Нежить и некромант

Агата Чернышова, 2022

Миджину – молодую девушку – убили накануне свадьбы. И воскресили после похорон. Старого некроманта, путешествующего с целью поиска зелья омоложения, подозревают в убийствах, начавшихся недавно в округе. Молодые девушки умирают от рук злодея в маске накануне свадьбы. И некромант решил воскресить одну из них, чтобы помочь оправдаться и заодно найти колдунью, делающую различные зелья, ведь только нежить чувствует и видит то, что неподвластно живым. Их совместный путь начался на кладбище, там же должен и закончится. Но нежить совершенно не хочет покидать мир живых и решила вести свою игру.

Глава 2

Миджина

В первую ночь после «пробуждения» Миджина почти не сомкнула глаз. Звуки сделались ярче, мыши как стадо баранов топали на чердаке, ветер завывал в трубах, а где-то рядом храпел хозяин дома.

Некромант же спал бесшумно, почти не ворочаясь.

Миджина ловила себя на мысли, что хочет ещё раз заглянуть в его лицо, когда он сам не смотрит на неё. Понять, что за человек этот её «спаситель». В своё чудесное воскрешение после вечного сна она не верила.

Так не бывает.

Снова в памяти всплыл пышный сад, залитый летним солнцем. Она сама в светлом платье бежит по дорожке и, оглядываясь на молодого человека, следующего по пятам, заливисто смеётся. Не удавалось лишь рассмотреть его лица. Только белое пятно вместо глаз и носа.

Миджина вздохнула и открыла глаза. Она слышала всё и прекрасно видела в непроницаемой тьме. За закрытыми ставнями, а Салбатор де Торес приказал ни в коем разе не открывать их, Миджина различала не только очертания предметов в комнате, но и без труда замечала потёртости обивки единственного стула, стоящего у окна.

Наверное, тот, кто его сюда поставил, хотел выбраться на улицу, не привлекая внимания домашних. Этот Тадеуш сразу ей не понравился. Хитрый, с гнилушками вместо зубов, а смотрит так, словно лопатой пришибить хочет.

Под утро сон всё-таки смежил веки, но едва забрезжил рассвет, как Миджина очнулась и так резко села в кровати, что к горлу подкатила дурнота, а голова закружилась, как от долгой поездки верхом. Откуда-то она знала это ощущение.

Тело помнило его. А разум — нет.

Спать Миджина устроилась в чём была. Другой одежды никто не дал, да и опасно раздеваться в чужом доме под недобрым взглядом хозяина.

Дом ещё спал. Даже мыши, топавшие всю ночь, угомонились, а птицы, устроившиеся на чердаке, сонно перебирали ногами, цепляющимися за жёрдочки.

Миджина бесшумно выскользнула из своей каморки и пошла на запах некроманта. Да, теперь она с лёгкостью нашла бы его даже на другом конце света.

Её «спаситель» оставлял тонкий шлейф аромата полевых трав и диких ягод, мха и репея, а также мокрого дерева. Иногда табака.

Остальные пахли иначе.

Потом, кровью, плотью живого существа. И страхом, смешанным с надеждой.

От Салбатора де Тореса несло только равнодушием и желанием курить.

— Что задумала? — спросил он, вскочив на ноги, стоило ей приблизиться к двери. Ничем не примечательной, среди череды таких же изъеденных жуками-короедами. Такая преграда не могла защитить.

— Можно войти? Я кое-что вспомнила, — тихо спросила Миджина, но некромант услышал:

— Сейчас? До утра подождать не могла? Твой убийца никуда не денется за одну ночь.

— Не могла. Это срочно.

Миджина толкнула дверь, но та не поддалась. Она толкнула сильнее.

Заклятие. Догадка пришла не сразу, но Миджина могла бы поклясться, что даже знает вязь из трёх слов, которую использовал «спаситель». И всё же он её не боится, это скорее дань правилам.

