Delirium tremens

Александр Николаев, 2018

Тех, кому она вначале покажется странной, прошу дочитать её хотя бы до пятой главы…О чем эта книга?О Боге, о жизни и о любви. О том, как и для чего этот мир создан.Или фантастическая история о том, как русские небанально пропили американские деньги.

Глава, в которой не было бы счастья…

— Чего звонишь?! Видишь — дома нет никого. Звонит и звонит! Сейчас милицию вызову! Ходят тут, всякие! Алкаши… — похожая на Шапокляк, соседка Мартыненко дружелюбием не отличалась. Сухонькая, с заостренными чертами лица и желчным, колючим, оценивающим взглядом, она появилась внезапно, высунувшись из-за открывшейся соседней двери справа, после того, как Михаил Дмитриевич несколько раз безуспешно нажал на кнопку дверного звонка квартиры Владимира Григорьевича.

— Не надо милицию. То есть, полицию. Я друг Вашего соседа и коллега по университету. Он на работу не ходит уже два дня. У нас никто не знает, где он и что с ним. И телефоны у него не отвечают: ни домашний, ни мобильный. А мне с ним поговорить очень нужно, — Зобин вынуждено заискивающе посмотрел ей в глаза, казалось — она вот-вот скроется за дверью.

— Нет его. Забрали. В пятницу еще увезли, — Шапокляк заметно подобрела, услышав в голосе Зобина, интеллигента несчастного, умоляющие интонации.

— Куда забрали? — удивился Михаил Дмитриевич.

— Знамо дело, куда. В психбольницу. Куда еще с белой горячкой забирают! — соседка с явным удовольствием просмаковала такую новость.

— Куда? С чем?! — от неожиданности Зобин сел на ступеньку лестничного пролета.

— Я же говорю, в пятницу еще, на прошлой неделе, выбежал вечером во двор с дурным воплем. Всех перепугал до смерти! В шапке зимней, летом-то! А сам в трусах и сапогах. Срамотища! Выскочил и орет на весь двор: «А-а-а! В КГБ нечистая сила!» Мы все, кто был, разбежались, думали — пришибет, а он в будку трансформаторную — шасть! — женщина перевела дух.

— В какую будку?! — Михаил Дмитриевич не верил своим ушам.

— Да, во дворе, трансформатор. Забежал туда, что-то дернул, свет во всем доме и погас. А из будки искры сыпятся, страсть! Электрик наш, из ТСЖ, Веня Шаповалов, прибежал, хотел выгнать его оттуда, а тот его проводом с током ткнул, чуть насмерть не убил. Электрика так шибануло — еле выполз наружу. Позвонили в милицию. Те приехали, тоже вытащить его оттуда не могут. Говорят, он кабелем под напряжением отбивается, а от самого перегаром несет! Допился окаянный! — соседка снова остановилась, восстановить дыхание.

— Он же не пил! — только и успел вставить Зобин.

— А ты знаешь, пил он или не пил? Дома-то, втихаря? Чужая душа — потемки, — отвлеклась она и тут же продолжила, — А потом, уже они, милицейские, вызвали скорую. В психбольницу, сказывают, надо его везти. Приехала скорая. Вытаскивайте — просят милицию — его оттуда, мы не можем. А эти отвечают — да мы тоже не можем! Мы думали — это ваш пациент, вам и вытаскивать. А врачи-то и говорят — ну так, отключите ток в будке, пока не поубивал никого. И эти, дуралеи, опомнились. Точно! Надо электричество во всем районе выключить. Выключили свет, потом три часа обратно дать не могли, нехристи! Зато соседа наружу на аркане выволокли. Связали веревками и в психушку отправили. А света потом еще три часа, до ночи, не было! Серию из-за них, сволочей, самую важную пропустила.

— На чем вытащили?

