Четвёртое крыло для бабочки

Rin Ashow, 2023

Майя работает во флористической мастерской и мечтает о приключениях. Но совсем не радуется, когда они неожиданно появляются в её жизни: ведь теперь приходится скрываться от группы людей, ненавидящих всё живое и называющих себя «кордтеррами», – «Сердцем земли», – учиться пользоваться непрошенным даром, из-за которого исчезла способность понимать человеческие языки, и ждать пробуждения Матери-Природы.На пути Майю поджидают новые и старые друзья, опасные враги, бесконечная череда неприятностей и поиск не только загадочной Матери, но и самой себя.

Глава 2. Знакомства приятные и не очень

В десятых числах февраля Майю, наконец, выписали из больницы. Врач, которого она видела впервые — сухонький пожилой мужчина в очках с толстыми стёклами — долго и нудно рассказывал про возможные последствия отравления, а затем выдал немаленький список ограничений в еде, дополнив его перечнем лекарств, и закончил напутствия направлением к невропатологу.

Майя ни слова бы не поняла, если бы последний выживший из тюльпанов — и это оказался не Тюльпи — не переводил человеческую речь. Оттягивая момент прощания, девушка медленно переоделась из больничного одеяния в своё более привычное. Но оставаться в палате больше не имело смысла, и она, бросив печальный взгляд на одинокий цветок в вазе, еле сдержала слёзы.

Горт, к которой Майя успела привыкнуть за период лечения, перед своим естественным финалом потребовала клятву: не плакать после их ухода. Майе же, хоть она и скрещивала пальцы за спиной, всё же пришлось поклясться.

Тюльпи был менее терпимым, поэтому выразился в своей обычной манере:

— Когда ты врёшь, у тебя нос краснеет. Ну чего слюни пустила, как ива перед грозой? Процесс же не остановишь — все умирают. Круг жизни, слыхала про такой? Будь уверена — ты тоже умрёшь, а из твоего тела прорастут цветы, чьи тела послужат обедом для коровы, которая тоже умрёт. И если тебе станет легче — это не больно. Мы просто засыпаем.

По Тюльпи Майя скучала больше всего. Не могла и представить ранее, что привыкнет к кому-то за столь короткий период, к тому же, что этим «кем-то» окажется цветок. Но тюльпан смог покорить её сердце и, хоть на мгновение, заглянуть в душу. Он, как бы не показал себя в самом начале знакомства, оказался очаровательным: прямым, честным, хоть и ворчливым. В отличие от своих братьев-молчунов, искренне любил публику и фарс, и до последней минуты шутил.

Но вместе с тем Майя осознала, что не все живые существа, будь то цветы, деревья или животные, хотят общаться, как и братья Тюльпи. Со слов той же Горт, многие предпочитают молчаливое существование, не желая тратить время на пустые разговоры. А без подарка Матери-Природы Майя не могла никак на это повлиять.

Подарок она ждала со страхом и нетерпением, считая дни и помечая их в календаре на телефоне, но обещанный ястреб не прилетал. Это угнетало девушку, лишало надежды, но мудрая Горт до самого конца утешала, убеждая, что Матерь всегда всё делает вовремя. И что главное — это терпение. И Майя терпела.

***

В день всех влюблённых — и самый нелюбимый праздник Майи — она, за несколько дней дома умудрившаяся довести себя до паники, впервые решилась выйти на работу. Так и не сумев успокоиться и заснуть, лёжа на кровати, Майя буравила потолок, освещающийся фарами проезжающих машин, взглядом, считая каждую трещинку в побелке. Мысли никак не хотели собираться в единое целое, и разбегались в голове, как муравьи.

Наконец, рывком откинув одеяло, она встала и направилась в ванную, а там простояла перед зеркалом почти час, мысленно репетируя жесты для объяснения с коллегами.

Спустя ещё один час Майя собралась с силами и вызвала такси в приложении. Ориентироваться пришлось по памяти, потому что буквы, ранее ей привычные, теперь казались непонятными крючками и палочками.

Приехав задолго до начала рабочего дня, Майя открыла дверь своими ключами и осторожно вошла внутрь.

В мастерской ничего не изменилось: небольшая холодильная камера, сплошь забитая баками с цветами, длинный серый стол для работы, два деревянных ящика с инструментами, всевозможные вазы, расставленные на полках, шляпные коробки разных размеров, корзины, коробка с флористическими губками, шкаф ручной работы для лент… Всё было привычным. Кроме ощущений где-то в глубине сознания. Кроме страха.