— Пустите, домин де Торес. Или я уйду обратно, — голос дрогнул. Обратно Миджина не собиралась.

Прежний дом её где-то в этом городе, но где точно, она не знала. Да и идти к родным, кем бы они ни были, сейчас, даже не посмотрев на себя в зеркало и не убедившись, что всё в порядке, она не могла. Вдруг не примут?

А на кладбище страшно. Там пахнет покоем, но он настолько окончателен, что зубы сводит. И земля сырая, плотная, дышать мешает. Панцирем сковывает по рукам и ногам.

— Иди, проваливай, нежить!

Миджина усмехнулась. Нарочито грубый отклик её не обидел, наоборот, она услышала в нём, насколько де Торес боится, что она уйдёт и сгинет в темноте. Тогда придётся начинать всё сначала.

— И вы отправитесь на кладбище за новыми девушками. Только полная Луна пошла на убыль, домин, — она почти промурлыкала ответ и улыбнулась.

Новое состояние, если к нему привыкнуть и научиться им управлять, а она быстро сделает и то и другое, Миджине нравилось.

Раньше было как-то иначе. Она не помнила, как именно, лишь обрывки мыслей, чужих, уже кажущихся глупыми и наивными, бродили в голове.

Миджина отмахивалась от них, как от падающих по осени листьев. Раньше она любила сидеть под старым деревом, завернувшись в шерстяную шаль, и читать роман о любви, сметающей всё на своём пути.

Но кто-то смял эту пасторальную жизнь и кинул в траву, как грязный листок из девичьего альбома с гербарием. И сухой цветок, символ первой любви, спрятанный между листков, рассыпался в прах.

Пока она размышляла, дверь отворилась. Отперлась, как будто повернулся ключ в замке, и потянуло свежестью. У де Тореса было открыто окно.

Миджина толкнула дверь, и тут же ощутила холодные пальцы на шее и прикосновение острого ножа. Сначала ей так показалось.

Но потом она почуяла сладковатый аромат.

— Говори!

Нет, не нож, так пахнет загнивающее дерево.

— Говори или упокойся!

Пальцы де Тореса сдавливали шею, а его сжатые челюсти и улыбка человека, поймавшего в ловушку крысу, таскавшую припасы с кухни, не оставляли сомнений: воткнёт кол, именно кол, в бок и не пожалеет. Такие, как он, давно разучились жалеть кого бы то ни было.

— Я вспомнила, — ответила она, глядя ему в глаза странного болотного цвета. Воистину Создатель отмечает некромантов точно так же, как и тех, с кем они имеют дело.

— Он носил белую маску. И глаза у него были как красные точки.

— А рот? — зачем-то спросил некромант, отпуская её шею и пряча здоровенный кол в сумку.

— Рот? Рот был закрыт маской. Но голос тусклый. Молодой!

Память подсказала нужный ответ. Миджина вспомнила того, кого видела последним в своей жизни!

Салбатор

«Нежить. Она разная бывает, Салбатор», — поучал его когда-то учитель-некромант. Это потом ученик докумекал, что не хотел отставной вояка, в котором вдруг проснулись тёмные силы, пугать его заранее.

И обнадёживать заодно.

Все знали об истории с Катаржиной. Учитель и не бередил старую рану, пусть подмастерье осваивает ремесло, а там само дойдёт, что и как.

«Не надо упокаивать возрождённых, — это был второй его наказ. — Отпусти их побродить по свету. В последнюю Луну. Потом сами упокоятся».

Салбатор был с ним не согласен, но это осознание пришло позже. Когда нежить убила вояку-некроманта, прикинувшись смирной.

И с тех пор на протяжении многих лет он, последний потомок рода де Торес по мужской линии, носил в сумке осиновые колья. И пополнял запас, собственноручно строгая их, когда нужно было занять руки и остудить мысли.

Он называл колья по именам тех, кому они предназначались. Для рыжей шельмы тоже заготовил один, вот только никак не мог запомнить, как её зовут. А кол без имени, как тупая сабля: вид грозный, а на деле один срам.

