Изгнанница Муирвуда

Джефф Уилер, 2015

Сага-фэнтези о 18-летней Майе, изгнанной принцессе Комороса. Когда в стране, которой правит ее отец, воцарился хаос, Майя решается на рискованный квест, чтобы спасти страну. Пытаясь выжить, она вынуждена прибегать к магии, которой обучилась тайно, ведь женщинам запрещено владеть магией. Буквально за каждым углом ее поджидают враги, но Майя начинает осознавать, что зло рыскает и внутри нее. Магическая сила Майи начинает играть с ней злые шутки: от Майи ускользает контроль над собственным сознанием, размываются ориентиры – что есть правда, что ложь. Сможет ли она освободиться и спасти свое королевство, которому предана до глубины души, несмотря на то, что королевство ее отвергло? Джефф Уилер работал в Intel. Но литература взяла верх. Его романы стали бестселлерами. И это первое издание книг Джеффа Уилера на русском языке.

Оглавление

The Banished of Muirwood

The Covenant of Muirwood. Book One Jeff Wheeler

Перевод с английского — Ирина Ющенко

Text Copyright © 2015 Jeff Wheeler

© 2019, «Карьера Пресс», перевод и издание на русском языке

All right reserved This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com, in collaboration with Synopsis Literary Agency.

* * *

Тому, Джордану, Дейлу и Стиву

(а также Мэдж)

Задолго до того, как мы с твоим прадедом взошли на «Хальк» и оставили старые берега… До того, как Скверна пожрала все живое, пощадив лишь одну-единственную душу… До того, как киль нашего судна взрезал неизведанные воды и лег на песок… До того, как нога человека коснулась этой земли… Задолго до того, о правнучка, я принесла Клятву. Я поклялась Альдермастону в том, что потомки мои вернутся на старые земли и восстановят из руин аббатство Муирвуд. Я поклялась, что Сокровенная Завеса откроется вновь и что душа Альдермастона обретет покой в Идумее. Когда Сокровенная Завеса закрылась, аббатства утратили связь друг с другом и мертвые остались прикованы к сему миру, не в силах вернуться в свое законное пристанище. Однако видения пришли ко мне уже после Клятвы. Видения открыли мне, что иной народ пожелает назвать нашу землю своей прежде, чем туда вернутся наши потомки. Многое предстоит мне тебе поведать, но Клятва должна быть исполнена, иначе мир наш не устоит. Долг исполнить ее я возлагаю на тебя.

Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд

Глава первая

Кистрель

Устроившись на широком подоконнике, Майя смотрела, как глаза канцлера Валравена наливались серебром. Блаженно вытянув длинные ноги, канцлер отдыхал на жесткой деревянной скамье у стены. Черная ряса дохту-мондаров скрадывала очертания старческого тела, однако коричневые кожаные башмаки поверх темных шоссов смотрелись рядом с ней в высшей степени неуместно. На коленях у старика покоился открытый золотистый том, и одна рука похлопывала по блистающему орихалку страниц, в то время как другая покоилась на груди, под висевшим на цепочке кистрелем. Тонкие седые волосы были взлохмачены, подбородок обрамляла узкая ухоженная бородка.

Канцлер взывал к магии кистреля. Шепот Истока зашелестел в комнате, наполнил собой башню. По телу Майи прошла волна дрожи, сочетавшая в себе жгучий восторг пополам со страхом. Она знала это ощущение: оно приходило всякий раз, стоило лишь ей взглянуть в светящиеся глаза канцлера в тот миг, когда он взывал к кистрелю. Взгляд канцлера был прикован к полукруглому алькову башни. Там в беспорядке громоздились книги в кожаных переплетах — целые стопы книг, тома, сундуки, урны полностью занимали все пространство. Окно в башне было всего одно, то самое, у которого сидела Майя, и тусклый луч солнца согревал детские плечи, покуда девочка увлеченно следила за происходящим.

Майе было девять лет. Она была принцессой Комороса и единственным чадом царственной четы. В день имянаречения ее нарекли Марсианой — в честь кого-то из предков Семейства, — однако отец стал называть ее Майей, да так с тех пор и повелось.

В лестничном колодце послышался дробный топоток. Майя невольно вздрогнула, и хоть от долгого сидения на пятках ноги у нее кололо как иголками, менять позу она ни за что не желала. Первый призванный магией кистреля пришелец появился из-за истертой старой книги. Можно было не сомневаться, что черные глазки-бусинки и подрагивающие усы принадлежат самой обыкновенной мыши. За первой мышью пришла вторая, за второй — третья.

