Максимовна и гуманоиды

Александр Шляпин

Если твой век подошел к концу, а гроб стал частью домашнего антуража – не спеши умирать! Судьба может повернуться таким образом, что друзья соберутся не на твоих похоронах, а на твоей свадьбе… Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Пришельцы — как позже прозовут в народе инопланетян с планеты «Нубира», появились в деревне нежданно — негаданно. Обычно так появляются скупщики антиквариата и икон в период перемен в государственном обустройстве, или представители налоговых служб в поисках заначек.

Отойдя от шока, они были вынуждены лететь на Землю с твердой уверенностью вернуть своему верховному правителю утерянный им в схватке со старухой символ власти. На Земле вряд ли кто мог знать, что этот символ миллионы лет назад был послан на избранную планету великим властителем вселенной, который видел в её жителях носителей прогресса, цивилизации и гуманизма для тысяч соседних галактик.

Ошибка возвращения гуманоидов на Землю, была очевидной. «Нубирийцы» еще не знали с каким «коварным» врагом предстоит им встретиться лицом к лицу. Разве могли инопланетяне знать, что именно в новогоднюю ночь их высадки на Землю, все жители планеты будут праздновать очередной новый год. Операция по возвращению символа вселенской власти изначально окажется провальной. Земляне не примут условия владыки. Даже под угрозой «межгалактической войны» люди встречая новый год, будут радоваться, и веселиться.

«НЛО» вынырнув из—поднебесья, сделала круг над деревней и бесшумно приземлилась в заснеженный огород, словно в пуховую перину, подняв облако снежной пыли. «Тазик» скользнул по девственной глади, проехал несколько метров и уперся в изгородь. Целый пролет деревянного забора, не выдержав напора, упал на проезжую часть.

Тем временем, когда пришельцы покоряли снежные заносы, баба Таня, занималась любимым делом — она гнала самогон.

В радиусе ста километров её «Чудотворящий бальзам» был известен, как брэнд колхоза «Красный пахарь».

По традиции землян в каждом доме к двенадцати часам уже стояла елка, украшенная игрушками и электрическими гирляндами. Закуска томилась в русских печах, ожидая своего часа стать праздничной пищей на столах жителей великой России. По многолетнему советскому обычаю в сельском клубе шли последние приготовления к новогодней дискотеке, которая должна была состояться ровно в двенадцать часов.

Балалайкина Маша, прикинувшись беженкой от деспота мужа, заняла пустующее место директора клуба, которое уже десять лет было вакантно. Используя свой жизненный опыт, и пристрастия к художественной самодеятельности, она развернула на почве культуры небывалую активность. Администрация корячинского района, посчитала её появление, как подарок судьбы. Новогодний карнавал должен был покорить все население района костюмированным конкурсом и дефиле.

Забытые традиции новогоднего карнавала смело возвращались под крыши сельских клубов, получая даже государственную поддержку. Раззадоренные премиальными выплатами за призовые места, деревенские мужики и бабы с энтузиазмом строителей первых пятилеток принялись по всей России шить себе праздничные наряды, образы которых были взяты из фантастических фильмов.

В виду отсутствия самобытных деревенских актеров, Машке пришлось совмещать многие должности. Как настоящий режиссер и актер в одном лице, она, приняв облик Снегурочки, расхаживала по сцене в поисках образа. Узнать в ней старуху, которая еще пару недель тому назад купила себе гроб, было невозможно. А деревенский люд мало беспокоило исчезновение взбалмошной старухи.

Краснопахарьский колхозный инженер Колька Крюков по кличке «Крюк», влюбился в Машку с первого взгляда. Забросив все дела, он через страсть, так проникся к современной культуре, что буквально за десять дней выбился в ведущие актеры сельского театра. Не сводя глаз со Снегурочки, Крюк вживался в роль «Деда Мороза», по «Станиславскому» — даже «сопли» не смотря на плюсовую температуру в помещении, по непонятной причине замерзали в его носу, превращаясь в настоящие сосульки. Его сердце, словно граната, рвалось от любви и этот факт вызывал в нем необыкновенную работоспособность.

Желание покорить сердце Балалайкиной было таким страстным, что он выкладывался на сцене до последней капли силы. Крюку было уже двадцать пять, и он не мог упустить возможность построить с новенькой отношения. Словно влюблённый Ромео, Крюков держал Максимовну в поле своего зрения, чтобы вовремя пресечь попытки деревенских воздыхателей покуситься на её плоть.

Максимовна, к Николаю еще с младенчества прониклась материнской любовью. С его бабушкой, они всю жизнь были закадычными подругами. Ну не могла Максимовна представить себя в роли воздыхательницы с человеком, который был моложе её на шестьдесят лет.