Майя упорно отводила взгляд от холодильника с обширным ассортиментом цветов. Боялась, что не сможет начать разговор. И уж тем более не сможет его контролировать.

Работать в цветочной мастерской без контакта с растениями было невозможно, и Майя твёрдо решила сохранять самообладание хотя бы внешне. Выдохнув на счёт «три», зажмурилась, и потянула дверцу холодильника на себя. Лицо обдало прохладой и сладким ароматом роз. Медленно открыв глаза, девушка осмотрела цветы, стоящие в баках, в вазах, а также лежащие без воды на полках.

Все они молчали. Как и раньше, цветы находились в покое, дожидаясь своего участия в работе. Ни одно из растений не подало и знака, что может говорить. И молчали они до тех пор, пока Майя, выдохнув, не направилась к выходу.

— Уходит.

— Это новенькая?

— Эхеверии говорят, давнишняя. В отпуске была.

— Болела она! — Голос исходил от ведра с пионовидными розами. — Молочай сказал, что отравилась чем-то.

— Ох, бедняжка…

Майя развернулась всем корпусом и, чувствуя, как дрожат колени, облокотилась на косяк двери, скрещивая на груди руки. Сердце заколотилось от надвигающейся паники.

— А молочай не сказал, что именно им я отравилась?

Секундная заминка в холодильнике сменилась многоголосым криком, и девушке пришлось зажать уши.

— Тише, тише! Вы что, с ума посходили?

Первой откликнулась эустома, мелко дрожа в целлофановой упаковке:

— Как ти понимашь ретчь, дитья?

— Что? — Майя неосознанно дёрнулась в её сторону, пытаясь разобрать слова. — Не понимаю.

— Она из Нидерландов, — шёпотом подсказал стоящий слева антирринум.

Зашелестев упаковкой, тёмно-коричневый леукадендрон недоверчиво протянул:

— А чего это ты нас слышишь?

— Матерь-Природа думает, что это дар, — стараясь выглядеть уверенно, пояснила Майя, с досадой отмечая, что враз ставший тонким голос всё равно выдаёт волнение. — Но теперь я не понимаю человеческую речь, и мне очень хотелось бы, чтобы вы помогли. Сегодня трудный день. Очень трудный. Без вас мне никак не справиться.

Растения тихо зашептались, обсуждая просьбу. Стоящий в стеклянной вазе ранункулюс, один из самых красивых цветов, которые могут существовать в мире, хмуро отозвался из угла:

— Все знают, что Матерь ещё не пробудилась. Так с чего бы тебе помогать? Может, напомнить, что ты делаешь с нами?

Майя стиснула зубы, стараясь унять нервную дрожь.

— Не стоит. Я помню. Но это моя работа — следить за вашим состоянием, а после…

— Ломать и выкидывать. Прямиком в мусорный бак, не разбираясь, кто ещё жив, а кто уснул, — оборвал её ранункулюс, и шикнул на робко подавшие голос цветы.

— Мне что, хоронить вас надо было? — отчаянью девушки не было предела, и, сама того не заметив, она перешла на крик.

— Именно. Ты должна была вернуть нас Матери. Мы родились в земле, там должны и упокоиться. Но ты не озаботилась этим. Тебе никто не будет помогать.

Все цветы, как по команде, замолчали. Сколько бы Майя не пыталась их разговорить, как бы ни умоляла — ни одно растение не отозвалось. Все боялись нарушить запрет. Она вышла из холодильника и сердито хлопнула дверью, мысленно вычёркивая ранункулюс из любимых цветов. До начала рабочего дня оставалось всё меньше времени. Как и до начала проблем.

Майя выпила две чашки кофе с молоком, пытаясь согреться и успокоиться. Это помогло, но ровно до того момента, как скрипнула дверь, оповещая о приходе коллег. Почти всех их вывели на работу в авральный день — Майя не досчиталась лишь одной помощницы, Нины, которая ещё в декабре предупреждала об отъезде домой.

Поприветствовав жестами, девушка на пальцах объяснила свою проблему со здоровьем. Коллеги сочувственно покивали, так же жестами показывая, что поддержат, и приступили к работе. Маша, не вышедшая на работу в тот злополучный день, нежно сжала руку Майи, с сочувствием качая головой. Кристина же просто обняла девушку и, поглаживая по спине, что-то зашептала на ухо. Слова Майя не разобрала, но и по тону поняла, что подруга её утешает.