Вот сейчас очередная нежить стояла перед ним и смотрела в упор так, словно это он, некромант, был чем-то неправильным и чужеродным для этого мира.

— Маска, значит? — переспросил Салбатор. — Это плохо, как там тебя?

— Миджина.

— Дурацкое имя. Что оно означает?

Он специально спросил нежить, чтобы отвлечь её и проверить, не из породы ли лгунов его новая игрушка.

«Не все возвращаются такими, какими были при жизни», — повторял учитель, но Салбатор верил: его невеста не может стать иным. Созданием Тьмы.

Лишь потом, спустя много лет, понял: Тьма была в этом мире изначально. Она его суть, плоть и кровь. Она спит в каждом смертном, ждёт своего часа.

Это Свет отвоевал у неё место, но однажды она отомстит. А пока клубится в углах домов и в умах простого люда. Ждёт, пока придёт беда и обратит человека к вере его предков.

Создатель сдерживал Тьму, но и Он был не в силах её уничтожить. Это было бы начало конца мира.

— Луна. Что-то связанное с Луной, — протянула нежить и, наклонив голову, прислушалась, словно в ночи желала получить подтверждение своих слов.

— Надо же, — зевнул Салбатор и отступил, чтобы хорошенько её рассмотреть.

Ладная, красивая, могла бы стать женой и матерью, но человек в белой маске отнял у неё Свет. Салбатор вернул её Тьме.

— Маска эта, уверена, что не придумала её?

— Уверена.

И снова глаза-вишни посмотрели в душу. Что она там хотела отыскать? Скорее истина обнаружится на дне стакана пьянчуги из таверны, чем нежить найдёт сочувствие в душе некроманта.

— Значит, с утра отправимся к Поющему фонтану. Слышала его раньше?

Она всё так же стояла, прислонившись к стене, пряча руки за спину. И пожимала плечами.

А он, пожалуй, сядет. Нежити всё равно, живому же лучше силы поберечь.

— Зачем нам туда? — помолчав, решилась нарушить молчание нежить. А Салбатор думал совсем о другом, некогда ему было прикрываться благовидными предлогами. Чай, не невесту на гуляние приглашает.

— Скажи лучше для начала, какие силы в тебе проснулись?

И прищурился. Пусть думает, что он улыбается. Не верит в её тёмную мощь.

Нежить может быть разной, но всегда тщеславна. Думает, что раз Тьме служит, то нет для неё заслонов. Нету спасения тем, на кого глаз положит.

Рано или поздно, но они все становятся душегубицами. Салбатор не давал им дожить до такого, отправлял к Свету. Это было его предназначением, единственным заслоном между этим миром и тем.

— Я могу слышать и видеть. И заклятия чую. Вы на дверь наложили, я сразу поняла, — на спелых вишнёвых губах появилась улыбка кокетки. Бахвалится, значит.

— Хорошо. Вот и отправимся к Поющему Фонтану. Здесь это главная площадь, там все собираются. Парк рядом. Может, узнаешь человека в белой маске? — Салбатор старался говорить спокойно и таким тоном, чтобы его нежить поняла: одолжение ей он делает. А почему, не её дело.

Душегуба этого найти надо обязательно. За Салбатором по пятам уже идут гончие псы Инквизиции. И если не кинуть им настоящего убивца, они примутся за него самого. Некромантия не запрещена, но должна служить Святому Делу.

А Салбатор де Торес давно уж сам по себе.

— Ну, что стала?! — прикрикнул она на рыжеволосую со странным именем. — Иди к себе да не высовывайся. Тадеуш знает, кто ты, только повод ему дай…

Кажется, вздрогнула и по стеночке двинулась к выходу.

— А если я его не узнаю? Ну, того, кто убил? — выдохнула она, и тёмные глаза расширились, даже свечи в них отражались. Салбатор отсюда видел их свет в Тьме её глаз. — Придём туда завтра? Каждый день станем ходить?