— На аркане, волоком. Петля такая на веревке. Еле вытянули. Здоровый детина-то…

…Этот бурный, точнее сумбурный поток сознания привел Зобина в полнейшее замешательство. Выбил почву из-под ног. Он растерянно поблагодарил соседку и вышел на улицу. Во дворе стояла маленькая трансформаторная подстанция. Михаил Дмитриевич подошел к ней. Следов борьбы видно не было. Только огромный висячий замок на двери — абсолютно новый, блестящий, в масле — косвенно подтверждал слова пенсионерки…

«Однако, какое странное совпадение. Только утром мы говорили об этом, а вечером его забирают в больницу с белой горячкой. При том, что Володя не пил. Нет, он, конечно, мог себе позволить рюмку, другую, но не больше. И то изредка. По случаю. А тут такое», — мысль хоть и рациональная, но совершенно бесплодная. Ясности в хаотичные размышления Зобина она не добавила, — «Таких совпадений не бывает. Но если так, что же это было? И что делать дальше? А может быть Володя, правда, пил втихаря?» — на мгновение смалодушничал Зобин, вспомнив, что водка у Мартыненко никогда не переводилась. Огромная, старинная, двухлитровая бутылка, пятифунтовый штоф, как он ее называл, всегда дежурила в холодильнике. «Да, нет! Чепуха! И я тоже хорош. Тетка ерунду сказала, а я подхватил. Друг называется… Все-таки, история странная и неожиданная. Как бы в ней разобраться?…»

…Михаил Дмитриевич сложил в пакет свои старенькие спортивные штаны, две футболки, пару сменного белья, две пары носков, полотенце, мыло, зубную пасту, щетку и новые тапочки. Судя по рассказу соседки, Володю увезли со двора, чуть ли ни в чем мать родила. А родственники у него были далеко. Теперь с ними просто так и не свяжешься. Тем более, ни адресов, ни телефонов родни Владимира Григорьевича он не знал. В другом пакете уже лежали: Краковская колбаса, сыр, свежая булка белого хлеба, помидоры, огурцы, овсяное печенье, мятные пряники, йогурт, растворимый кофе и чай в пакетиках — в общем, обычные, нехитрые продукты, которые у нас принято передавать в больницу, чтобы скрасить унылое меню.

«В КГБ нечистая сила? Что за ерунда?!» — навязчиво вертелось у него в голове. Интуиция подсказывала, что разгадка кроется в этой фразе, но что же она означала? Зобин не верил в белую горячку Мартыненко: «Что это? Нервный срыв? Повлиявший на психику, нервный срыв?» — вопросы… одни вопросы…

«Какое странное происшествие… Происшествие, которому нет даже мало-мальски логического объяснения… Да еще накануне эксперимента, проведение которого само теперь под большим вопросом…» — не давали покоя тяжелые размышления, от которых Михаил Дмитриевич пребывал в тревожном унынии.

Он собрался, вышел на крыльцо, достал из кармана ключи, чтобы закрыть дверь.

— Вы Зобин? Михаил Дмитриевич? — в калитку палисадника, навстречу ему, вошел средних лет мужчина: в некогда черной, но уже изрядно выцветшей бейсболке; пепельно-серой, поношенной толстовке; драных джинсовых шортах и новых, дорогих кроссовках из натуральной перфорированной кожи огненно-рыжего цвета.

— Да, — Зобин рассеянно посмотрел на неожиданного гостя.

— Судя по всему, Вы собираетесь навестить Мартыненко в больнице? — посетитель снял с носа модные солнцезащитные очки, поднялся на первую ступеньку крыльца и протянул руку.

— Да, — ответил Зобин на сильное рукопожатие гостя, — А вы, часом, не из КГБ?

— Откуда? — расплылся незнакомец в широкой улыбке, — Я не понял, что это — шутка такая?

— Извините, я имел ввиду ФСБ. Ну, или что-то в этом роде.

— Признаюсь, Вы меня озадачили. С чего Вы взяли? — не сдерживая смешок, переспросил неизвестный. Спустившись с крыльца и распахнув руки, он оглядел себя до пят, повернулся вокруг на триста шестьдесят градусов, как манекенщик, демонстрируя либеральность своего внешнего вида, и задал обезоруживающий встречный вопрос, — По-вашему, я похож на сотрудника спецслужб?

