Четвёртое крыло для бабочки

Rin Ashow, 2023

Майя работает во флористической мастерской и мечтает о приключениях. Но совсем не радуется, когда они неожиданно появляются в её жизни: ведь теперь приходится скрываться от группы людей, ненавидящих всё живое и называющих себя «кордтеррами», – «Сердцем земли», – учиться пользоваться непрошенным даром, из-за которого исчезла способность понимать человеческие языки, и ждать пробуждения Матери-Природы.На пути Майю поджидают новые и старые друзья, опасные враги, бесконечная череда неприятностей и поиск не только загадочной Матери, но и самой себя.

Глава 7. Призраки прошлого

Майя замерла. От ужаса начали неметь ноги, а под ложечкой засосало. София, нахмурившись, встала со стула и, щёлкая пальцами, сделала шаг вперёд. Она продолжала говорить что-то, понемногу приближаясь, а затем, показывая на свои губы, улыбнулась.

Судорожно размышляя, как выходить из ситуации, Майя бросила на дверь взгляд, полный надежды, ожидая мгновенного появления Ярослава. Но чуда не произошло, и дверь по-прежнему оставалась закрытой. Повинуясь порыву, девушка закатила глаза и медленно сползла на пол, мысленно укоряя себя, что постоянно откладывала поход на курсы по актёрскому мастерству.

«И «Золотая малина» присуждается Мельниковой Майе за самую нелепую сцену обморока… Не поверит, Господи, ну не поверит! Я бы не поверила». — Крепко зажмурившись, Майя досчитала до трёх, ожидая, если не чудесного разрешения ситуации, то, хотя бы, небольшой передышки.

Но София поверила. Она села возле Майи на колени и попыталась привести в чувство, попутно выискивая пульс на запястье. Но артефакт Матери, надёжно защищающий руки, не позволил это сделать. Майя торопливо открыла глаза, волнуясь за лозы, — Соня ненароком или же, наоборот, специально, могла их порвать.

Заметив, что Майя очнулась, гостья что-то забормотала, снова указывая на свои губы. Майя попыталась угадать, что от неё хотят, и посветлела лицом: вероятно, София просила улыбнуться. Проверяла, не случился ли инсульт, при котором первыми нарушаются мимика и координация.

Поспешно успокоив Соню фальшивой улыбкой, Майя жестами показала, что всё в порядке, и попыталась встать. Но София не позволила. С силой прижав девушку к дверце духовки, она покачала головой, снова объясняясь на человеческом языке, а затем достала из кармана мобильный телефон.

Майя запаниковала. Не оставляя попыток подняться, она тяжело сглотнула. Ситуация усугублялась с каждой секундой, и не было ни одного возможного варианта успокоить Софию. Только если…

София коротко вскрикнула и обернулась, когда запущенный умелой рукой нож пригвоздил её телефон к полу, и в ту же секунду Майя, вскочив на ноги, с размаху ударила Соню по голове кастрюлей, краем глаза наблюдая за хаотичным полётом пшёнки по помещению.

Гостья же, вопреки представлениям о потере сознания из фильмов, упала сразу — не шатаясь, не обводя публику мутным взглядом, не обещая вскоре расправиться с обидчиками, и уж точно куда реалистичнее, чем Майя.

Показавшийся в коридоре Ярослав перевёл на девушку взгляд и со злостью пнул подвернувшийся стул.

— Какого чёрта?! Как она тут оказалась?

— Не кричи, — устало откликнулась Майя, всё ещё не веря своему счастью, и, бросив кастрюлю в раковину, присела рядом с Соней. Аккуратно убрав с лица гостьи прядь разноцветных волос, она прислушалась. А после, с облегчением выдохнув, осела на пол. София дышала, хоть и поверхностно. — Я её впустила.

— И зачем? Для чего ты открыла дверь? Что было непонятного в моём приказе…

В безуспешных попытках объясниться Майя нетерпеливо перебила его, повышая голос в ответ:

— Ещё раз прошу: не кричи! Голова раскалывается. Я думала, что это вы пришли с охоты, вот и открыла. И что значит: «в моём приказе»? Ты что, командир мне?

Лицо Яра не выражало ничего хорошего. Стая псов позади него, чувствуя накаленность атмосферы, замерла. Лишь снег, превращаясь в мутные капли, стекал с шерсти.

Майя сделала глубокий вдох и задержала дыхание, пытаясь заглушить невиданную ранее злость. Иглы, повинуясь изменению настроения, понемногу выступали из кожи. Стиснув зубы, девушка усилием воли постаралась предотвратить их появление.

«Нельзя поддаваться эмоциям, нельзя! Я должна научиться самоконтролю, иначе и сама пострадаю, и другим причиню боль. Даже тем, кто этого не заслуживает».

Ярослав же, ослеплённый гневом, ничего не замечал:

— Именно! В этом доме я командир! И всё, что я говорю, следует выполнять без вопросов, без комментариев, без сомнений!

— Что, пятерых послушных псов тебе мало, хочешь и меня в их команду записать? — Майя дёрнула головой в сторону неподвижно сидящей стаи. Рик, ощетинившись, выступил чуть вперёд, и ей не оставалось ничего, кроме как рассмеяться. Но веселье это было отчаянное. — Ну конечно, в бой, друзья, за нашего великого хозяина! Интересно, а он пообещал вас забрать с собой, когда найдёт брата и уедет отсюда? Или отправитесь обратно на помойку?

Ярослав, вспыхнув, стукнул кулаком по столу. Чашки с недопитым чаем жалобно зазвенели.

— Я о твоей безопасности беспокоюсь, дура! А если бы это был кто-то из кордтерров? Или мой дядя хотя бы? Да к нашему возвращению на полу ждала бы кучка земли, — всё, что остаётся от человека, лишённого против воли даров!