Надежда. Он безошибочно угадывал её в голосе живых и мёртвых. Но если первым простительно, то вторые должны забыть всё, что было с ними раньше. Во Тьме нет надежды, и конца ей не будет.

— Нет, конечно, — Салбатор поморщился и почесал в затылке, как всегда делал, когда хотел скрыть правду. Отвык он от живого общения, а нежить в этот раз, как назло, попалась говорливой.

Спрашивала, заглядывала в лицо, так он ей правду и выдал! Не собирался он нигде задерживаться подолгу.

Гончие псы Инквизиции скоро будут в Цинсидиросе. А убивец не только здесь промышлял, но и по всей округе.

Как и та, кого он искал вот уже несколько лет.

— Если почуешь кого с заклятиями, ну, как это, которым я дверь запер, так скажи. Он или она приведут нас к твоему убийце.

— Чёрные Ведьмы?

— Что задрожала? — Салбатор встал и заставил себя приблизиться к нежити. Нарушил собственное правило: дотрагивайся до неё, только когда решил упокоить. — Ты сейчас совсем как они. Даже больше. Они уязвимы, ты пока нет.

Тьма коварна. Заползёт змеёй в душу, сам станешь её адептом. Нельзя приближаться к нежити, нельзя допустить даже мысли, что она всё ещё человек.

И всё же эта вела себя не так, как прочие. Те были куклами, послушными, с пустыми глазами, в которых отражалась тупая покорность и желание уйти навсегда туда, откуда их призвали. Не жизнь это уже, но и не смерть.

— К Чёрным ведьмам нельзя приближаться, — шептала нежить заученные когда-то правила. — Проклянут.

И смотрела прямо перед собой: глаза блестели, зрачки расширены, словно увидела ту, кого боялась. Салбатор усмехнулся и решил пойти с главной карты.

— Нужна она нам позарез! Подумай, они зелья делают разные, только с их руки отвары не дадут обратного эффекта. И тебя сможет к жизни вернуть. К настоящей, понимаешь?

Салбатор старался говорить медленно, смотреть нежити в глаза, хотя это было и сложно. Не врать, к этому он привык, да разве это и ложь?

А вот договариваться с той, кто должна подчиняться, дело хлопотное. Да тут иначе нельзя, у этой способности есть особые, а Чёрная ведьма Салбатору позарез нужна.

Для своей надобности. Тайной.

А рыжеволосой хуже не будет. Потому как уже невозможно быть более мёртвой, чем она.

— Разве я не живу? — удивление в её взгляде поражало некроманта. Другим было всё равно, кто они, а эта никак не могла поверить, что нежива.

Де Торес снова вздохнул и отошёл к столу, одновременно испытав облегчение, что отдалился от нежити. От них вечно веет могильным холодом и стылой прелой листвой. И сейчас этот запах расползётся по всей комнате, что дышать станет сложно. Будто сам лёг под рыхлую землю.

— Что вы молчите? — недовольно спросила нежить, и Салбатор поторопился. Достал из ящика стола зеркальце в резной металлической раме и протянул нежити.

Та обрадовалась, схватилась за него обеими руками. На какой-то миг их пальцы соприкоснулись, и Салбатор уже было хотел отказаться от своей затеи.

Не из страха или жалости. Сейчас рыжеволосая шельма увидит свою истинную сущность, и начнутся слёзы да причитания.

Хлопотно. Впрочем, всегда можно на неё прикрикнуть и выставить за дверь, тогда уже она никуда не денется.

Страшно ей станет людям честным на глаза лишний раз показываться.

— Я всё ещё хороша… — протянула она, поворачиваясь к зеркалу то одной половиной лица, то второй. Словно серьги невидимые разглядывала. Вон даже языком цокает!

— Не совсем, — быстро ответил он и плеснул в лицо нежити святой водой из бутылки, которую всегда носил с собой.