Канцлер Валравен сидел совершенно спокойно, рассеянно похлопывая по лежащей на коленях книге. Мыши тем временем спустились на пол и с шорохом и писком потекли к канцлеру, жадно нюхая воздух, словно бы перед ними был не старик в рясе, а самое что ни на есть соблазнительное угощение. Вскоре весь пол представлял собой сплошную мохнатую серую массу с подрагивающими розовыми ушами. Сила, пронизывающая воздух, сгустилась и стала почти осязаема. Усталый, но твердый серебристый взгляд канцлера устремился в дверной проем. Канцлер пошевелился, и деревянная скамья под ним скрипнула.

— Ты чувствуешь присутствие Истока, Майя? — негромко спросил он. — Чувствуешь, как его сила держит мышей в повиновении?

— Да, — сдавленно прошептала Майя, чувствуя, как встают дыбом волоски на загривке. В глубине души она боялась, что какая-нибудь мышь прыгнет на подоконник, однако помнила, что во избежание такого исхода страх надо держать в узде. И сидела, неподвижная, как камень, не сводя глаз с мышиного ковра, покрывавшего пол.

— Мыши обречены повиноваться приказам кистреля. Они не в силах противиться. Кистрель влечет их к себе. Он завладевает их разумом, оставляя лишь чувства. Если бы ты открыла окно, я мог бы наполнить мышей страхом и заставить их броситься вниз, на верную смерть. И они бы послушались, Майя. Они пошли бы на смерть.

— Вот бы Кара Кухарка обрадовалась, — блеснула глазами Майя, но при взгляде на колышущуюся все растущую массу вновь содрогнулась от отвращения. Откуда-то вылезла пара крыс, с длинными усами и острыми, словно зубья пилы, передними зубами.

Наполнявшая комнату сила стала спадать, будто вода, утекающая в пробитую дыру. Мощь Истока слабела, и вместе с ней слабело заклятье. Мыши и крысы брызнули в разные стороны, заметались и бросились вниз по лестнице, катясь и накрывая друг друга, как волны в пруду. Две-три мышки попытались запрыгнуть к Майе на колени; девочка вздрогнула и носком туфли спихнула их на пол, к товаркам.

Пытаясь успокоиться, Майя схватилась сперва за сердце, затем — за плотно охватившее шею ожерелье с самоцветами. Она глотала ртом воздух и ждала, когда же ее отпустит.

— Только тот, кто властен над своими мыслями и чувствами, может прибегнуть к силе Истока, — сказал канцлер и покачал головой. — Ты пока еще не готова, Майя.

Она ощутила укол разочарования, но постаралась не выдать себя.

— Ну почему?

Канцлер с хрустом поскреб аккуратно подстриженные усы.

— Ты еще очень юна, Майя. Чувства еще долго будут рвать тебя на части. Погоди, вот исполнится тебе… ну, скажем, лет тринадцать… О, тогда чувства накроют тебя с головой! Нет, конечно же, я позволю тебе читать старинные книги, хоть это и запрещено, но кистрель я тебе еще долго не доверю. Старый орден Дохту-Мондар распался потому, что неразумно пользовался силой кистреля. Но из мастонских книг мы узнали, как правильно использовать силу Истока, и следим теперь за тем, чтобы кистрелями владели лишь те, кто не оскорбит ее вольно или невольно. Ты, моя дорогая, пока не готова.

Майя тяжело вздохнула. Ей так хотелось получить кистрель! Она изо всех сил старалась показать, что достойна его. Многие мастонские семьи сохранили способность взывать к Истоку через яр-камни, однако по каким-то загадочным причинам столетие за столетием эта способность ослабевала. Единственным средством обретения истинной силы Истока стали кистрели, ну, а кистрелями пользовались только в ордене Дохту-Мондар. Впрочем, несмотря на все разочарование, Майя ценила свое положение и дорожила доверенным ей секретом.