— Вообще-то, нет. Хотя я никогда не имел с ними дело и не знаю, как они выглядят по-настоящему, — Зобин улыбнулся в ответ, — Вы что-то хотели? И откуда Вы знаете, что я собрался в больницу к Мартыненко?

— Догадался. Сам только что оттуда. Но, Вас к нему не пустят. Он в отдельном боксе сейчас размещен. Зафиксирован на кровати. Буйный, говорят, бросается на людей.

— Вы были у него в больнице? Что с ним? Вы его друг? Знакомый? Это он дал Вам мой адрес? — Зобина охватило горячечное нетерпение.

— Ваш адрес мне дали в университете. С Вашим другом я не знаком. Я врач, психиатр. Правда бывший. А теперь занимаюсь психологией. Пишу книгу. Точнее, собираю пока материалы. В этой больнице у меня старые связи.

— Что ж это я?! — опомнившись, всплеснул руками Михаил Дмитриевич и открыл дверь, — Прошу Вас, входите! Извините, лезу с вопросами, а сам Вас на пороге держу!

— Ничего страшного. Я понимаю. Спасибо, — мужчина прошел внутрь…

— Чай? Черный? Зеленый? Кофе? — Зобин взял в руки чайник и остановился перед посетителем, собираясь выйти на кухню.

— Кофе. С удовольствием! — гость чувствовал себя вполне раскованно.

— Итак, о чем Вы хотите со мной поговорить? — вернулся из кухни Зобин, — Я привык пить кофе, заваренный в пуровере. Вы не против?

— Отлично! Делайте, как для себя. Я пью любой. Главное, чтобы сам кофе был хорош и сварен без фанатизма, — Он положил на стол несколько потрепанных листов бумаги — заявку Зобина на проведение эксперимента, которую тот подготовил для Мартыненко, — Это нашли у Вашего друга. Поэтому, я здесь. Мне Ваша идея показалась очень интересной. Свежей. Новаторской. А еще, вот тут, — он перевернул страницу, — Вы ссылаетесь на доктора Дужникова. Это мой учитель.

— Петр Иванович?! Разве он преподавал в университете? Я не знал.

— Нет. Когда-то давно, — по лицу гостя пробежала печальная тень, — я проходил ординатуру под его руководством в этой больнице. Это я и имел ввиду, говоря, что у меня здесь связи.

— Как он? Теперь уже на пенсии, наверное? Я был его пациентом. Он очень тепло отнесся ко мне в свое время, а я, неблагодарный, так и не навестил его больше ни разу, — помрачнел Зобин.

— Он умер семь лет назад.

Михаил Дмитриевич изменился в лице и снова вышел на кухню. Не было его довольно долго. Вернулся он уже с кофе:

— Извините. Продолжайте, — Зобин поставил перед гостем большую фарфоровую кружку.

— Вот. Понимаете, стечение этих двух обстоятельств и заставило меня Вас найти, — гость отхлебнул кофе из кружки, с удовлетворением посмотрел на нее и одобрительно кивнул хозяину, — Эксперимент, который Вы собираетесь проводить, показался мне неожиданным, свежим, а потому привлекательным. Я бы хотел поучаствовать в нем в любой роли. Понимая, что Ваш друг помочь Вам пока не в состоянии, я прошу Вас заменить его. Мною. Он, насколько я понимаю, должен был заниматься организационными вопросами?

— Да. А что с ним? Вы так и не сказали, — Зобину стало стыдно, что он на мгновение забыл о Мартыненко.

— Официальный диагноз — delirium tremens, но я в это не верю, — гость допил кофе и подошел к окну, — Хорошо тут у Вас. Частный дом. Сад.

— Я снимаю две комнаты. Половину помещения. Отдельный вход. Хозяйка дома — подруга моей покойной мамы. Свою квартиру я давно продал… — Михаил Дмитриевич заглянул в глаза гостю, — А что с ним, по вашему мнению?