— О моей? — вскочив с пола, Майя закричала так громко, что почувствовала боль в голосовых связках. — А не потому ли ты так переживаешь, что я тебе просто полезна? Давай, расскажи мне, что действуешь от чистого сердца, не преследуя свои цели! Чёрт, да я знаю, что сглупила, да, в очередной раз. Но что мне теперь делать?! Ну вот так получается, что постоянно что-то делаю неправильно, а после за это расплачиваются другие! — Она чувствовала, что начинает задыхаться, а от слёз, застилающих глаза, мир становился размытым. Тело словно охватило огнём, и этот огонь проникал внутрь, опаляя всё на своём пути. Иглы, уже не поддающиеся контролю, пробили одежду, и теперь угрожающе поблёскивали в свете ламп. — У всего есть последствия, у каждого, чёрт возьми, действия! Я не сделала замечание внукам клиента — они подложили мне молочай, и теперь я не понимаю этот ваш человеческий язык, потому что часть моего мозга после отравления погибла! Мне стоило, наконец, перестать трусить, перестать волноваться, что обо мне подумают, нужно было просто сказать им, чтобы вели себя тише! После я позволила тебе остаться и почистить одежду в нашу первую встречу, хотела помочь! Я действительно просто хотела помочь! И теперь кордтерры охотятся за мной, а ты, хоть тебе это и в тягость, пытаешься защитить, — но это не требовалось бы, если бы ты не рассказывал им обо мне! Потому что твоё решение повлекло за собой слишком много боли! Пёс Ронни, — тот самый погибший из-за меня пёс, — его кровь, отчасти, и на твоих руках! Не на него напали, не ему нужно было и отвечать за это! Но он погиб! Защищал постороннего человека и погиб, а я ничего не смогла сделать! Мне пришлось выбирать, кому стоит жить — Ронни или Пёсику! И я сделала этот выбор, хоть и не хотела! Не хотела, потому что не мне решать, кто заслуживает право на жизнь! — отчаянно прижимая руки к груди, Майя заплакала уже навзрыд, не стесняясь, не думая, как выглядит со стороны. Защитный механизм, должный выступать над одеждой на сантиметр-другой, неожиданно вылез ещё сильнее, напоминая своим видом иглы уже не ежа, а дикобраза. — Я устала, чёрт, я устала! Я не хочу решать, не хочу бояться, переживать, думать каждую секунду, что может произойти дальше, куда мне идти, кому верить! Я хочу домой! Я просто хочу домой!

Яр успокаивающе выставил вперёд ладони, но не успел ничего сказать. Майя обхватила себя за плечи и взывала, чувствуя, как запястья стянуло в тиски. А после резко раскинула руки, выпуская накопившуюся боль. Иглы, повинуясь движению, разлетелись во все стороны, подобно миниатюрным, но не менее от этого опасным, снарядам.

Большая часть своры без раздумий метнулась в сторону выхода, толкаясь и скуля. Рик же, не желая оставлять хозяина, отважно и безрассудно бросился вперёд, но Яр смог оттолкнуть пса ногой в сторону стола. Сам Ярослав, не успевая спрятаться, лишь отвернулся и прикрыл лицо согнутой в локте рукой.

Повисла звенящая тишина. Длинные гибкие иглы вонзились во всё, до чего успели долететь. Ими были усыпаны и пол, и стены, и часть кухонного гарнитура, и вся левая сторона тела охотника. Повезло лишь Рику, грозно рычащему под столом, и Софии, — но она, находясь в бессознательном состоянии возле ног Майи, и не попадая по этой причине в зону поражения, не подозревала о своём везении.

Тяжело дыша и утирая вспотевший лоб, Майя подняла голову и посмотрела на Ярослава. Тот, словно окаменев, застыл на одном месте, не решаясь убрать руку от лица. Лишь удостоверившись, что опасность миновала, он медленно повернулся и, сев на стул, окинул себя взглядом. А затем перевёл его на девушку.

— Полегчало?

— Д-да, — всхлипывая, произнесла та, подходя к Яру вплотную, и, увидев причинённые увечья, зажала себе рот ладонью.

Большее количество игл пробило только толстый слой зимней куртки и свитер, но некоторые достали и до кожи, — этому свидетельствовали редкие капли крови, стекающие из рукава.

Ярослав держался стойко, но капли пота, выступающие на висках, свидетельствовали о наигранном спокойствии. Охотник расстегнул куртку и, медленно двигая плечом, освободил руку, а затем попытался стянуть истыканный иголками рукав.

Из-под стола вылез Рик и, недобро глянув на застывшую в ужасе Майю, рыкнул:

— Хозяин, жду указаний.

«Если бы не была напугана, то непременно бы фыркнула, — подумала Майя, невольно переводя взгляд на пса. — Тоже мне, солдат старой гвардии».

— Просто… оставьте нас. Я разберусь. А ты присмотри за сворой, найди им занятие, — стиснув зубы, процедил Ярослав.

Рик послушно засеменил к выходу и, оказавшись уже на пороге, оглянулся. Майя была готова поклясться, что никогда в жизни не видела столь быстро сменяющиеся эмоции, к тому же, отражающиеся на морде собаки: слепое обожание при взгляде на Яра и холодная ненависть к ней.

— Я справлюсь, — отрезал охотник и, кивком головы указав на лежащую Софию, подметил: — Её нужно перенести. Простынет, пол холодный. Проводив Рика взглядом, Майя замялась и виновато вздохнула: — Давай… давай я помогу? — Перехватив куртку, она наблюдала за мучениями Ярослава, и попыталась не сгореть от стыда. — Я справлюсь, — отрезал охотник и, кивком головы указав на лежащую Софию, подметил: — Её нужно перенести. Простынет, пол холодный.

Скинув, наконец, куртку, Яр на секунду зажмурился, — проходящие через веки нити при этом натянулись.

Майя с содроганием подумала, что боль, должно быть, нечеловеческая. Еле сдерживаясь, чтобы не дёрнуться в сторону Ярослава, она приказала себе остановиться. Пока сам не попросит помощи — нет смысла предлагать. Всё равно откажется.

В этом вся навязанная линия поведения, с детства упорно вкладываемая в голову старшими поколениями: мужчины не могут страдать, переживать, плакать, бояться. Они должны быть сильными и смелыми, должны защищать всех вокруг, должны терпеть боль, должны, должны, должны…

И не берётся в расчёт тот факт, что все они, — и девочки, и мальчики, которые после становятся взрослыми женщинами и мужчинами, — обычные люди из плоти и крови, которые могут чувствовать себя одиноко, могут мечтать, могут переживать, могут любить, — совершенно одинаково, даже если на публике показывают это по-разному. Потому что есть то, чему они не могут противиться, как не пытаются, и то, что объединяет их, наделяя спектром эмоций: отношение к одному виду. К человеку прямоходящему. Человеку разумному. А девочки непременно обязаны улыбаться, быть красивыми, податливыми, капризными, слабыми, понимающими и во всём уступающими… И не берётся в расчёт тот факт, что все они, — и девочки, и мальчики, которые после становятся взрослыми женщинами и мужчинами, — обычные люди из плоти и крови, которые могут чувствовать себя одиноко, могут мечтать, могут переживать, могут любить, — совершенно одинаково, даже если на публике показывают это по-разному. Потому что есть то, чему они не могут противиться, как не пытаются, и то, что объединяет их, наделяя спектром эмоций: отношение к одному виду. К человеку прямоходящему. Человеку разумному.