Ни одну девчонку всех семи земель не допустили бы к тайному искусству чтения и гравирования. Оно было доступно лишь избранным — мальчикам и мужчинам. Что-то такое произошло в давние времена, что-то связанное со Скверной, пожравшей многих и многих, после чего женщинам больше не позволялось прибегать к Истоку, читать древние тома и уж тем более владеть кистрелями. Некоторые женщины из хороших семей были достаточно сильны, чтобы подчинить себе яр-камень. Это дозволялось. Таким женщинам разрешали стать мастонами. Учились женщины и в аббатствах, изучали языки, ремесла, музыку — но и только. Майя была единственным исключением, и то потому лишь, что отцом ее был король, а короли сами устанавливают правила.

Майя припомнила, как сказать на языке Прай-Ри «терпение», и произнесла слово вслух.

Валравен снова поскреб бороду.

— Должно быть, ты унаследовала от предков дар чужеречия, дитя. Сколько языков ты уже знаешь?

— Дагомейский, немного пайзенийский, ну и наш, конечно, — ответила Майя, выпрямила спину и гордо улыбнулась. — И на всех них я говорю и пишу. Вот бы еще выучить язык Прай-Ри, там ведь родилась матушка. Или нессийский. А какой лучше?

— Дитя, тебе ведь всего девять лет. Боюсь, наш нессиец совсем тебя замучил учебой. Все-то ты руны зубришь… — он постучал пальцем по изящному золотистому тому книги у себя на коленях. — Смотри только, не проговорись, что умеешь читать. Если в братстве Дохту-Мондар узнают наш секрет, меня казнят.

Майя покрутила темный локон и укоризненно поглядела на канцлера.

— Я вас никогда не выдам, — твердо сказала она.

Канцлер улыбнулся.

— Знаю, дитя, знаю. Это все Исток, он заставляет меня думать об этом. Ты рождена для великих дел. Очень может быть, что однажды ты станешь королевой Комороса.

На мгновение Майе стало страшно.

— А как же мама? Вы ведь не думаете, что в ее ребеночке есть зло, правда, лорд канцлер?

Валравен провел рукой по курчавым седым волосам.

— Я никогда не лгал тебе, Майя. Ты — первенец царственной четы, но ты — девочка. Закон и обычай гласят, что, даже если наследников мужского пола у твоего отца не будет, править страной ты не сможешь. А после тебя твоя мать трижды рождала мертвых детей.

Майя вновь содрогнулась, чувство вины перехватило ей горло, едва не задушив. И все-таки она не заплакала. Однажды ее отец похвалился перед послами из Пайзены, что его дочь никогда не плачет.

— Это из-за меня? — спокойным голосом, серьезно спросила она.

— Кто может знать наверняка? Должно быть, такова была воля Истока. Что ж, будем ждать известий.

Он взмахнул рукой, указывая на заваленный пергаментными свитками стол.

— Видишь, сколько писем? Кому требуется ответ, кому — указания, кто-то просто желает удовлетворить собственное любопытство. Все короли окрестных стран жаждут знать, какого пола ребенок и родится ли он живым. А вон та груда бумаг на краю стола — это от короля Прай-Ри. Если родится мальчик, король желает женить его на своей дочери и подкрепляет это желание изрядной суммой денег. А ведь у короля Дагомеи тоже есть дочери, правда, уже взрослые, но и он предложит твоему отцу брачный союз с юным принцем и бочонок золота в придачу. Как в свое время предложил то же самое для тебя, — на лице канцлера играла мудрая улыбка. — Я охотно верю в то, что он так и не простил нам всего того, что было в прошлом, однако он достаточно умен и понимает все выгоды союза с более сильным соседом.

Майя знала, как устраивали ее собственный брак, и воспоминание об этом заставило ее печально улыбнуться. Когда ей было два года, король Дагомеи произвел на свет наследника и весьма скоро после этого заключил союз с Коморосом. Залогом прочности союза стала помолвка его сына с Майей. Впрочем, несколько лет спустя помолвка была разорвана, ибо торговое соглашение между Дагомеей и Пайзеной долго не протянуло, и конфликт вылился в ожесточенную войну.

Майя всегда знала, что ее брак будет делом чистой политики. В свои девять лет она уже не питала никаких иллюзий на сей счет. Однако она верила канцлеру Валравену, знала, что он умен и проницателен… и что он привязан к ней. Валравен был доверенным советником отца, личным наставником Майи, а кроме того, положение его в ордене Дохту-Мондар было столь высоким, что канцлер имел власть даже за пределами королевства.

По затекшим ногам разливалась ноющая боль. Майя разгладила подол платья.