Но в тайных закромах её сердца, где—то предательски тлел уголек любви и надежды, что все изменится и придет весна, и она решится и пригласит Крюкова на сеновал. Спрятавшись за занавесом девка, сквозь щель наблюдала за Николаем, считая своим долгом, дать ему правильный вектор его культурного развития. Крюков даже не заметил, как злой «Купидон» после первой же репетиции, тайно подкрался и влепил ему промеж лопаток каленую «стрелу» любви. Пронзив сердце насквозь, она застряла в груди, и ныла, и ныла, выворачивая его душу наизнанку.

— Дедушка Мороз, Дедушка Мороз, выходи! — говорила по тексту Максимовна. Колька театрально кряхтел, раздвигал занавес деревенского театра, и постукивая посохом, и топая старинными валенками, выползал на сцену.

— Вот и я, ваш Дед Мороз, я подарки всем принес… Шел я снежными полями! Шел оврагами, лесами, чтобы в этот час прийти, радость в дом ваш принести!!!

Максимовна нагибалась, клянясь в пояс Деду Морозу, и продолжала дальше:

— Здравствуй, здравствуй, Дед Мороз, от чего твой красен нос? Борода твоя седа? Ты откуда? Ты куда?

— К вам, друзья, мой путь лежал! К вам на лыжах я бежал! На оленях я скакал! Ох, как внученька, устал! — говорил Колька и, скрючив физиономию, хватался за спину, будто в то мгновение его били по спине совковой лопатой.

Максимовна засовывала тетрадь с текстом под мышку. Достав из — за занавеса стул, она поставила его деду морозу под зад, и сказала:

— Ты, дедуля, посиди! Да на нас, ты, погляди! Будем мы сейчас плясать, тебя будем забавлять!

В это время, когда Максимовна репетировала новогодний вечер, пришельцы, по прибору вычислив место положения «нубирита», стояли под окнами клуба в надежде захватить амулет вселенской власти.

Они царапали когтями, дули горячим дыханием на промёрзшие стекла и всматривались вовнутрь, стараясь отыскать среди театрального реквизита хранительницу «нубирита».

Ближе к полуночи, когда самогонка уже текла рекой, в клуб стал подтягиваться костюмированный деревенский люд. Кто тянул с собой бутылку мутной сивухи, кто соленых огурцов, а кто и шмат ароматного сала с чесноком и перцем.

Молодежь, нарядившись в костюмы ряженых, с нетерпением ждала начала карнавального дефиле.

Когда все было готово, грянула новогодняя музыка. На сцене, в лучах софитов переливаясь и искрясь стразами от Сваровски, блесками и импортным люрексом, появилась статная девушка с ногами, растущими из подмышек Балалайкина. Весь зал, восхищенно посвистывая, дружно рукоплескал.

— Добрый вечер вам друзья, вас поздравить рада я — декламировала она со сцены, улыбаясь односельчанам. — С новым годом поздравляю! Счастья, радости желаю!

Сквозь проталину в замерзшем стекле пришельцы опознали Максимовну, рассчитав на нубирийском компьютере эффект её омоложения и вычислив математическую модель образа. Внешний вид Машки и фотографии полученной «нубирийцами» методом анализа совпадал с её внешностью на сто процентов.

В это время, из — за угла деревенского клуба выполз кузнец Прохор. Он по случаю нового года прибывал в состоянии алкогольной эйфории. Шапка на его голове торчала развязанными ушами, а тулуп, ввиду бушующего внутреннего жара, был расстегнут и в разные стороны развевался полами. Глаза горели, словно угли. Во рту торчали «клыки вампира», которые он купил в сельпо у Нинки за десять рублей в придачу к селедке.

Именно в этом месте и встретились нос к носу две цивилизации — земная и инопланетная.

О том, что это пришельцы, Прохор узнает намного позже. Спутав их с чертями, он перекрестил гуманоидов крестным знамением, и, убедившись, что они не поддаются воздействию его силы, нанес удар в первую же физиономию, которая смотрела на него огромными космическими глазами.

Враг был повержен! Пришельцы ошеломленные «радушным» приемом землян, бросились бежать прочь, чтобы еще больше не попасть под другую горячую руку русского кузнеца.

— Это кому ты Прошенька, сейчас так вломил, — спросил Коля Шумахер, подойдя поближе к пьяному кузнецу. — Так ребята мчались, что даже снег протаял до самой земли.