Майя горько усмехнулась про себя: а ведь и её родители, а в большей степени, мама, нередко комментировали нетипичные для девочки, по их мнению, поведение и внешний вид, высмеивая, унижая.

— «Что за штаны, прости, Господи, — восклицала мама, вываливая на пол все вещи из гардероба, не слушая робкие возражения дочери. — Разве девочки могут такое носить? Какие-то булавки навесила, а это что, заплатка?».

— «Это нашивка с моей любимой группой, мама! — плакала тринадцатилетняя Майя, наблюдая, как мать беспощадно отдирает жёлтый кругляшок ткани с изображённым на нём смайликом с двумя хвостиками. — Группа «Пилот», ты знаешь, там такие песни…».

— «И знать не хочу! — мама наигранно ахала и, выхватывая из кипы одежды футболку, недовольно качала головой. — Девочки не должны увлекаться такой музыкой. Вы же нежные, мягкие, вам нужно песни про любовь слушать, а не это «бум-бум-бах». Нет, я тебе запрещаю! Всё в пакеты сложи, больше ты носить такое не будешь. И собирайся, поедем в магазин, купим тебе платьев красивых, юбочек, кофточек розовых. А то как мальчишка, честно слово! Вот откуда, откуда у тебя это убожество?» — трясла она чёрным балахоном перед моим лицом.

— «Это подарок Дениса, мама!».

— «Кречетова Дениса? Он казался мне таким хорошим мальчиком… Но чтобы больше я такого не видела! Ужас какой. И Денисовым родителями передам, чтобы получше смотрели за сыном, раз он вещи свои раздаёт налево и направо».

Майя отчаянно хваталась за балахон, пытаясь отстоять подарок: «Но это не его, он купил мне на день рождения! Ему родители дали деньги!».

Но мама была сильнее.

Швырнув несчастный балахон в угол комнаты, она разразилась гневной тирадой, в которой упомянула и беспечных родителей Дениса, позволяющих сыну дарить подарки такого рода, и ужасный, по её мнению, вкус дочери на одежду, музыку, друзей. Также не забыла напомнить, что пока она содержит, кормит и оплачивает обучение, Майя обязана не перечить, а благодарить.

А после они уехали в магазин, где мама купила отвратительное платье с рукавами «фонариками» противного ярко-розового цвета, и пару кофточек, одна из которых была с переливающимися пайетками, а другая с изображением постера из популярного в то время «Титаника».

Майя в своей жизни не видела вещей гаже, и с тоской представила предстоящую встречу с одноклассниками. Но покорно поблагодарила маму, понуро склонив голову и сдерживая слёзы. Девочка знала: споры не приведут ни к чему хорошему, потому что то, что обычные люди называют «диалогом» и «компромиссом», мама воспринимала как личное оскорбление.

А в семнадцать, когда за плечами был одиннадцатый класс, Майя не выдержала. Произошёл внезапный поворот судьбы, который должен был испортить её жизнь, а на самом деле изменил.

Одним тёплым и дождливым июньским вечером, пока Майя коротала время за чтением, наслаждаясь передышкой перед сдачей последнего экзамена в сельскохозяйственной академии, мама позвонила своей знакомой, работающей в приёмной комиссии это ВУЗа. И попросила по старой дружбе отдать документы, потому что решила, что поступать дочь в это учреждение не будет. Когда девочка, расслабленная и сонная, собираясь спуститься в кухню за чаем услышала разговор, то не нашла в себе сил ни выйти, ни ответить.

«Её будущее связано с бухгалтерской деятельностью, — безапелляционно заявила мама, — и я уже договорилась, чтобы Майю зачислили в высшую школу экономики. На платное, конечно. Пришлось затянуть поясок, но хорошее образование требует вложений. Увы, со знаниями у дочери беда. Не в меня пошла, это уж точно. Расстроилась ли? Ой, конечно, обидно, что все мои старания сошли на «нет». Знаешь, какая у неё подготовка была с детства? Ух, я чуть с ума не сошла! И французский язык изучали, — мне говорили, что во Франции отличные специалисты в финансовой сфере, — и в математический класс я её записывала, и на курсы компьютерные отдавала. И всё это словно в ведро дырявое вливали: на математике ей скучно, французский не нравится, на компьютере она хотела только картинки какие-то дурацкие рисовать… Ну, думала, может мальчика какого встретит на курсах, пораньше замуж выскочит, да дома осядет, раз ей всё неинтересно… Хоть какой-то толк будет. Но и тут она подвела. На свидания не ходит, никого домой не приглашает, по телефону ночами не болтает, хотя я в её возрасте давно уже с ребятами гуляла. Конечно нет! Был у неё один мальчик, Денис, но уж очень симпатичный. У таких, сама знаешь, от девчонок отбоя нет. К тому же, он ушёл в армию и служит где-то далеко, то ли на Камчатке, то ли во Владивостоке… Я как-то с его родителями в магазине встретилась. Слово за слово, вспомнили, как дети дружили, ну и рассказала мама Дениса, что одна одноклассница его со всеми рассорилась и уехала за ним. А там парень молодой, холостой. В общем, забеременела девочка, они и поженились. Я уж своей сказала, что полно у него девчонок было, — больно она переживала. Два года ждала его, письма писала. Он, правда, тоже писал, и какие! Я почитывала тихонько, знаешь, чтобы знать, что он ей совсем голову не вскружил. Но она стала его письма рвать, когда о женитьбе узнала, — с сожалением добавила мама. — Я не успевала вскрыть даже. Одно или два, может, забрала. Интересно же! Но она совсем закрылась. Ни с кем больше не хотела встречаться. Причём, знаю, что в компании, с которой она дружит, много хороших мальчишек. У одного отец — главврач, у другого — тренер смешанных единоборств. Там знаешь, какие связи? А она фыркает. Да-да, говорю же, совсем не в меня, — хохотала мама, — жаль, в моей юности таких не было, уж я бы не упустила шанс… Может хоть в институте за что-нибудь ухватится. Или за кого. Ой, нет, ты что, ну какие растения? С кем она там учиться будет, с тощими ботаниками? Так у нас таких и в посёлке полно. Ну а кто ещё туда пойдёт, чтобы навоз раскидывать? Боже, да как это может быть интересно? Ерунда какая-то. Хочет ковыряться в земле — пусть идёт на огород. Выделю ей грядку под астры или петрушку».