— А вы уже придумали, за кого я… выйду замуж? — спросила она, стараясь не выдать того смятения, которое охватывало ее всякий раз при мысли об этом.

— Хм-м-м?

Канцлер склонил голову и прислушался, повернувшись ухом к открытой двери.

— Наверное, уже идут какие-нибудь переговоры о… о моем браке?

— В данный момент — нет, — ответил Валравен. — Ты у нас девица красивая, пусть и застенчивая. В желающих предложить тебе руку и сердце недостатка никогда не будет. Однако с политической точки зрения было бы необдуманно заключать какие бы то ни было договоренности прежде, чем мы будем знать точно, произведет ли твоя мать на свет наследника. Как советник твоего отца, я вынужден вести судно туда, куда дует ветер, а не требовать от ветра, чтобы он дул, куда я пожелаю. Если я буду достаточно ловок, однажды ты станешь первой властительницей этих земель. И нам надо будет очень осмотрительно подбирать консорта, понимаешь?

С лестницы послышались шаркающие шаги. Канцлер Валравен встал, сдвинул груду пергаментов и положил книгу на стол. Колыхнув подолом рясы, он повернулся к окну и стал смотреть на простиравшиеся внизу черепичные крыши с торчащими тут и там трубами. Небо над крышами наливалось сажистой чернотой.

На пороге показался Кэрью, королевский рыцарь. Лицо его блестело от пота, взгляд был напряжен, и Майе хватило одного взгляда, чтобы понять, что ребенок погиб. Внутри у нее все сжалось, сердце заныло от боли. Она так мечтала, чтобы у нее был брат или сестра! Пусть бы даже это значило, что ей не бывать королевой Комороса. Она любила играть с другими детьми и в товарищах по играм недостатка не имела, но все прочие дети, разумеется, были ниже по происхождению. Майя знала, что им велено во всем с ней соглашаться, уступать победу в любой игре, подчиняться любым ее капризам и исполнять все желания.

Противно!

Майя полагала, что стала принцессой по воле слепого случая, и относилась к окружающим как к равным, если только они не демонстрировали обратного. По природе склонная к соревнованию, Майя мечтала побеждать собственными силами, а не принимать победу даром. В результате среди ровесников друзей у нее почти не было, и дружила она по большей части с теми, кто был старше и мудрее — например, с канцлером.

— Ребенок… родился мертвым, — задыхаясь, выдавил из себя Кэрью и уронил голову. — Мальчик. Прошу вас, спуститесь и утешьте короля. Он сам не свой от горя.

— Разумеется, — скорбно ответил Валравен. Собираясь с силами для предстоящего, он бросил последний взгляд в окно. Майя заметила, как он стиснул челюсти, как хрустнул пальцами, но уже в следующее мгновение он глубоко вздохнул и повернулся к рыцарю.

— Идем, Майя.

Неожиданное это приглашение и напугало девочку, и польстило ей. Она сползла с подоконника, и по ногам кинжалом ударила боль. Украдкой растирая лодыжки, Майя захромала вниз по ступеням. Канцлер шел впереди.

В сердце девочки боролись противоречивые чувства. Братик умер. А может, и не жил вовсе, хотя, правда, кладя руку маме на живот, Майя порой ощущала движения ребенка. Нахлынули воспоминания, соблюдать приличествующую случаю сдержанность становилось все тяжелее. Прошлые матушкины трагические беременности остались далеко в прошлом, когда Майя была еще слишком мала и беспечна. На сей раз удар вынести было тяжелее, однако она должна быть сильной — ради отца с матерью. А в самом дальнем, крошечном, постыдном уголке души у нее таилось нетерпение. Весь последний год канцлер готовил девочку в наследницы отцу, однако когда мать понесла, Валравен стал уделять обучению меньше внимания. Быть может, теперь она, Майя, получит возможность править страной самостоятельно, а не через какого-то там мужа? Мысль о королевской короне была сладка, слаще медового печенья, и в этот скорбный миг выглядела гадко. «Наверное, я очень плохая, раз сейчас об этом думаю», — сказала себе Майя.

Достигнув главного коридора, они пошли быстрее. Весть об исходе родов расходилась по замку, порождая стоны и завывания. Скорбь королевской четы никого не оставляла равнодушной. В груди у Майи стало тесно. Девочка сжалась и постаралась держаться поближе к канцлеру. Они достигли другой башни и стали подниматься по ступеням. Один за другим загорались яр-камни, освещая их путь холодным бездымным светом. Лестница делала виток за витком, и вот наконец послышались голоса. Статный рыцарь покачал головой и сказал, что не смеет входить. По лицу его текли слезы. Но Майя не плакала. Канцлер обошел рыцаря, и Майя сделала то же самое.