— Я уже давно не практикую. Я не видел анализов. Не делал опрос. Меня даже к нему не допустили. Но… Я разговаривал с Вашими коллегами в университете. Все с уверенностью утверждают, что он не пил.

— Да! Я тоже это подтверждаю. Если он и выпивал иногда, то как все нормальные люди, не больше и не чаще. В тот день, когда мы расстались, он вообще был абсолютно трезв.

— Темная история. Все это больше похоже на шок. Шок, повлиявший на психическое состояние. Но, выпустят его оттуда теперь не скоро… — гость остановился, выдержал смысловую паузу, — Ну что, возьмете меня на его место? Я смогу быть Вам очень полезен.

— Я не знаю. Все это так неожиданно… — смутился Зобин, — Вообще, если бы Вы смогли его заменить, Вы бы меня спасли. Но все это не так просто. Вы сказали, что сможете быть полезны. Чем?

— Тут, как говорится, если сам себя не похвалишь, — улыбнулся гость, — Во-первых, я великий организатор, министр-администратор, как шутят некоторые. Во-вторых, я решу вопрос с врачом. У меня уже есть кандидатура. В-третьих, повторюсь, у меня связи, и я смогу дешево арендовать медицинское оборудование, необходимое для наблюдения. И, наконец, в-четвертых, вопрос с дачей, — он еще раз мельком глазами пробежал по заявке, — можно сказать, уже решен, — с этими словами он достал мобильник, набрал номер и включил громкую связь:

— Алло? — после двух длинных гудков, донесся из телефона голос ректора.

— Алло, Николай Александрович? — гость невозмутимо улыбался, глядя на Зобина.

— Здравствуй, дорогой! Мне уже доложили, что ты в университете, — ректор явно обрадовался звонившему, — Зайди-ка ко мне. Надо поговорить.

— Сейчас, к сожалению, не получится, — гость пожал плечами, — Я был в университете, заходил по одному вопросу, но уже с час, как ушел. Так что, давай попозже. Я обязательно загляну, тем более, у меня к тебе тоже есть дело.

— Какое? Или это — не телефонный разговор? — едва заметно осекся ректор.

— Ничего секретного, — гость продолжал улыбаться, уверенный в себе на все сто процентов, — я хочу взять в аренду на лето дачу на вашей семенной станции. По деньгам не обижу. Все официально. По договору. Его я занесу с собой, когда приду.

— А зачем тебе эта рухлядь? У меня есть место и поприличнее, — ректор явно старался угодить незнакомцу.

— Не надо мне приличнее. И вообще ничего больше не надо. Ты же знаешь, я книгу пишу. Вот, в рамках работы над ней, потребовалось одно исследование провести. У меня там группа поработает, в тишине и покое. Человек пять-десять. Ты не против?

— Конечно не против! Пусть работают. И незачем формализм разводить! — ректор неожиданно проявил небывалую щедрость, — Можешь без договора, без аренды пользоваться. Я прикрою, если что, скажу — согласовано, в рамках университетской программы. Зачем тебе лишние расходы?

— Спасибо дорогой, но не стоит, — гость вопросительно посмотрел на Михаила Дмитриевича и отрицательно покачал головой, согласуя с ним общую позицию, — мы уже предусмотрели эти расходы. Нам официальное оформление предпочтительнее.

— Как хочешь. Я хотел, как лучше, — ректор облегченно вздохнул.

— Лучше официально, — гость решил завершить разговор, — Так мы договорились? Я занесу договор?

— Завтра? Если завтра, я буду на месте только до обеда, — предупредительно уточнил ректор.

— Сегодня. Если ты меня подождешь, я буду через полтора часа, — незнакомец был стремителен.

— Договорились. Я подожду. До встречи?

— Спасибо, Николай Александрович. Через час-тридцать я подъеду. До встречи, — закончил гость разговор с ректором и посмотрел на Зобина уверенным взглядом.