Заказов, как и ожидалось, поступило много. Клиенты заходили один за другим, желая приобрести большой и яркий букет, чтобы поразить человека, или милую скромную композицию, или всего три цветка для первого свидания. Атмосфера в мастерской витала донельзя романтичная, с яркими ароматами лилий, роз и шоколада, с тёплыми взглядами покупателей, влюблённых в свои половинки, а крупные хлопья снега, покрывающие за окном асфальт, добавляли волшебства.

Всем этим пропитался воздух, и Майя начала задыхаться, всё чаще оттягивая ворот рубашки.

«Не хватает лишь, чтобы зебры запели под окном «Can you feel the love tonight», честное слово, и можно с гордостью умирать, — стиснув зубы, со злостью подумала Майя. — Нет, не люблю этот праздник. Совсем не люблю».

Майе чувствовала себя разбитой и бесполезной. Она не могла понять пожелания клиентов на словах по известным причинам, а из-за большого потока подолгу разгадывать шарады не было ни возможности, ни смысла.

Промучившись несколько часов, девушка сдалась и, стиснув зубы, взялась за упаковку подарков и букетов: коллеги с огромной скоростью собирали заказы и отдавали ей незаконченные работы, а Майя уже подбирала бумагу под цвет и, нарезая её квадратами или длинными лентами, накладывала на цветы.

***

К вечеру аврал достиг пика. Рук не хватало, флористы выдохлись без активной и продуктивной помощи, и атмосфера из романтичной стала напряжённой, с явными нотками раздражения и недовольства. Стук в окно Майя услышала не сразу, лишь после трудно различимых возгласов коллег обратив на него внимание.

За окном сидел крупный коричневый ястреб с перьями, покрытыми звёздочками снежинок. Из крепко сжатого клюва у него свисали тоненькие прутики, обвитые сухими лианами то ли дикого винограда, то ли другого вьющегося растения.

Ахнув от неожиданности, Майя бросила на стол лист цветного фоамирана и выбежала из мастерской, накидывая на плечи шерстяную кофту. Ястреб, цокая длинными изогнутыми когтями по карнизу, величаво направился в сторону девушки. Она же, всё ещё не веря в происходящее, робко протянула раскрытые ладони. И ястреб, разжав лапу, уронил в них прутики. Лианы ожили и, подобно змеям оплетая запястья, больно впились в кожу.

Ястреб склонил голову набок:

— В день весеннего равноденствия Матерь проснётся. Будь с ней рядом.

— Как я её найду? — Сглотнув, Майя сморщилась от боли, чувствуя, как подарок Матери затягивается, сдавливая руки.

— Ты найдёшь. — Ястреб стремительно вознёсся ввысь, больно задев растерянную девушку крылом, и вдалеке послышался его глухой крик: — Когда придёт время!

Войдя в помещение, Майя вдохнула полной грудью, стараясь успокоиться. В голове прояснилось, словно прутики-лианы расставили всё на свои места, утихомирив бурю в душе. Хотя Майя знала, что дело вовсе не в них. Просто нужен был знак, что она не сходит с ума. Что Матерь существует, и действительно поможет. И Майя в этом убедилась. Хотя до конца так и не поверила.

Внезапно она поняла, что слышит не только обычные ароматы, присущие цветам, но и может различить малейшее изменение в них, будь то чуть подгнивший стебель или запревшие листья.

И сейчас, даже сквозь толщу стекла в двери холодильной камеры, Майя слышала аромат ранункулюса. Он был сладковатым, тягучим, как смола, с тошнотворными нотками, и доносился из самой сердцевины бутона. Следы гниения не были видны, но уже начали пожирать растение, словно паутиной оплетая чашелистик.

Майя впервые за долгое время почувствовала небывалый прилив сил, и расправила плечи. В душе поселилась уверенность, что есть возможность избавить цветок от напасти. Любой цветок. Подарок Матери не просто усилил уже присутствующие возможности. Он открыл доступ к новым. Или же Майя хотела так думать.

Не обращая внимания на переглядывающихся коллег, она, откашлявшись, вошла в холодильник и закрыла за собой дверь. Решительно поднеся ладонь к ранункулюсу, Майя коснулась лепестков подушечками пальцев и ощутила лёгкое покалывание. Бутон изнутри словно засветился, изредка вздрагивая от искорок, прыгающих по лепесткам, а затем над ним поднялось зеленоватое облачко, которое тут же испарилось.