Майя на самом деле не собиралась подслушивать. А когда услышала — оставаться. В тот момент тонкая кровная нить, хоть немного связывающая её с семьёй, натянулась, как струна, а затем лопнула с таким же неприятным звуком. Обычно робкая, тихая, ведомая девочка досчитала до трёх, а затем, стянув через голову ненавистную кружевную ночнушку, преподнесённую со словами «тебе пора привыкать к красивым вещам», швырнула ту на пол, и, как была, — нагая, — побежала из кухни в свою комнату.

Сборы были быстрыми. Не желая больше ничем быть обязанной, Майя сложила в рюкзак старые любимые вещи, забракованные мамой, — включая тот самый балахон, — и той же ночью, успев на последнюю электричку, уехала в столицу. Денег у неё с собой почти не было, не считая пары купюр и небольшой мешочек с мелочью.

До утра Майя, дрожа то ли от прохладной ночи, то ли от нервного потрясения, просидела на скамейке в парке, расположенном недалеко от метро. Купленный возле станции пирожок с сыром и зеленью показался самым вкусным из тех, что она когда-либо пробовала, но девочке никак не удавалось охарактеризовать его. Он был необычным, но приятным, хоть и с ноткой горечи.

А когда на востоке заалел рассвет, забирая остатки ночных тревог, Майя, уже не удивляясь отсутствию слёз и сожалений, твёрдо пообещала себе одну вещь: больше не поддавать на манипуляции, и думать своей головой. И в тот же момент поняла, что за вкус был у пирожка, и почему он не был ей ранее знаком. Это был вкус свободы.

— Ты здесь? — тихо спросил Ярослав, морщась от боли.

— Что? Ах, да. Извини. — Майя встрепенулась и, подхватив Соню подмышки, вздохнула. — Задумалась.

Яр криво ухмыльнулся:

— Призраки прошлого мучают?

— Немного, — пришлось ей признаться. — Тебя тоже?

— Бывает по ночам. Не торопись, я помогу.

— Не надо, я справлюсь. Тебе нужно вынуть иглы…

— Один я это сделать не смогу. — Ярослав, перехватив Соню, взвалил её на ещё целое плечо. — Уложу на диван пока. Не спорь, Майя. Пожалуйста. Лучше поищи в кладовке ящик с инструментами. Тебе нужны бокорезы. Это такие…

— Я знаю, что это, — перебила Майя охотника, с трудом сдерживая ироничный тон. — Но зачем?

— Иглы дикобраза просто так не вытащить. Объясню по мере действий.

Не задавая больше вопросов, девушка направилась к кладовке и, отыскав большой зелёный ящик, распахнула его. Инструменты внутри были расположены по размеру, и ей удалось без труда их обнаружить.

Ярослава Майя обнаружила в ванной комнате. Охотник, успев снять с себя свитер, сидел на табурете возле раковины и разглядывал торчащие из футболки иглы. Майя с удивлением посмотрела на предплечья охотника, покрытые татуировками, но не стала ничего спрашивать. Хотя любопытство, безусловно, щекотало где-то внутри.

— Уложил Соню на диван. Как очнётся, скажу, что сам её вырубил, приняв за вора. Это не вызовет у неё сомнений.

— Почему? Хорошо тебя знает?

— Достаточно, чтобы поверить, — мрачно подытожил Яр, и глазами указал на руку — Начнём? Мне слегка… некомфортно.

Майя подошла почти вплотную и, сглотнув, поинтересовалась:

— Что мне нужно сделать?

— Отрежь до половины каждую. Необходимо снизить давление. У дикобразов на концах иголок есть маленькие шипы, и, если тянуть сразу, можно разорвать кожу.

Украдкой утерев вновь вспотевшее лицо, Майя послушно отрезала одну иглу, затем и вторую, и третью… Спустя полчаса, укоротив все иглы, она вооружилась плоскогубцами, ватными дисками и «Левомеколем», и под командованием Ярослава принялась вытаскивать остатки иголок из кожи. Проявляющиеся капли крови тут же стирала и, не обращая внимания на попытки Яра помочь, обрабатывала ранки мазью.

— Вы с Софией фанаты неформала? — всё-таки не сдержавшись, Майя улыбнулась, вблизи разглядывая татуировки Ярослава, и пояснила: — Она упоминала мастера.

Охотник хмыкнул и, зачесав волосы назад, пожал плечами:

— Тебе не нравится? По мне — так довольно мило. К тому же, мастером София и является. Я был, так скажем, её подопытным, когда она обучалась новой профессии. А как ты уже, думаю, поняла, мне было неловко ей отказывать.

— Мило, — согласно кивнула Майя, — но я, если и ожидала бы увидеть у тебя что-то, то…

— Более суровое? — выгнул бровь Ярослав и легко рассмеялся. Атмосфера мгновенно разрядилась. Майе показалось, что в ванной комнате потеплело на несколько градусов. В её душе, по крайней мере, точно. — А что, герои мультфильмов недостаточно суровы? Взгляни, — он указал кивком головы на левую руку. — Этот пятиконечный листочек с каплей воды, окружённый динозаврами, — из мультфильма «Земля до начала времён». Ты знаешь, что пришлось пережить героям этого мультфильма?

— Знаю, — сдерживая смех, откликнулась Майя, аккуратно доставая торчащую из головы трицератопса иглу. — Я очень любила компанию Литтл Фута. Или, как его называют уже при более профессиональном переводе, — «Крошки-Ножки».

— Тогда ты понимаешь, почему для меня это — символ веры в собственную правду. Вот здесь, чуть выше, — Ярослав указал на фигуры других динозавров, более крупных, — Рекс, Эльза, Вуг и так далее. Вместе с ними мне удалось передать своё сообщение на Радио Желаний. — Ярослав подмигнул. — В воображении, конечно. Это Радио фигурировало в мультфильме, и по нему можно было услышать все самые сокровенные желания детей. А мы часто с Владом спорили, чьим другом будет Рекс…

— Я смотрела эти мультфильмы. Просто удивилась, что и ты их видел.

— Я же не в лесу рос… — осознав двусмысленность фразы, Ярослав фыркнул: — Фигурально выражаясь. Видеомагнитофон у нас, всё-таки, был. Как и кассеты с одноголосым гнусавым переводом, помнишь? Легенда.

