном стучала мысль в его голове.

— Сто тысяч дам и ни копейкой больше, — сказал Шнипельбаум, в надежде, что, услышав столь значительную сумму, девчонка мгновенно сдастся, выкинув свои трусы, словно белый флаг капитуляции.

— Не продается! — твердым голосом ответила Машка. Она косо взглянула на фотографа. Тот в одно мгновение понял, что Максимовна какой—то неведомой силой вдавливает его в землю, делая его жалким рабом.

Сердце Зиновия заныло.

— «Переборщил» — сказал он сам себе, и тут же сделал лицо, отображающее полное равнодушие. — Ваша стекляшка барышня, таких денег не стоит! Признаюсь честно — хотел купить для себя, как реквизит для фотосессий! Для работы, так сказать с представительницами прекрасного пола. Ему цена—то: от силы тысяч тридцать… Это ведь стекляшка…

— Вот и чудесно, — сказала Максимовна одеваясь. — Когда прийти за портфелями?..

— Завтра — завтра ваше портфолио будет готово, — улыбаясь сквозь силу, ответил Зиновий. — Ваше имя, фамилия, адрес? — спросил он, заполняя квитанцию.

Максимовна назвала свою фамилию и имя, совсем не задумываясь, что Зяма, уже этой ночью наберется смелости и тайно посетит Горемыкино в поисках кристалла.