— Ну, знаете, — Михаил Дмитриевич был поражен, — это произвело впечатление! Я рад, что Вы будете мне помогать! — он с готовностью протянул гостю руку, в знак согласия на сотрудничество.

— Пустяки, — снисходительно улыбнулся незнакомец, отвечая на рукопожатие.

— Вы еще о враче упомянули, — Зобин еще не до конца верил в то, что все так неожиданно вдруг начало налаживаться.

— Да. Молодой и очень талантливый.

— А он согласится оставить на время работу? Или он безработный? — опасливо поинтересовался Михаил Дмитриевич.

— Безработный?! Я Вас умоляю! Да его с руками оторвут любые, самые известные клиники мира! — гость дал понять, что залежалым товаром не торгует, — Сейчас над диссертацией работает. Кандидат в кандидаты, — скаламбурил он, — Но я уверен — за деньги — с удовольствием отвлечется.

— Вы сказали, он молодой, — Зобин от радости не понимал, что бы еще спросить, — а вдруг он не справится? Понимаете, какая это специфика… Нам бы поопытней желательно.

— Пустое! Даже не думайте! Не переживайте. И выкиньте это из головы! У него этого опыта — вагон! Доверьтесь мне. Тем более, у него есть еще одно золотое качество. Он — не болтун.

Последняя фраза просто пригвоздила Зобина на месте. Ему нечего было больше спрашивать. Потому что последние слова гостя в точности повторяли его собственные.

— Может тогда, и Вы хотите у меня что-то узнать? Есть вопросы? — в нерешительности поинтересовался Михаил Дмитриевич.

— Нет. Все понятно. Вопросы, конечно, есть, но их мы будем решать оперативно, по ходу работы. Есть только одно замечание по охране.

— Какое?

— Не надо тянуть время. Не надо искать охранников, с навыками санитаров. Или санитаров с опытом охранников. Это замедлит и удорожит процесс. Надо заключить договор с обычным частным охранным предприятием, а его сотрудников подучить функциям санитаров в первые дни работы. Самим. Пока необходимости в санитарных навыках еще не будет. Так будет и быстрее, и дешевле. Тем более, достойное и недорогое агентство у меня уже есть на примете.

— Действительно. Вы правы. Так и поступим. А мне это даже в голову не пришло, — Зобин еще раз убедился в организаторских способностях своего нового знакомого.

— Ладно, мне пора. Вы же в курсе, — он подмигнул, многозначительно посмотрев на телефон, и ответственно пожал плечами, — надо ехать к ректору. Договор аренды заключать.

— Я правильно понял, что он у Вас даже еще не готов? — Зобин был искренне удивлен.

— Правильно. Не готов, — гость оставался непроницаемо спокоен.

— Как же Вы успеете? Остался лишь час с небольшим, — Михаил Дмитриевич удивлялся все больше.

— Успею! Как у вас говорят: «Не опаздывает лишь тот, кто никуда не торопится?» Так вот, это — про меня. Я такой лентяй, что никогда и никуда не спешу. Поэтому, никогда и никуда не опаздываю, — гость еще раз окинул взглядом комнату, собрал листы заявки, старомодно откланялся и расслабленной походкой уверенного в себе человека направился к выходу.

Зобин поспешил его проводить. Увидев свои пакеты, приготовленные в больницу, для Мартыненко, он окликнул его, когда тот уже переступил порог:

— Вы уверены, что меня не пустят к Володе?

— Уверен. И передачу сейчас не примут. И даже я не смогу Вам в этом помочь. Так что, оставьте пока эту затею. До поры! А потом мы решим и этот вопрос, — Сказано это было со знанием дела, безапелляционно. Гость спустился с крыльца, на мгновение задержался и повернулся к хозяину, — Забыл сказать, хотя может быть, это и неважно. Нашего врача тоже зовут Михаил. Он Ваш тезка, — улыбнулся незнакомец и протянул на прощание руку. Зобин с благодарностью потряс ее и словно опомнился:

— Да! Вы забыли еще кое-что, не менее важное!