— А почему тут у тебя наскальный символ льва и Симба?

— Потому что он, как и я, знал, что был рождён для чего-то большего, но в одночасье потерял всё, — тут же нахмурился Яр, переводя взгляд на правую руку, и сжимая кисть в кулак, от чего под кожей вздулись вены. — И ему также пришлось по кускам собирать себя, пытаясь доказать, что чего-то достоин.

— Мико из «Покахонтас» был рождён обжорой, но про тебя так и не скажешь, — пошутила Майя, поглядывая на расположенного у сгиба локтя енота, и Ярослав довольно хмыкнул.

— Зато он тот ещё плут и проныра. И не стоит забывать про его харизму и очаровательность, — охотник подмигнул, и Майя всё же рассмеялась в ответ. — Как и про качества всех этих персонажей, соединившихся со мной: Чудовища из истории про него и Красавицу, семью мишек Гамми и их друга Кевина, Лисёнка из советского произведения, Ёжика с Медвежонком из серии мультфильмов… Все они — это я в определённые моменты жизни. И пока они со мной, — Ярослав пожал плечами, — я не забуду, кем был раньше, и кем являюсь сейчас. Просто не смогу.

Он замолчал, сосредоточенно разглядывая татуировки. Пауза затягивалась.

— Спасибо, что поделился со мной, — тихо сказала Майя чувствуя, как колотится сердце. Для себя она решила: что бы не произошло, никогда не забудет эту минуту откровения и беззаботности.

Опускаясь на колени около сидящего Ярослава, Майя отвела его руку в сторону, стараясь отвлечься и перевести тему. — Осталось немного. Потерпишь, пока достаю? Может быть больно.

— Куда ещё больнее? — подметил Яр, подразумевая нечто большее, чем изъятие иголок, но, заметив замешательство на лице девушки, отмахнулся. — Извини. Давай закончим.

Послушно ухватившись за одну из иголок плоскогубцами, Майя стиснула зубы, и вытянула застрявшую часть. Яр поморщился, но ничего не сказал. Майя перевела взгляд на напрягшиеся под его футболкой мышцы, с лёгкой завистью отмечая, что охотник в хорошей форме. Сама она могла только мечтать о подтянутой фигуре, постоянно откладывая походы в спортзал то из-за графика работы, то из-за внезапных и неотложных дел, то из-за банальной лени.

— Забыл сказать, — внезапно улыбнулся Яр и с иронией посмотрел на Майю. — Твой телефон разрывался от звонков и сообщений. Кто-то очень уж хочет с тобой пообщаться.

— Да? — рассеяно пробормотала она, подцепляя глубоко засевшую иглу. Про старенький мобильный, в связи с произошедшими событиями, Майя совершенно позабыла. К тому же, всё равно не смогла бы ответить на звонок.

— Да. Не хочешь узнать, кто? Уж извини, я не подглядывал, но когда во время охоты постоянно звучит песня «Knockin` on heaven door», невольно обратишь внимание на оповещение, включая беззвучный режим.

Майя удивлённо вздёрнула брови и резким движением потянула на себя плоскогубцы, выдёргивая иголку.

Яр зашипел от боли.

— Могла просто сказать, что не хочешь.

— Вообще-то хочу. Кто мог мне писать? Маша? Вряд ли. Она в курсе, что я болела. Кристина тоже… А какое сегодня число? — Судорожно перебирая в голове варианты, Майя попыталась вспомнить, не упустила ли из виду какое-нибудь запланированное событие.

— Двадцать шестое.

— Нет, не подходит… До аврала ещё неделя. Значит, это не с работы. А больше и некому беспокоиться.

— А как же родители?

— Родители? — переспросив, Майя горько рассмеялась. — Меньшая из всех вероятностей. Папа писать сообщения не умеет, а мама… не будет.

— Могу тебя удивить. Просто скажи, если понадобится. — Ярослав достал из кармана штанов телефон и протянул его девушке.

Майя раздражённо вздохнула, продолжая битву с иглой:

— Читай. Ярослав, мне нечего скрывать. Я живу… точнее, жила совершенно обычной жизнью. Сейчас я понимаю, каким это было благом. Но, увы, поздно сожалеть. Знаешь, я писала когда-то стихотворения, — призналась она, желая ответить на недавнее откровение Ярослава, — и в одном из них были такие строки: «Не был ты никем гоним, и не выгнан паче. Что имеем — не храним, потерявши — плачем». Смешала классику с собственными мыслями и переживаниями… Не суть. Главное, что я сейчас ощущаю себя героиней того самого стихотворения. Меня ведь никто не выгонял, я сама хотела сбежать от своего рутинного существования. А когда это удалось сделать, хоть и не совсем добровольно, — захотелось плакать. Ирония судьбы, да?

— Но писала совсем не о себе стихотворение, верно? — тихо спросил Яр.

Ничего не ответив, Майя, наконец, сумела вытащить иголку, и взялась за следующую. Но ответ и не требовался.

— Что ж, — Яр откашлялся и, нажав кнопку на телефоне, пожал плечами. — Видимо, ты ошибаешься на счёт мамы. Два звонка, одно сообщение, — но они именно от неё.

— И что же там?

— Предупреждение, что она дала твой номер тому, от кого последующие штук тридцать вызовов и около полусотни сообщений. Кто такой Денис Кречетов?

— Кто? — Вздрогнув от неожиданности, Майя выронила плоскогубцы, и те звонко ударились о плитку.

— Денис Кречетов, — повторил Яр, внимательно наблюдая за реакцией. — Просит ответить… — Он перелистнул сообщение и скривился, — …потому что готов и вживую «открыть душу». Интересное сочетание романтики и расчленёнки. Так кто это?

— Это — моя София, — замявшись, парировала Майя, поднимая инструмент с пола, и продолжила обрабатывать кожу. — Сними футболку, пожалуйста.

— Что?

— У тебя дюжина игл застряла между рёбер. Я их отрезала, но нужно осмотреть, и через ткань это сделать не получится. Ты стесняешься? — внезапно Майя осознала, что Ярослав действительно смутился, и постаралась скрыть улыбку. Но от охотника это не укрылось.

Надменно выгнув бровь, он стянул футболку. Фигура у него действительно была крепкая, подтянутая. На шее, ранее скрытая под одеждой, висела цепочка с покачивающейся на ней деревянной бабочкой.