— То мне кажется черти были, — ответил Прохор. — Я иду, а они в окно зырят. Ни табе здрасте, ни вам добрый вечер! Ни вам с новым годом! Я человек вежливый и культурный — поздоровался. А они на меня смотрят сквозь черные очки, словно какие шпиёны. Вот пришлось залимонить по этим очкам с левой, чтобы часом не убить.

— Пошли брат лучше в клуб, — сказал Шумахер, — концерт в разгаре. — Споем, спляшем, выпьем. Говорят новая завклубом кровь с парным молоком! Девка говорят, разлюли — малина, самогон с клюквой…

— А может, лучше выпьем, а уже потом, споем и спляшем, — перебил его Прохор, и заржал, словно кастрированный мерин.

Кузнец по—дружески положил Шумахеру руку на плечо, и запел:

— Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, и отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю — ю — ю — ю!

— Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он бескрайний, — подхватил Шумахер, — я тебе его дарю — ю — ю — ю!

— Эгей, — завершил Прохор, и подбросил свою шапку вверх.

Новогодняя дискотека была в самом разгаре. Елка сияла огнями, а вся молодежь дружно плясала вокруг неё, топая ногами по полу в такт грохочущей музыке.

Прохор и Шумахер ввалились в зал, обнимая друг друга, словно кровные братья. Народ веселился, прыгая в пылу хмельного угара. Всем было хорошо, и ни кто не обратил даже внимания на их появление.

— Что скачите горемыки?! На улице черти, мне морду хотели набить, но я им не дался! Вот какую хреновину они потеряли, когда улепетывали, — сказал кузнец, показывая народу найденный на месте стычки нубирийский «бластер».

На крики выпившего кузнеца внимания никто не обратил. Народ знал, что Прохор любитель наводить на плетень тень, особенно тогда, когда его голова заполнена парами деревенской сивухи с карбидом и куриным калом для крепости и убоя.

Следом за Прохором в клубе появились и осмелевшие пришельцы. Они робко вошли в храм культуры, держа могучую фигуру кузнеца в поле своих бездонных глаз. Гуманоиды остановились, около входа, стараясь переминаться с ноги на ногу в такт музыке, как это делали представители чуждой им цивилизации. Гуманоиды как бы опасались агрессии землян, но её почему—то не было. Спокойствие нубирийцев было недолгим. Местные девушки, разогретые рябиной на коньяке, приняв одежду пришельцев за карнавальные наряды, затянули их вкруг. Посчитав, что перед ними ряженые мужики из соседней деревни, принялись с ними отплясывать, как это было принято в землях русских. Повторяя движения землян, гуманоиды на какой—то миг забыли о своем задании и постарались влиться в людскую массу. Беспечно они закружились в вихре карнавального танца, радостно щебеча на своем языке, словно канарейки.

Все было бы хорошо, но русские были бы не русскими землянами, если бы через пятнадцать минут, они не стали приставать к пришельцам, стараясь угостить их «огненной водой».

Деревенские мужики и бабы бросились в интернациональном порыве лобызать «внеземной разум», требуя от них уважения к себе и безграничной межгалактической любви.

— Елочка, зажгись! — орал Прохор, изображая двоюродного брата деда мороза дядю Снегуриана.

Он крутил в руках какую—то инопланетную фигню, которую отнял у инопланетян и совсем не подозревал, что это бластер. Прохор прицелился в елочную игрушку, и нечаянно нажал на кнопку. Голубая молния с треском вылетела из инопланетного «плазмомета» и срезала с ёлки все ветки вместе с игрушками, которые с грохотом игрушек осыпались на пол, как осенние яблоки.

— Вау! — прокричал Прохор, глядя на голый ствол дерева, наверху которого продолжала гореть, покосившаяся на бок, красная звезда.

Народ замер в оцепенении. Музыка стихла. Над танцполом повисла угрожающая тишина.

Кузнец опустив глазенки в пол, почувствовал, что за испорченный праздничный реквизит, его сейчас будут жестоко бить. Он бросил «плазмомет» на пол, и словно рак пополз в сторону выхода. Он из—под шапки смотрел по сторонам и понимал, что нще мгновение и месть горемыкинцев будет жестокой и болезненной.

— Мочи урода, — услышал он боевой клич и увидел, как толпа забыв про инопланетян, двинулась на него.

— А че я? Я ничего… Оно само стрельнуло, — стал оправдываться он, пробираясь к выходу.

Тетя Соня, уборщица клуба первого уровня появилась нежданно. Увидев голый ствол и кучу обрезанных веток с игрушками, поняла всё… Выдернув из метлы деревянный черенок, она с нечеловеческим криком бросилась на возмутителя спокойствия и стукнула ему по хребту палкой.