— Что ты… сделала? — голос ранункулюса дрогнул, когда Майя убрала руку.

— Ты чувствовал невыносимую боль, но не мог избавиться от неё. А я — могу. И вылечу так каждого. Обещаю. Если вы, конечно, согласитесь сотрудничать, — тихо пояснила девушка. — Это не шантаж. Это шаг к перемирию. И я делаю его первой.

Много времени, к её радости, на раздумья не потребовалось. Цветы с готовностью откликнусь, перебивая друг друга, и желая обрести вторую молодость. Замолчавший ранункулюс что-то бурчал за шумом, а после неохотно, но тоже вступил в беседу. Благодарить двуногого ему не позволяла гордость, а промолчать — совесть. Майя почувствовала, что её, хоть и с трудом, но приняли, и сдержанно улыбнулась, вынося из холодильника несколько ваз.

«Кто бы знал, какими болтливыми и упрямыми бывают растения! — чуть не обратилась Майя к сосредоточенно записывающей заказ Маше, но вовремя себя остановила, продолжив с собой мысленный диалог: — Нет, ну кто бы знал… В больнице цветы себя вели поприличнее, и не галдели каждую секунду. Уж лучше бы вместо прутьев ястреб принёс карманный выключатель, способный хоть на минутку оставить меня в тишине и спокойствии!»

Цветы спорили, кто лучше и точнее сможет перевести речь флористов, и Майе пришлось украдкой утихомирить их, а затем выбрать за главного всё тот же ранункулюс. К нему прислушивались, его уважали. И не посмели перечить, когда он вызвался помогать.

Закатав рукава рубашки, Майя взяла в руки секатор и, не без волнения, приготовилась. Пришлось склонить голову, делая вид, что разглядывает стебли вблизи.

Майя внимательно слушала советы цветов, как и куда положить, чтобы им было легче держаться или меньше конфликтовать. На этом моменте задира-гиацинт пообещал своей луковицей отлупить сирень, но Майя, хихикнув, поместила их в разные вазы, обещая никогда больше не ставить в один букет. А затем, глубоко вздохнув, приготовилась.

Еле заметными движениями рук она излечивала каждое растение, маскируя испаряющиеся облачка гнили под чих — в связи с чем коллеги, как одна, постарались отодвинуться от девушки подальше, — и всего за несколько минут собрала букет. Каждый цветок был на своём месте и, довольный, что к нему прислушались, целиком раскрыл свою красоту.

Кристина с Машей, недоуменно переглянувшись, отложили недоделанные заказы и приблизились. Майя в очередной раз не разобрала слов, но и без перевода цветов поняла, что они хвалят её и восхищаются. Необычная форма, интересное сочетание цвета — всё это сделало букет не просто красивым. Он был уникальным.

Чувство гордости распирало Майю изнутри, надувая, как воздушный шарик, в голове же было пусто, как в том же шарике, и она на мгновение почувствовала себя счастливой. Впервые за несколько лет.

Всё получилось. Получилось, как Матерь и обещала.

От охватившего восторга Майя даже не заметила, как коллеги, перешёптываясь между собой, собрали деньги и положили их в кассу. А затем Маша, широко улыбаясь, протянула её тот же букет.

— Они выражают свою любовь, — шепнула гермини, и девушка зарделась, принимая подарок.

«Нет, хороший, всё-таки, праздник! — улыбнулась Майя, насухо вытирая стол. Пустота в голове медленно исчезала, уступая место всего одной мысли: — Только вот где раздобыть лопату, чтобы хоронить цветы?».

***

В полдесятого все флористы, убрав рабочие места, тепло попрощались. Майя помахала им в ответ им и, закончив уборку, повернулась к выставленным на столе вазам. Идея некой игры, способной помочь освоиться, пришла в голову эвкалипту. Тот, весь вечер пребывая в молчании, внезапно высказал предположение. Майя, хотя и не верила в успех, с сомнением поглядывая на серебристые монетки эвкалипта, всё же решилась попробовать.