Аккуратно вытягивая оставшиеся иглы с левой стороны спины и бока всё ещё подрагивающими пальцами, Майя с облегчением выдохнула. Её смущали ни сколько сокровенные истории или близость обнажённого по пояс Ярослава, сколько его взгляд из-под чуть опущенных ресниц, таких длинных, что они задевали прошивающие веки нити. Прямой взгляд, изучающий, осязаемый. Майя постаралась не хихикнуть, подмечая про себя, что зря увлекалась подростковыми фэнтези. Именно там зачастую описывают героя подобными фразами.

Хотя она действительно не сомневалась, что взглядом Яр способен пригвоздить врага к полу. В нём было что-то… Нечеловеческое. Как у приготовленного к прыжку дикого зверя. Или, как бывает, когда находишься один в комнате, но явственно чувствуешь, что за тобой наблюдают. Судорожно оглядываешься, но никого, естественно, не находишь. Но ощущение присутствия остаётся ещё надолго. Так и с Яром.

Мысленно Майя пожелала себе никогда не вставать на пути охотника. А если такое и случится под воздействием непреодолимой силы, — то предпочла бы, чтобы Ярослав к тому времени уже стал кордтерром, как бы безумно это не звучало, и окончательно лишился зрения.

«Тогда, по крайней мере, я не беспокоилась бы, что начну колебаться под наблюдением каре-зелёных глаз… — Майя закусила губу, и тут же недовольно поморщилась. — Фу, да что же это такое! Перестань! Соберись, Майя, соберись немедленно!»

Достав последнюю иголку и осмотрев результат проделанной работы, она встала и, переступая с ноги на ногу, размяла мышцы. Подойдя к раковине, тщательно намылила руки, и бросила через плечо:

— Готово. Я не специалист, но посоветовала бы выпить обезболивающее. И антибиотик. Кто знает, не ядовиты ли мои… иглы.

Ярослав усмехнулся:

— Сомневаюсь, что они биологического происхождения и способны занести какую-то инфекцию. Но обездоливающее приму, у меня как раз остался виски.

— Что там на счёт сообщений? Тех самых, оставшихся сорока девяти?

— Точно! За разговорами о моей жизни мы совсем забыли про твою. — Ярослав снова обратил внимание на телефон и пролистал сообщения. По мере прочтения лицо охотника становилось всё более озадаченным. — Что ж… Уверена, что хочешь знать?

Майя сглотнула, стараясь избавиться от нехорошего предчувствия, и бодро откликнулась:

— Уверена.

А про себя подумала: «Лучше услышать, чем метаться в неведении. А с последствиями разберусь. В конце концов, Яр что-нибудь подскажет. Точно найдёт выход, он же всё… Хва-тит! Хватит, угомонись!».

— Тогда… Занятная вырисовывается картина. — Яр и не догадывался, что Майя его почти не слушает, занятая борьбой самой с собой. — Твой загадочный Денис Кречетов вернулся из Владивостока по причине некого «несчастного случая», о котором уже писал тебе, и жил какое-то время в старом родительском доме. Очень расстроился, что в посёлке не осталось знакомых: кто-то уехал, кто-то уже умер… А, вот ещё, он заходил к твоим родителям в гости. Точнее, думал, что идёт к тебе, и очень удивился, что не живёшь с ними. А после ещё и расстроился, что ты ничего ему об этом не сказала. Цитирую одно из сообщений: «Магнолия, я так и не заслужил доверия? Мне казалось, что ты простила меня, ведь только твоя поддержка помогала мне пережить развод и редкие встречи с дочкой». «Магнолия»? Прозвище не из самых изящных, не находишь?

— «Магнолия» — это «любовь к природе». — Встрепенувшись, Майя покраснела, начиная жалеть, что разрешила читать сообщения, оказавшиеся такими личными, и исподлобья посмотрела на Яра, ожидая насмешек.

Но охотник продемонстрировал чуткость, и спокойно продолжил:

— Извини. Шутка была неуместной. Ещё этот Денис Кречетов пишет, что мама твоя была бесконечно рада встрече, называла его «сыночком», и сказала, что знает всё про вас, ваши отношения, письма и так далее, так как у тебя нет от неё секретов.

— Как называла? Какие письма? Чьи отношения? — Майя замерла и, прижимая ладони к разгорячённому лицу, недоумённо покачала головой. — Но… Подожди. Ничего не понимаю. Я не слышала о Денисе много лет, и уж тем более не стала бы делиться с мамой фактами из личной жизни! Чушь какая-то. — Девушка беспомощно посмотрела на своё отражение в зеркале, словно оно могло дать ответы. Но отражение выглядело таким же растерянным, какой Майя себя и ощущала. Внезапно перед глазами промелькнуло воспоминание: когда просила помощи у леса, то зашла к родителям за одеждой, но услышала посторонние голоса. И один из них был смутно знаком, словно когда-то она его слышала. Когда очень давно. Осенённая догадкой, Майя ахнула: — Так вот кто был тогда у них! Денис! Но зачем? И что значит… Нет, я не понимаю. Бред, какой-то бред.

Ярослав молчал, продолжая изучать сообщения, а после потёр шею. И в движениях его чувствовалась неловкость.

От Майи это не укрылось.

— Что там? Какие ещё призраки прошлого меня решили посетить? Скажи, Яр! Поздно играть в молчанку.

Охотник хмыкнул и покачал головой. Голос у него был весёлым, но Майя отчётливо слышала проскальзывающие нотки смущения. И чего-то ещё неуловимого, мимолётного.

— Судя по всему, о ваших «длительных отношениях по переписке» не знаешь только ты. Потому что твой друг… извини, бывший друг, искренне недоумевает, куда ты подевалась, и почему твоя мама, которая подтвердила, что ты ждёшь возвращения «любимого», как и обещала в письмах, тоже не знает адреса. Почему же ты мне ничего не рассказала о своём парне, когда я раздевался? — Яр схватил с раковины футболку и, натянув её, укоризненно посмотрел на девушку. Майя почувствовала, как от гнева и стыда краснеет лицо, и со всей силы сжала руки в кулаки. Ногти больно впились в ладони, и это помогло прийти в себя. Ярослав же, наблюдая за её смятением, не сдержался и прыснул со смеху.

— Не смешно! — Майя со злостью подобрала с пола испачканные кровью ватные диски и швырнула их в стоящую рядом с раковиной урну. — Кто-то пытается выставить меня дурой, будь добр, не вставай с ними в один ряд!

— Я просто пошутил. Пошутил. — Ярослав примирительно улыбнулся. Как Майя не старалась, но появившиеся на щеках охотника ямочки окончательно потушили разыгравшийся приступ гнева, и она медленно выдохнула через нос.