— Ой, мама, — проговорил кузнец и понял, что это был сигнал для всего деревенского коллектива.

Народ был в шоке. Участники карнавального дефиле смотрели, то на голый ствол, то на рассвирепевшую бабу Соню, то на улепетывающего Прохора, который в позе уползающего рака двигался прочь из клуба. Оцепенение было мимолетным. Сообразив, что виновник должен быть, наказан, кто—то из жителей села Горемыкино громко проорал, ввергая публику в управляемый хаос.

— Бей гада! Он праздник испортил…

Молодежь одержимая чувством справедливости бросились на кузнеца, как бросаются пчелы на медведя, влезшего в дупло за медом.

— Ой, ухи мои ухи, — заверещал Прохор, прикрывая огромными ручищами свои уши. — Не по голове! — кричал кузнец. — Только не по голове! Завернувшись в расстегнутый полушубок, он забился в угол, продолжая что—то кричать, но его уже ни кто не слышал.

На его мольбы о пощаде, следовал один за другим удары валенками.

— Получай, гад! Извращенец, — орал кто—то из толпы.

В эту секунду авторитет кузнеца Прохора, как мастера молотка и огненной стихии, рухнул ниже плинтуса. Свернувшись в позу вареной креветки, он еще сильнее забился в самый угол помещения, оставив для нанесения побоев, только мышечную зону ягодичного отдела. В такой позе Прохор лежал несколько минут, пока кто—то из односельчан не увидел, валящуюся пластиковую челюсть «графа Дракулы».

— Люди, вы что звери, — заорал истошный женский голос.—Да вы ему зубы выбили.

Толпа в ужасе отпрянула. Тело, замотанное в полушубок, вытянулось на полу напоминая труп убитого Голиафа. В эту минуту Прохору было, как никогда больно. Больно не телом, больно было душой. Он даже не мог понять, за что добропорядочные односельчане так поглумились над ним.

— Что же вы делаете, волки?! — кричал он. — Вы же завтра ко мне придете, чтобы я вам плуг к «Запорожцу» пристроил.

— Молчи, урод! — хором ответил народ. — Ты своими дурацкими штучками, нашим деткам праздник испортил. Завтра у них утренник, а елки нет! Вот глянь один стебель стоит.

Максимовна, поняв, что сельчане могут забить кузнеца насмерть, бросилась спасать бедолагу. Она опустилась на колени и приложила к его груди голову, желая услышать угасающее сердцебиение. Народ в тот миг оторопел. Все смотрели на своего кузнеца, гадая, будет он жив, или к утру, испустив дух, предстанет перед вратами рая.

— Ну что крякнул? — послышался голос из толпы.

— Нет, еще не крякнул! Жив Прохор!

— Раз не крякнет, пошли плясать! Оклемается, зараза, навалим потом еще! Ишь, что учудил, алкаш хренов, — сказал кто—то из членов клуба любителей кулачного боя.

После этих слов земляки моментально забыв про жертву, вновь бросились в пляс. Взяв за руки «нубирийцев», они стали кружиться вокруг голого ствола совсем забыв об инциденте.

Все что произошло, шокировало пришельцев до самых внутренностей. Постоянно озираясь на кузнеца, они прыгали вокруг бывшей ели, прикинувшись для маскировки белыми зайчиками, которые оказались на празднике жизни землян совершенно случайно.

Инстинкт самосохранения диктовал инопланетянам правила поведения во враждебной цивилизации. Их заботило лишь собственная безопасность, ведь за их миссией на Земле стояло пятнадцати миллиардное население планеты Нубира. Гуманоиды прыгали под звуки музыки, не сводя глаз с Максимовны. Та усадив кузнеца на скамейку, вытирала ему разбитый нос.

Символ вселенской власти, за которым они вели охоту, болтался на шее Балалайкиной, и возбуждал их к действию. Заветный предмет был почти рядом. Казалось, протяни руку, и можно лететь, исполнив свой долг. Но видя, что земляне сделали со здоровенным кузнецом Прохором, инопланетяне не решались приблизиться к Балалайкиной.

— Всем дрыгаться до потери пульса! Шумахер пойло везет! Будем пить все! Никто не расходится, — проорал скотник Сашка по кличке Зек.

После слов, сказанных бывшим уголовником и ярым хулиганом, народ загудел еще сильнее. Чувствовалось, что наступает время халявной общенародной пьянки.

Пришельцы, решили не отставать. Народ вновь радостно засуетился и заликовал. Гуманоиды воспрянули духом. Они, посчитали, что случилось какое—то всеобщее счастье, и божественная благодать спустилась на эту забытую правителем вселенной планету.