… «Я такая красивая, только посмотрите: это стройное и гибкое тело, эти аккуратные, словно крылышки маленькой бабочки, лепестки, ах! Моё тело наполнено любовью к себе. Мир — это всего лишь крохотный и бесполезный кусочек Вселенной, который беспощадно блекнет по сравнению с моим великолепием и величием. Я настолько прекрасна, что окружающие на моём фоне кажутся неуклюжими, словно их наспех слепили из того, что попало под руку. А когда двуногие трогают меня своими скрюченными пальцами, ах, мне становится дурно! Я чувствую слой отвратительной грязи на лепестках, который не отмыть даже каплями утренней росы. Когда они режут меня, чтобы усладить свой взгляд, моя душа разрывается, возносясь в небеса. И после на землю падают крупные капли воды, которые двуногие называют дождём, но я знаю — это слёзы ангелов»…

Вынырнув из чужого сознания, словно из ванны, наполненной густым и тягучим сладким сиропом, Майя с хрипом вдохнула и закашлялась. Стоящие в вазах цветы с любопытством зашептались, строя догадки, в чьём из тел сейчас ей удалось оказаться, тренируясь во временном перемещении сознания в растения. Игру они назвали просто и понятно: «Отгадай, кто».

Это была уже девятая попытка погружения, и лишь третья удачная. До этого момента Майя, совершенно не понимающая процесс слияния, несколько раз падала со стула, что изрядно её разозлило. Но показывать слабость растениям или, ещё хуже — признаваться в ней себе, Майя отказывалась.

И когда девушка, наконец, попала в сознание цветка, — а им оказался эрингиум, — чуть не задохнулась от ужаса и неожиданности. В первую секунду ей показалось, что сознание, представляющее собой пульсирующий шар, трещит по швам, рискуя разлететься на миллиарды искорок, и Майя с трудом заставила себя во всех смыслах собраться воедино.

У цветов ментальная сущность, — «душа», — поправила себя Майя, — была иной, похожей на их физическую форму. И потому Майя наяву почувствовала, как больно впиваются колючки эрингиума. Но дальше стало проще.

— Ну что, что там было? — не выдержал дельфиниум. — Рассказывай!

Майя обвела взглядом цветы, подбирая слова, чтобы не объяснить слишком явно.

— Я была чудесной, такой, что даже боги…

— Орхидея, фаленопсис, — наперебой закричали растения, не давая и слова больше вымолвить.

— А ведь могли бы и на меня свалить, — хохотнул нарцисс.

Пытаясь скрыть улыбку, Майя прикрыла лицо ладонью, но не сдержалась. Слишком уморительно дразнили зазнайку её товарищи.

Растения, когда она, выдержав театральную паузу, утвердительно кивнула, расшумелись, хохоча и подтрунивая над орхидеей.

Та гневно затряслась в углу:

— Бездари, да что вы понимаете! — И обиженно замолчала.

Игра продолжилась. Майя громко хохотала над шутками левкоя, умилялась рассказам на удивление робких антуриумов, и чувствовала себя легко и свободно. Так, как не чувствовала никогда ранее. Словно обрела последний кусочек пазла, и стала, наконец, цельной.

***

Выйдя с работы уже после одиннадцати, Майя решила устроить себе романтический вечер вдвоём, как и подобает в этот праздник. Только роль её пары играла бутылка вина. Хоть врач и запретил алкоголь, Майя понимала, что нервная система находится на грани своих возможностей, особенно после экспериментов с погружением в чужое сознание, и хотела расслабиться, как самый обычный человек. Как провела бы вечер раньше, не зная ничего про дары и прочие природные сюрпризы.

В магазине она долго рассматривала этикетки, подбирая вино. Сначала решила остановиться не белом испанском, потом схватила чилийское, уже намереваясь зайти в рыбный отдел.

«Какое белое — и без рыбы? — упрекнула себя девушка. — Что бы сказала на это мама? — В память возник образ Тюльпи, костерящего рыб на чём свет стоит, и Майя невольно сморщилась. — Без разницы, что бы она сказала — всё равно нашла бы, к чему придраться. Так что, пожалуй, обойдусь без морепродуктов».

По итогу размышлений и печальных воспоминаний выбор пал на «Киндзмараули» — сладкое, терпкое и вполне крепкое — как раз то, что нужно на четырнадцатое февраля для одинокого человека.

Засунув бутылку в глубокий карман куртки, Майя перекинула сумку через плечо, в очередной раз обещая себе уже переложить вещи в рюкзак, и вышла из магазина на морозную улицу.

Снегопад ещё не закончился, и теперь маленькие снежинки кружились в свете фонарей, навевая лёгкую грусть.