— Я? Что же?! — посетитель удивился так, словно он ничего не забыл.

— Вы забыли представиться сами. Я до сих пор не знаю, как Вас зовут?

— Странно. Мне показалось, что я говорил, — слово «странно» было сказано тоном, предполагающим, что ничего странного в этом не было, — Бельф, — он грациозно мотнул головой, — Егор Васильевич Бельф.

— Очень приятно, — Михаил Дмитриевич еще раз протянул руку, — Я очень рад нашему знакомству. Хочу, чтобы Вы знали — Вы меня просто выручили! Да что там! Спасли! И я очень благодарен Вам за это. Надеюсь, мы с Вами подружимся.

— А вот это — действительно, странно, — Бельф остановил на Зобине немигающий взгляд.

— Что же? — Зобин был счастлив. После таких перепадов настроения, как сегодня, ему уже ничего странным не казалось.

— Вы, пожалуй, первый человек, которого не удивила моя фамилия…

…Вечером того же дня, на пороге заведения, в котором Мартыненко прятался от дождя и в последний раз покупал коньяк, появился редкий посетитель. Высокий мужчина, лет пятидесяти. Шатен с безупречно уложенными волосами и правильными, крупными чертами лица. В идеально сидящем костюме асфальтового цвета, серой рубашке, без галстука и безукоризненых, черных, кожаных туфлях. Это был Бельф. В том самом виде, в каком он впервые предстал перед Владимиром Григорьевичем, то есть, блестящем и строгом — официальном. Войдя, он бегло оглядел маленький зал, увидел одинокого посетителя этого заведения и решительно направился к нему. Сев напротив и недовольно окинув взглядом его внешность, Бельф фальшиво улыбнулся:

— Дайте угадаю — Михаил?

Тот, к кому он обращался — вызывающе красивый молодой человек (даже очень молодой человек): высокий, худенький (субтильный, как метко выразилась бы соседка Мартыненко), голубоглазый блондин с правильными, благовидными, утонченными чертами лица, в белом ситцевом балахоне, бежевых льняных брюках и молочного цвета сандалиях на босу ногу, едва заметно кивнул, подтверждая предположение Егора Васильевича.

— Прелестно. Вы меня знаете? — спросил Бельф, не глядя на собеседника. Он искал глазами отлучившегося бармена.

— Знаю, — добродушно ответил юноша.

— А я Вас нет, — Бельф продолжал смотреть мимо молодого человека, за стойку, туда, где так и не появлялся запропастившийся бармен, — И о чем это говорит?!

— О чем? — к удивлению, Михаил совершенно не обиделся.

— О том, кто из нас двоих — главный, — Бельф был явно раздосадован молодостью, точнее, даже юностью, и внешним видом своего собеседника, — Я понимаю, что тебе выбирать не приходилось, — Егор Васильевич неожиданно, без церемоний перешел на «ты», — но… Что они у вас там о себе думают? Это же не серьезно. У нас, например, вопрос решался на самом высоком уровне. Хотя я до сих пор не понимаю, почему ему уделяется такое пристальное внимание, но на самом верху! И мне он был поручен не сразу. Даже то, что это — полностью мой профиль и моя сфера влияния, не стало решающим фактором, при утверждении моей кандидатуры. И старые заслуги не принимались в расчет.

Появился бармен. Бельф гневно прищурился и резко кивнул головой, приглашая того подойти.

— Что будешь пить? — спросил он, между делом, Михаила.

— С Вашего позволения, ничего, — молодой человек оставался абсолютно спокоен.

— Зря, коньяк здесь — определенно лучший в мире, — доверительно подмигнул Егор Васильевич.

— Я не пью ничего кроме воды, — аскетично парировал Михаил.

— Ну и дурак, — коротко отреагировал Бельф. Бармен тем временем подошел к столику и Егор Васильевич недовольно обратился к нему, — Ты где пропадаешь в рабочее время? Накажу!

— Шеф, я не виноват. На заднем дворе принимал бакалею. Машина приехала, товар привезли, — круглолицый бармен был расторопен и лаконичен.