Достигнув верхней площадки лестницы, Майя расслышала голос отца. Хриплый, яростный, он был исполнен страдания.

— И зачем я только взял тебя в жены!

Осознав услышанное, Майя пришла в ужас. Отец никогда не говорил ничего подобного. Майя буквально онемела.

Канцлер остановился у двери. Глаза его сузились от ярости, но лицо было обманчиво спокойным, а худая фигура излучала решимость. Канцлер протянул руку и удержал Майю, не позволив ей войти в комнату.

Майя услышала плач матери.

— Прости меня, муж мой. Прости! Я… молю… прости меня… Мое дитя! О, сын мой! — И она снова глухо зарыдала, перемежая рыдания сдавленными всхлипами.

— Сколько боли я тебе причинил! — со стоном произнес отец. — Лучше бы мы никогда… — голос его исказился, и король яростно откашлялся. — Отчего Исток нас подвел… в который раз? Я владел своими мыслями. А ты — своими. Нас учили, что все начинается с мысли. А бдения, которые мы совершили, дабы упрочить связь с Истоком… весь город совершил бдение! — голос его зарокотал как гром. — Отчего же Исток опять посмеялся над нами? Во имя Идумеи, чего еще он от нас хочет?

— Нет… нет… это не… Исток не… не повинен ни в чем, о муж мой, — с трудом выговорила мать.

Майе стало страшно. Захотелось съежиться, спрятаться, стать совсем маленькой. Родители, рядом с которыми всегда было так хорошо и спокойно, — эти самые родители ныне пребывали в отчаянии и бессилии. Это было ужасно.

— Я-то полагал, — с горькой язвительностью произнес отец, — что, если мы будем повиноваться воле Истока, наш род продлится. Но это уже в четвертый раз! Это знак: наш брак проклят.

— Нет! — умоляюще вскричала мать. — Ведь мы оба ощутили одно и то же, Браннон. Мы чувствовали, что Исток благословил наш брак. Это испытание. Испытание нашей… нашей веры.

— Очередное испытание? — прошипел отец. — А потом что? Опять испытание? А если это все — ошибка? Что, если нам вовсе не следовало вступать в брак? Но мы совершили ошибку и теперь расплачиваемся за это.

— Обними меня, муж мой. Прошу тебя, обними. Я не могу этого слышать…

После этого слов было уже не разобрать. Рука канцлера Валравена крепко, до боли стиснула плечо Майи. Девочка посмотрела в наливающиеся серебром глаза. Царившие в комнате гнев и боль таяли, утекали в кистрель, висевший на шее канцлера. Лицо Валравена исказилось болью, пальцы впились в плечо девочке так сильно, что она едва не вскрикнула, но закусила губу и промолчала, видя, какое облегчение магия приносит ее родителям.

Валравен осушал их страдание и выпивал их боль. Из-под пышного воротника виднелся изгиб причудливой, похожей на змею татуировки, которая обвивала шею канцлера. Он говорил Майе о том, что странные несмываемые узоры на коже — расплата за обращение к кистрелю. Последствия магии, которые ложатся на всякого к ней прибегнувшего. Как-то раз канцлер даже показал Майе собственную татуировку, извивистую темную отметину, уходившую куда-то в гущу седых волос.

В комнате больше не кричали и не рыдали. Глаза канцлера наполнились слезами. Он провел по глазам тыльной стороной ладони и разжал пальцы, что стиснули плечо Майи. Потом будут синяки, подумала девочка.

Валравен прожег ее взглядом.

— Никому и никогда не говори о том, что ты сейчас услыхала, — шепотом приказал он. — Горе не любит посторонних ушей. Когда супруги переживают столь тяжелый удар судьбы, они могут говорить вещи, о которых позже пожалеют. Я помог им и забрал самое горькое. Запомни этот урок, дитя. Кистрель может облегчить даже самое тяжкое горе. Главное — уметь управлять своими чувствами.

— Я научусь, — твердо пообещала Майя.

И они вошли в комнату, где висел не успевший еще развеяться тошнотворный запах крови.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я