Людей на улице не было — большинство уже отмечало праздник, уютно устроившись рядом, и клянясь друг другу в вечной любви. А одиночки, подобные Майе, либо отсиживались дома, либо веселились в барах. Девушка фыркнула, на минуту представив, как отправляется в бар, и там, в толпе точно таких же свободных от отношений людей, ищет себе приключение на вечер.

«Ну нет, пожалуй, компания в виде вина меня устроит больше. С ней я хоть и не смогу поговорить, как с человеком, зато смогу поделиться переживаниями, — решила Майя. — И она окажется куда более внимательным слушателем. Тем более сейчас, когда вместо внятной человеческой речи издаю лишь… Чёрт, а что именно я издаю? Бульканье? Нет, вероятно, его издают рыбы, будь они неладны…».

Дрожа от холода, Майя обогнула здание и, пересекая небольшую территорию промзоны с затянувшейся на ней стройкой, вышла к дороге.

Движение за спиной сразу заметить не удалось — девушка была слишком занята вызовом такси, и лишь почувствовала неясную тревогу. Паника, нарастая, сигнализировала яркими огнями, но её причины оставались для Майи загадкой. Ровно до того момента, как некто, выйдя из тени, напал, ударив по затылку.

Майя ничего не успела сделать, вскрикивая от неожиданности. В голове зашумело, а поджившая гематома после столкновения с больничной батареей отозвалась новой волной боли. Девушка попыталась развернуться, чтобы увидеть преступника, но тот был намного быстрее, и, повалив её на землю, с силой прижал лицом к промёрзлой земле.

Майя почувствовала, как закружилась голова, а перед глазами снова замелькали знакомые пятна, и закричала изо всех сил:

— На помощь!

Мужчина жутко захохотал, услышав голос. Он надавил на руку коленом, наваливаясь сверху всем весом. Майя снова закричала, срывая голос, и мужчина, пытающийся что-то достать, внезапно замер.

Со стороны мусорных контейнеров послышалось глухое ворчание. Щурясь от падающего на морду снега, из темноты вышел крупный взлохмаченный пёс. Вопросительно глянув в сторону Майи, пёс тихо рыкнул:

— Мадмуазель, он пр-р-ричиняет вам боль?

— Помоги, он напал на меня!

Не в силах больше сдерживаться, Майя заплакала, и тут же получила очередной удар по голове.

Пёс оскалился и прижал уши, когда незнакомец что-то ему грубо сказал. За спиной пса показалось ещё пять собак, все как одна грязные, со свалявшейся шерстью.

— Человек угр-р-рожает. Нехор-р-рошо.

Майя всхлипнула, чувствуя, что почти не может дышать из-за забитого носа.

Незнакомец слегка ослабил хватку, показывая что-то в зажатом кулаке. Что-то, совсем не понравившееся стае.

Воспользовавшись заминкой, Майя вывернула руку и выхватила из кармана бутылку вина. Времени на размышления не было. Досчитав до трёх, она наугад ударила человека и, судя по звукам, попала прямо в лицо. Её отчаянный рывок был командой для стаи собак. Они, враз ощетинившись, набросились на мужчину.

Тот скатился с тела девушки и попытался увернуться, ткнув одну из собак тонким ножом, похожим на миниатюрную шпагу. Пёс заскулил, заваливаясь на бок, но его собратья с удвоенной злобой принялись рвать человека.

Мужчина кричал, размахивая оружием из стороны в сторону, и иногда его удар попадал в цель. За первым псом на землю рухнул второй, загребая лапами окрашенный грязью и кровью снег.

Майя попыталась встать, опираясь дрожащими руками на асфальт, но тело стало непослушным, чужим. И она снова закричала, надеясь, если не на помощь Матери-Природы, так хотя бы на чудо в лице какой-нибудь заблудившейся неподалёку компании:

— Если меня кто-то слышит — помогите!

Майя почувствовала, как запястья обожгло, а сухие лианы до крови сдавили кожу, но прилив адреналина заглушил боль.

Послышался нарастающий шелест крыльев. На зов браслетов откликнулась стая сизых голубей, казавшихся в ночи почти чёрными. Закружившись над дерущимися, птицы мгновенно спикировали вниз, нанося маленькими и крепкими клювами удары.

Мужчина яростно боролся, отбиваясь от двух стай, но численное преимущество было не на его стороне. За хлопающими крыльями Майя с трудом могла разглядеть, что происходит, и только беспомощно плакала. Страх сковал тело, лишая возможности как-либо помочь стаям.