Пришельцам не могло прийти даже в голову то, что могло случиться на их глазах. Вряд ли кто из гуманоидов даже не в кошмарном сне мог представить себе, что их погоня за символ межгалактической власти обернется для них чуть ли не войной с враждебным колхозным социумом. Даже телепатические возможности их высшего инопланетного разума не могли вскрыть затуманенного водкой русского сознания.

— Ну, что лунатики, чирикаете! Шнапс будем пить, — сказал Зек и похлопал одного гуманоида по плечу.

— Братва! Смотри на мою персону! Мы тут с Шумахером за «самогоном» катались. Смотрим, а там оно… Круглое, как тазик из деревенской бани лежит, — сказал Зек. — Шумахер монтировкой попробовал, а он толи с люминия, толи из титана. Колька его зацепил и потащил его к Гутенморгену — металлолом сдавать! Так что господа фермеры, не расходимся! Гуманитарный конвой с напитками уже идет по месту нашего веселья!

— Ура! — что есть мочи заорал, собравшийся народ.

Балалайкина, перехватила микрофон у Зека, и сказала:

— А сейчас господа, мы подведем итог конкурса карнавального костюма! Жюри присудило первое место, коллективу дома культуры сыроваренного завода. Смотрите, как парни потрудились — на славу! представили нашему вниманию костюмы представителей внеземной цивилизации. Поприветствуем номинантов на первое место, — сказала Максимовна и захлопала в ладоши.

Тут Балалайкина вспомнила эти странные лица, которые занимались хищением капусты на её огороде. Она поняла, что гуманоиды вернулись ни с целью участия в конкурсе карнавального костюма, а с целью вернуть тот предмет, который стал её заслуженным трофеем. Желания возвращать «нубирит» у нее не было. Она считала, что это была компенсация за капустные кочаны, которые расплющил инопланетный «таз». Пока Максимовна была среди людей, пришельцы вряд ли могли напасть на неё с целью похищения. Влюбленный Коля Крюк был с ней рядом, словно телохранитель. В случае внезапной агрессии он мог защитить Максимовну, если гуманоиды надумали бы прикоснуться к ней хотя бы пальцем.

— Жюри награждает представителей сыроваренного завода «Веселый молочник», ценными подарками. Так поздравим же номинантов бурными аплодисментами, — сказала Машка и захлопала.

Народ, последовав её примеру, зарукоплескал. Бурные аплодисменты уже через несколько секунд перешли в нескончаемые овации, и все, как один, обратили свой взор на представителей Художественной самодеятельности заводского клуба.

— Ну, что стоим?! Кого ждем, — обратился Зек к «нубирийцам». — «Голубая устрица» ждет тебя… Он похлопал одного инопланетянина по ягодицам, и пригласил пройти на сцену.

Деда мороз вынес огромный красный мешок. Он артистично кряхтел по «Станиславскому», доставая из него коробки с часами китайского производства. Машка, не подавая вида своего беспокойства, вручила каждому гуманоиду по коробке. После чего обратилась к публике:

— А теперь старинной по русской традиции, номинанты на первое место, должны отведать нашего русского напитка. Клюквенную настойку в студию, — сказала она, расплываясь в улыбке.

На сцену вышла «Светка—пипетка» в эротическом костюме медицинской сестры. Её вид был настолько вульгарен, что видавшие виды деревенские мужики завыли, словно волки в морозную стужу. Фельдшерица держала на подносе три граненых стакана с красной, как кровь жидкостью, которая предназначалась гостям. Пришельцы переглянулись. По их наивному виду можно было понять — еще мгновение и они окажутся в западне, которую приготовила Балалайкина. «Пипетка», в образе медицинской сестры распутницы могла очаровать любого, поэтому и была избрана на эту роль, чтобы снять подозрения пришельцев.

Зал вновь загудел. Из общей массы звуков, послышалось до боли знакомые слова.

— «Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна!» — призыв этот нарастал лавинообразно, подключая к многоголосию еще большее число участников. Даже стекла затряслись в клубе от подобного хорового исполнения традиционной русской мантры.

— «Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна!»

Пришельцы хлопали своими бездонными глазами, как бы собираясь с духом. В знак уважения к аборигенам они прильнули к стаканам и принялись пить то что им поднесли. Приятная на вкус жидкость с привкусом хлебного самогона исчезла в инопланетных чревах и приступила к ращеплению. Максимовна, расплывшись в улыбке и не теряя нужного момента, взяла процесс под свой контроль.

— До дна господа! До дна, — повторила она убедительно, мило улыбаясь представителям другой планеты.

Народ увидев, что гости осилили местный продукт, одобрительно загудел и продолжил веселье.