— Ладно, — сбавил обороты Бельф, — Мне большой бокал коньяка и сигару кубинскую, а ему, — он нервно кивнул головой в сторону собеседника, — простой воды.

— Мне ничего не надо, — спокойно вклинился в разговор Михаил, — Я сказал, что пью только воду. Я не говорил, что хочу пить сейчас.

— Скажите пожалуйста, — Бельф продолжал злиться на всех, — Значит, принеси мне коньяк, а этот, — он даже не посмотрел в сторону молодого человека, — пусть так посидит.

Бармен ушел и вернулся назад с большим бокалом коньяка, сигарой и зажигалкой так быстро, словно все это было заготовлено у него заранее и стояло у Бельфа за спиной. Егор Васильевич изрядно отхлебнул и недобро взглянул на юношу:

— Продолжим. Ваша контора решила меня подставить? Все же было согласовано. И не раз! Я же рекомендовал тебя Зобину, как молодого, но опытного — понимаешь? — опытного врача, работающего в настоящее время над диссертацией. И?! Как я теперь тебя ему покажу? Как представлю? Он же резонно спросит: «Что это за тинейджер?» И будет прав! В вашем ведомстве совсем уже ослепли в собственной непогрешимости? Не видят очевидного? Это же халтура!

— Не беспокойтесь. Я сумею его убедить, — парировал Михаил, — А еще, я уверен, что Ваши рекомендации дорогого стоят.

— Что есть, то есть, — Бельф благодушно откликнулся на мелкую лесть, — Я не сомневаюсь, что, как врачу, тебе равных нет, но уж больно сопливо ты выглядишь, дорогой мой Миша! — Егор Васильевич еще раз шумно отхлебнул из бокала, задумался и постарался поглубже заглянуть в бездонные голубые глаза собеседника, — А ты ничего мне больше сказать не хочешь?

— Сказать? — молодой человек никак не изменился в лице, — Что Вы имеете ввиду?

— Не знаю. Знал бы — не спрашивал. Я еще пока не во всем разобрался. И главное, не могу понять, почему Вы решили позволить ему провести этот эксперимент? Обычно, такие персонажи заканчивают свои дни у нас, в сумасшедшем доме. А тут вдруг такое внимание. И содействие. Засуетились все. Забегали. И наши. И ваши. Хотя, при чем тут ваше ведомство? Зобин — это же абсолютно наш клиент. Мой клиент! Мне его и вести. Так, при чем тут вы? Заметь, при чем тут ты, я не спрашиваю, я понимаю — тебе выбирать не приходилось. Послали, так послали. Но контора-то твоя вездесущая куда лезет? Дело проиграно, шансов нет, компетенция не у дел, а вы все туда же! Тебе самому-то не обидно? Может, мы сейчас, тут, с тобой вдвоем, договоримся обо всем, и ты спокойно, без нервов и суеты, подашься восвояси? А? Дело-то безнадежное. Неужели ты не понимаешь, что ваши святоши тебя сливают? Может договоримся? — Бельф, казалось, кое-как, наконец, успокоился.

— Нет. Все будет так, как будет, и никак не иначе, — Михаил отгородился, явно заранее заготовленной, фразой.

— Не люблю я наивных дурачков. Не уподобляйся коим, — голос Егора Васильевича неожиданно опустился до сакрального, низкого баса, — А по сему, предлагаю еще раз подумать, может тебе есть что мне рассказать? Что-то, о чем я не знаю?

— Мне добавить нечего, — Михаил добродушно пожал плечами.

— Я так и подумал, — Егор Васильевич презрительно смерил взглядом своего собеседника. На мгновение по его лицу пробежала легкая тень сомнения. Он еще раз внимательно посмотрел в ясные очи Михаила, но не увидев в них ничего, кроме раздражающей прямоты, брезгливо отвел взгляд.

— Что-то не так? — бесстрастно поинтересовался молодой человек.

— Ничего. Показалось. Ступай отсюда. Ты меня утомил…