Ярослав убрал под футболку цепочку с бабочкой.

— В последнем сообщение он извещает, что узнал у твоих коллег адрес, и будет круглосуточно ожидать тебя у квартиры… Так как его хороший друг живёт неподалёку. Ух, это уже смахивает на одержимость. Я могу ошибаться, конечно, но если не ты не вела переписку, то это делал тот, кто мог получать письма.

Майя застонала, закрывая лицо ладонями, и прислонилась спиной к стене.

— Это мама… Мама продолжила читать мою почту даже после того, как я уехала! Она и отвечала! Какая же я дура!

Ярослав, на секунду замешкавшись, нахмурился:

— Почему ты расстроилась?

— Ты не понимаешь? — Майя в изумлении посмотрела на кордтерра. — Она же снова влезла в мою жизнь! Я думала, что, уехав, оставляю всё позади, но и тут мама умудрилась повернуть так, как хочется ей! Хотя она, чёрт возьми, была только рада, когда мы расстались с Денисом! — Она оборвала себя на полуслове, чувствуя, как горло сжимает спазм. «Не плакать. Не плакать», — уговаривала себя девушка. И когда, собравшись с силами, снова заговорила, то голос её звучал тихо и страшно, как у обречённого на смерть человека. — Знаешь, порой кажется, то меня принимают за кусочек плесени в уголке.

— Что? — Ярослав, недоверчиво посмотрев на Майю, сделал шаг вперёд. — Что за ерунда?

— Никто никогда не спрашивает, чего я хочу. Все решают за меня. Ставят в график, потому что им так удобно. Выкидывают мои вещи, потому что хотят. Говорят, что надо делать. Как надо делать. Даже дары, — и те были присвоены с рождения против моей воли. Словно я — набор нужных и важных для других функций, которые должны начать работать по щелчку. Интересно, хоть кто-то видит во мне человека… — растеряв пыл, еле слышно пробормотала Майя, и бессильно ударила по стене, а затем, не обращая внимания на усиливающуюся в костяшках боль, принялась бить кулаком в ритм со словами. К удивлению, ненадолго стало легче. — Зачем… они… это… делают!

— Перестань! — Ярослав мягко перехватил её руку и сжал. — Этим ты только доказываешь, что кто-то имеет над тобой влияние. Мама, коллеги, бывший парень. Боль, которую ты испытываешь, — он указал на сбитую кожу, — принесёт лишь временное облегчение. После станет только хуже, поверь мне.

— И что же мне делать? — Майя закусила губу, снова сдерживая непрошеные слёзы. — «Ну обещала же! Обещала! Почему же стараться быть сильной так сложно, а нарушать обещания — легко? В чём вообще тогда их смысл?»

— Жить, — просто ответил Ярослав, — жить так, как тебе хочется. Не оглядываясь на других в поисках поддержки. Обязательно найдётся тот, кому будут не по нраву твои действия.

Майя вздохнула. Сопротивляться и спорить сил не осталось. Казалось, что жизнь насмехается, подкидывая всё новые и новые препятствия, словно бы проверяя на прочность.

«Судя по выпавшим на мою долю бедам, в конце должно ожидать небывалое счастье. Такое, чтобы прямо искры из глаз», — невесело подумала Майя, но вслух произнесла другое: — Надеюсь, он пошутил, когда сказал, что собирается поджидать меня у квартиры. Вдруг туда нагрянут кордтерры? — От внезапно возникшего предчувствия Майя передёрнулась, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Снова. — Яр, а что если они наблюдают за квартирой? Или вообще там сейчас поселились в ожидании моего возвращения? И нагрянувшего Дениса попытаются использовать, как рычаг давления? Или уже это делают с его телефона…

— Сомневаюсь, — задумчиво протянул Ярослав, но вид у него был хмурый. — Они не знают, что ты уже сталкивалась с кордтеррами и имеешь некое представление, что тебя ожидает. Антон — тот убитый псами кордтерр, который напал на тебя возле работы — просто пропал, не оставив следов. Думаю, все считают его выжидающим нужный для нападения момент. И меня отправили только как запасной вариант, потому что я уже находил тебя один раз. Поэтому, даже если они и проникли в твою квартиру, всё выглядит так, словно ты, может, уехала к подруге, отправилась в отпуск, снова попала в больницу, не знаю… Но никак не сбежала в страхе. Потому что, повторюсь, они посчитают: чего ты можешь бояться, если и не знаешь о нависшей опасности?

Стараясь не рассмеяться от очередной неудачи, Майя тихонько кашлянула в кулак, и до крови прикусила губу, наказывая себя за забывчивость.

— Интересная реакция на мои слова, — подметил Ярослав.

— А если… если вдруг так случится, совершенно случайно, конечно, и они найдут что-нибудь, что может свидетельствовать о моей встрече с этим… Антоном?

Яр сдвинул брови.

— Например?

— Ну… например… такую же штуку. — Майя посмотрела на висящий на поясе кинжал в виде шпаги и, заметив посуровевший взгляд охотника, протяжно вздохнула. — После того случая я забрала её, чтобы выкинуть. И… забыла.

— Ты не избавилась от мэн-гоша?! — Яр зажмурился и, стукнув по косяку двери, рыкнул. — Майя, о чём ты думала? Если они и правда его найдут…

— Извини, но когда бы я могла от него избавиться, если после выздоровления была похищена таксистом? — чувствуя привкус крови во рту, Майя рассердилась и, оттолкнув плечом охотника, вышла из ванной. Эмоциональные качели начали её раздражать.

«Так и до похода к психиатру недалеко, — фыркнула она, заходя в гостевую комнату. — Хотя, может, именно это мне и нужно. Выпишет таблеточки, назначит покой в четырёх мягких стенах, и я забуду про всё, что случилось со мной в последние месяцы».

Ярослав застонал, массируя виски, а после, несколько раз глубоко вдохнув, медленно выдохнул и проследовал за девушкой. Майя почувствовала, что с большим трудом ему удавалось держать себя в руках, балансируя на грани, но эта грань уже истончалась. И он не мог ничего с этим поделать.

Присев на краешек дивана возле Софии, Майя с тревогой взяла гостью за руку и попыталась нащупать пульс. Пальцы касались бледной кожи, и, казалось, оставляли на ней синяки от нажатия.

— Ну что, жива? — успокоившийся Ярослав показался в проёме двери. Он вздёрнул брови и, насмешливо скривившись, сложил руки на груди.