Спустя несколько минут всё затихло. Голуби, не издав ни звука, мгновенно скрылись в темноте ночного неба, исполнив свой долг.

Девушка тяжело дышала, прислушиваясь. Звенящая тишина, которую, казалось, ничего не может нарушить, придала сил. Морщась от боли в затылке, Майя попыталась подняться, дважды ударившись подбородком о землю, когда непослушные руки разъехались на тонкой пластинке льда. Медленно, хромая при каждом шаге, она приблизилась к месту боя. К горлу подступила тошнота.

Мужчина лежал, опрокинувшись навзничь, а рядом с ним тяжело дышал пёс. Второй находился чуть поодаль, всё ещё дёргаясь в конвульсиях.

Готовясь в любой момент впасть в истерику, Майя бросилась к обеим собакам. Положив руки на истекающих кровью животных, она закрыла глаза и глубоко вдохнула несколько раз.

Рукам стало невыносимо горячо, и пришлось стиснуть зубы, чтобы снова не закричать. Майя физически ощущала проявляющиеся на ладонях пузыри от ожогов, но псы продолжали скулить от боли — жизнь утекала из них вместе с кровью.

Вожак стаи толкнул девушку носом:

— Мадмуазель, у вас не получится помочь всем. Нужно выбр-р-рать одного, чтобы не погибли оба.

Майя посмотрела на молодого бело-рыжего одноухого кобеля, жалобно скулящего и пытающегося подняться на лапы, не смотря на раны. А после перевела растерянный взгляд на другого пса — с тонкими короткими лапами, серой, казавшейся в свете Луны почти серебристой, шерстью, и грустными влажными глазами. Сердце, казалось, ещё мгновение, — и разорвётся на куски от боли, жалости и нежелания принимать такое важное, такое беспощадное решение.

Закусив губу до крови, Майя снова заплакала и повернулась к одноухому, размещая обе руки на вздымающийся боком животного. Вожак печально взглянул на своего второго товарища. Тот уже перестал шевелить лапами и покорно вздохнул, закрывая глаза и смиряясь со своей участью. Сердце его пропустило удар, а затем остановилась вовсе.

Слёзы застилали лицо, смывая границы реальности происходящего, и Майя, всхлипывая и икая, вложила в своё желание помочь все остатки сил. Жар усилился, но смертельные раны, нанесённые ножом, начали понемногу стягиваться. Кровь ещё сочилась, когда бросившиеся к товарищу псы оттолкнули девушку и принялись вылизывать порезы.

Вожак спокойно сел рядом, разглядывая стаю.

— Собачья слюна обладает обеззар-р-раживающим свойством. Он попр-р-равится.

Майя устало вытерла лицо испачканными кровью руками и прислонилась спиной к стене. То ли от холода, то ли от напряжения её трясло так сильно, что стучали зубы.

— Спа… спасибо вам. Простите меня за.. за… — Майя, отводя виноватый взгляд от погибшей собаки, покачала головой и, обхватив себя за плечи, начала раскачиваться. Произошедшее сводило с ума и заставляло содрогаться от ужаса. — …за всё.

— Он в лучшем мир-р-ре, мадмуазель. В мир-р-ре, где нет холода и голода, но есть дом и лучший др-р-руг — человек-в-смешной-шляпе, как называл его Р-ронни. Др-р-руг Р-р-ронни давно ушёл из этой жизни. Тепер-р-рь они вместе.

Майя оглянулась на неподвижно лежащего человека, только сейчас замечая, что его лицо скрыто за сплошной чёрной маской без единой прорези. Даже не пытаясь подняться, она подползла вплотную и сорвала ткань. От увиденного её замутило, и Майя, сглотнув тугой комок в горле, прохрипела:

— Боже… Что…что с его лицом?

— Видимо, пер-р-рестар-рались, мадмуазель, — пёс виновато завилял хвостом и подошёл ближе.

— Да нет же, у него… нет глаз! — Майя зажала себе рот, рассматривая бледное лицо с глазницами, безобразно сшитыми толстыми, уже вросшими в кожу, нитками.

Услышав это, псы замерли и заскулили. Даже вожак сделал шаг назад, с ненавистью зарычав:

— Кор-рдтерр-р-р! Это был проклятый кор-рдтерр-р-р! И он получил по заслугам.

— По заслугам!

— По заслугам!

Собачий лай слился воедино, постепенно превращаясь в вой.