— Пульс учащён. — Майя кинула взгляд на настенные часы и, беззвучно шевеля губами, принялась отсчитывать удары сердца. — Странно.

— Есть вещь ещё более странная.

— Какая?

— Скрытые акробатические способности Софии, видимо, проявляющие себя только в бессознательном состоянии хозяйки.

Майя вопросительно склонила голову, переводя взгляд на Ярослава.

— Что ты имеешь в виду?

Охотник хмыкнул и, подойдя к дивану, произнёс несколько слов на человеческом языке, а затем обратился к Майе:

— Я положил её на диван головой к окну. А теперь же за погодой наблюдают ноги. Удивительно, правда?

Ахнув, Майя отскочила, и в тот же момент Соня, недовольно поморщившись, села на диване и закатила глаза. Речь её была быстрой, сбивчивой, но Майя с удивлением отметила, что некоторые слова ей знакомы. «Лестница», «собака», «боль». От осознания она раскрыла рот, переводя взгляд с что-то жарко объясняющей Софией на недовольно поджавшего губы Ярослава.

«Я слышала эти слова раньше, запомнила их звучание. Это точно такой же язык, как и другие: со своими правилами, своей фонетикой. — Промелькнувшая мысль была так проста, что казалась нереальной. — И чтобы снова понимать его, не нужно терпеливо ждать благословения Матери в день весеннего равноденствия. Можно просто начать его учить!». — Майя так обрадовалась, что не заметила, как диалог Софии и Яра превратился в перепалку.

— Она подслушала разговор, — бросил Яр, заметив обеспокоенность на лице девушки. — Ничего не разобрала, естественно, но в целом этого хватило, чтобы понять, что мы что-то скрываем. К слову, трудно не подозревать людей, которые вместо слов издают шелестящие звуки.

— Какие? — опешила Майя.

Ярослав на удивление терпеливо пояснил:

— Амуш звучит не как человеческая речь. Он более мягкий, более певучий. Звучный, а не чёткий. Тягучий, а не резкий. Как тихое журчание ручья, как еле заметный шелест листьев. Ты не слышишь этого, потому что не понимаешь Алгиц и, соответственно, не видишь различия.

— Алгиц?

— Человеческий язык. Алгиц. — Ярослав потёр глаза и выдохнул. — Что-то я устал от вопросов. Ты! — Он ткнул пальцем в сторону Софии и, не дожидаясь ответа, заговорил первым.

Майя снова попыталась зацепиться хотя бы за отголоски знакомых слов, но речь охотника была слишком быстрой и отрывистой. Разобраться в ней было невозможно.

София морщилась, изредка перебивая старого друга, и активно жестикулировала. Со стороны они с охотником выглядели как огонь и лёд: жаркая, спорящая и громкая Соня, возмущённо взирающая на прошитые глаза охотника, что-то доказывающая и не желающая, видимо, смиряться с объяснениями, и холодный, немногословный, жёсткий Яр, не терпящий возражений. Майя, хоть и старалась всеми силами отогнать это чувство, почувствовала укол зависти. Бывшие возлюбленные казались, хоть и совершенно разными, но яркими, цельными, наполненными характером и смыслом, идеально дополняющие друг друга.

Себя же она, горько усмехнувшись, представила совершенно иначе: не горячей или не холодной, не злой или не доброй, не собранной и не стойкой.

Как серый, чуть покрытый пылью лист бумаги, на котором каждый, желающий оставить свой след ради забавы, рисует что-то на память, и забывает об этом, не заботясь, что от чистого листа остаётся все меньше. И каким бы лист не хотел быть, в тайне ото всех мечтая о собственном достоинстве, — он остаётся тенью, копируя что-то от других, сливаясь с некоторыми их привычками и манерами. И каждый, кто сталкивается с этим листом, в какой-то момент желает его скомкать и выбросить, потому что не может наблюдать со стороны за собственными слабостями, представшими в виде страшных обнаженных демонов.

Вот и сейчас, наблюдая за Ярославом и Софией, Майя явственно поняла это. Поняла, что начала невольно копировать привычку Ярослава складывать руки на груди и ухмыляться уголком губ. Она видела его в этом образе, чувствовала, и хотела быть такой же: жёсткой, уверенной и непоколебимой. Но «желать» и «являться» зачастую существуют в разных измерениях. Это Майя тоже осознавала.

Ярослав прервал её размышления, устало отмахиваясь от нападок Сони:

— Мне совершенно не хочется снова забирать… точнее, наделять тебя возможностью понимать Аглиц, но сейчас София права: это необходимо для дела.

— Какого? — встрепенулась Майя, недоверчиво переводя взгляд с весело подмигивающей Сони на Яра. — И почему ты не хочешь… я запуталась, забирать или наделять?

— Для тебя это как наркотик. Возникнет зависимость, и ты сведёшь себя с ума, снова забыв человеческий язык. А постоянно держать тебя на «игле» дара я не смогу — слишком… тяжело, — нехотя признался Ярослав.

Майя удивилась:

— Ты же говорил, что становишься сильнее.

— Говорил, — огрызнулся охотник и, недовольно поглядывая на Софию, приблизился к Майе. — И это так. Но вместе с силой я становлюсь… уязвимым. Теряю контроль над собой. Словно… словно воздушный шар наполняют воздухом. И этот шар становится всё больше, но скоро не сможет выдержать натиск, и попросту лопнет.

— Что-то подобное и мне сегодня довелось почувствовать, — подметила Майя, выразительно посмотрев на исколотую руку Ярослава. — Что ж, ещё один взрыв этот дом не выдержит. Так что за дело?

Ярослав протянул ладонь, за которую Майя с готовностью взялась, предвкушая уже знакомое чувство лёгкости, радости и наслаждения. Она с удивлением отметила, что надеется на разговор с Софией — человеком, далёким от кордтерров, даров, Матери, — но по случайности узнавшим о них и, судя по расслабленной позе, совершенно не испугавшимся. Или же в характер Сони попросту не входила склонность к панике. В отличие от Майиного.

— Ты рада? Что ж, тогда тебе не испортит настроение тот факт, что на обещанную вечернюю прогулку мы отправимся втроём. И это будет отнюдь не кинотеатр. — Наблюдая, как меняется выражение лица девушки, Яр довольно кивнул, подтверждая догадку: — Поедем забирать из квартиры мэн-гош. И, если повезёт, то познакомимся с твоим «призраком прошлого» — Денисом Кречетовым.