Вожак снова залаял, призывая к тишине, и обратился к девушке:

— Мадмуазель, вы не сталкивались… Не все добр-ры к живым существам. Есть и др-ругие. Люди, котор-р-рые испытывают ненависть к пр-рир-роде. Они называют себя «кор-рдтерр-рами» и пр-редпочитают жить в своих гр-рязных нор-рах под толщей почвы, — рыкнул пёс. — Лишают себя зр-рения, чтобы не видеть окр-ружающий мир-р-р. Говор-рят, что кор-рдтерр-ы пр-рекр-расно ор-р-риентир-руются на звук и запах.

— Как черви, — тявнул один из псов, и вожак согласно кивнул:

— Чер-рви. Но кор-рдтерр-ры никогда не нападают на людей. Их цель — истребление пр-р-рироды, но человеческую жизнь они ценят. Люди — бесценный р-р-ресур-рс. Пр-росто р-р-ради забавы он бы не напал на вас. Ему пр-р-риказали.

Майя растерянно посмотрела на пса, пытаясь осознать информацию:

— Но зачем? Что ему нужно?

— Вер-роятно, потому что вы способны понимать наш язык. Говор-р-рить на нём. Этого не хватает кор-рдтерр-рам, чтобы окончательно взять власть в свои р-руки и истр-р-ребить всё, созданное пр-рир-родой. Уничтожить саму Матер-рь! Будьте остор-рожны и никому не довер-ряйте. — Вожак осуждающе мотнул головой. — Вас кто-то пр-редал, р-рассказав о способности. И за вами началась охота.

Не веря в реальность случившегося, Майя с трудом надела перчатки на руки, запоздало подмечая, что казавшиеся обожжёнными, на самом деле руки были чистыми, без единой раны, хоть и покрытые тёмными разводами, — и подняла с асфальта нож-шпагу, которым убитый кордтерр отбивался от стай. Лезвие блестело от собачьей крови.

Вожак посмотрел на оружие с опаской.

— Стр-рашная вещь. Мадмуазель, избавьтесь от неё, пока не поздно.

Разумных мыслей в голове не осталось, и Майя действовала, скорее, по наитию: достала из сумки сменные носки, чуть влажные после пятнадцатичасового рабочего дня, завернула в них нож и спрятала свёрток в сумку.

— Здесь… здесь оставлять его нельзя. Выкину. Выкину по дороге. Но что делать с телом? — В этот момент до неё только начало доходить понимание, и Майя прижала ладони к разгорячённым щекам. — Мы… убили человека. Нас же обвинят в случившемся! И мы ничего не сможем объяснить! Никто из нас, чёрт возьми!

— Возьмите себя в р-р-руки, — сурово откликнулся пёс. — И уходите. Мы р-разбер-рёмся.

Вожак отвернулся от девушки, оканчивая разговор, и направился к телу кордтерра. Схватив мужчину за штанину, пёс потащил его по асфальту в темноту контейнеров.

Стараясь следовать совету, Майя сцепила руки в замок. Запястья пульсировали и отзывались болью на каждое движение, а некогда серые перчатки сменили свой цвет на бурый.

Она постояла немного, переводя дух и собираясь с мыслями, а затем робко окликнула стаю:

— Что же мне делать? Как защититься?

— Вам следует обр-р-ратиться к лесу. Вспомните, где вам спокойнее всего, мадмуазель, и идите туда, — раздалось приглушённое ворчание за контейнерами. А следом Майя услышала жуткий и ни с чем несравнимый звук: треск сломанной кости. Несомненно, человеческой.

Машинально подобрав бутылку вина, Майя с равнодушием отметила, что та не разбилась, и снова сунула её в карман. Словно сомнамбула, еле переставляя непослушные ступни, девушка поплелась к дороге.

Смартфон разбился при столкновении с кордтерром, и Майя, пережившая за один вечер немало потрясений, была настолько морально истощена, что без сомнений подняла руку вверх, голосуя. Ей уже было всё равно, кто остановится. Просто хотелось домой. Смыть с себя кровь, грязь и ощущение надвигающейся беды.

Майя догадывалась, что, если псы правы, и некие кордтерры — ненавистники всего живого — решили поймать её, то на одном человеке это не закончится. Они будут преследовать до тех пор, пока не загонят в угол, как маленькую мышку. А это означало, что нужно научиться защищаться не только с помощью бутылок. Одну из которых Майя, выудив из маленького кармашка сумки штопор, открыла прямо в такси. Там же и выпила.