Незаконные похождения Max'a и Дамы в розовых очках. Книга 1

Afigo Baltasar, 2018

В реальности, чем-то похожей на нашу действительность, антигерои, которых условно можно было бы назвать “анархистами”, неожиданно вовлекаются в гражданский конфликт, под гипнотическим и волевым верховенством некоей Дамы в Розовых Очках – женщины со сверхспособностями. Характер главной героини категоричен, во многом жесток, так как она руководствуется “тёмной духовной силой”, фактически являясь её активным манифестором. Ради понятных ей одной целей, Дама вовлекает во взаимодействие потенциальных медиумов и “проводников” в иную реальность, и, тем самым, тайно изменяет этот мир. Содержит нецензурную брань.

8. «пространство Нагваля»

Свет померк, но через какое-то время — несколько секунд — либо саму Вечность, проявился вновь, но пред очами Max’a предстала совсем иная панорама окружающего мира: сумрак подвального танцпола “Дилленджерз” клуба, сменился ночным сумраком открытого пространства, простирающегося в своей необъятной открытости до самого предела бесконечности.

Макс воспринимал сию панораму, заполненную абсолютной пустотой, как парящий в невесомости космонавт, но посмотрев вниз, увидел, что ногами крепко стоит на круглом, ровном пятачке, на вершине, уходящего в головокружительную бездну каменного столба.

И не успел ещё ужас осознания, созерцаемого в сей миг, добраться до нервных окончаний Макса сполна, как позади юноши, оглушающим набатом, расколол пространство на миллион осколков тишины, сложенный в песню, глас Велги: «Открылось небо в своём беспечье, и сама Бесконечность зовёт тебя вдаль, необъятная Бесконечность; но в сердце твоём поселилась печаль, с именем — человечность… Печалей печаль — какая то малость… но ваша печаль — только к телу жалость! Открылось небо в своем беспечье, такое видно прекрасно снизу, и чувства бросив человечьи, я в небо получаю визу!»

На одном лишь испуге, чудом не потеряв равновесие, Max развернулся на 180 градусов и предстал перед Велгой, видимой очень отчётливо, но одновременно находящейся в некоем тумане, от чего одежда на ней выглядела серебристым шлейфом, окутывающем тело от шеи до пят, словно мумию. Вместе с тем, лицо её выделялось контрастом и смотрелось более отчётливым, как будто сделавшись объемней. Глаза Дамы, и вовсе, сияли собственным светом, высвечивая, словно две автомобильные фары средь пустынной ночной дороги, контур крыльев бабочки, крыльев, наполненных равномерным розовым сиянием. Ступнями своими Велга держалась на таком же, что и Макс, узком, каменном пятачке, вершине, уходящего в необозримую даль бездны, узкого каменного столба.

Увидев вокруг себя такое необычное, оглушающе безграничное пространство, Макс испугался каким-то странным, непривычным для него испугом. Он испугался, лишь от осознания того, что испытываемое им в сей миг совершенно реально; но, более он испугался от того, что не знал, как быть в подобной ситуации. Ни с чем, испытываемым им прежде, то, что переживал сейчас, он сравнить не мог — разве лишь со снами; но сей миг, даже если и был сном, воспринимался совершенным, наполненным всеми возможными ощущениями, как несомненная реальность.

Испуг породил в сознании юноши желание задать какой-нибудь вопрос, от чего, открыв рот, он исторг из своего нутра, звучащий мантрой, речитатив на каком-то, неведомом ему самому языке. Тем не менее, суть своего вопроса к Велге он осознавал отчётливо, но не мог лишь собрать его в удобоваримую симфонию, способную звучать на родном, более привычном, чем санскрит, языке. И всё же, высказавшись не совсем понятно для самого себя, он почему-то был уверен в том, что Велга восприняла его фразу-мантру с должным пониманием. Так думал Макс, и услышал на свой странный вопрос ответ Дамы: «Лучше молчи здесь, милый! Это не то место, где следует болтать языком… Да и ум твой, пребывая в рамках привычек, не готов ещё к полноценному общению, общению, по законам сего места. Лучшее, на что ты сейчас способен — это общение на санскрите! Твой разум немножечко обескуражен в сей миг, и поэтому пропускает твои мысли и вопросы, без редакции на привычный для тебя язык. Твоё тело, минуя родовые привычки, разговаривает сейчас на санскрите — праязыке, хранящемся в самой твоей глубине, в памяти души…»

— Я прекрасно понимаю тебя, Нагваль! — эйфорически, на том же санскрите, поблагодарил за учение Max. В сей миг он, несмотря на зыбкое пребывание над бездной, был более чем восхищён. Был восхищён, восхищён от проникшего в самую глубину его сознания понимания того, что он — не просто близок к смерти, а, фактически, уже находится в ней, и что терять ему уж боле нечего, что он свободен и кристально чист от грязи повседневности и страхов. Восхищение Макса подкреплялось ошеломительным для него ощущением того, что всё говоримое Дамой, осознаётся им сполна, без прежних преград, испуганного неизвестностью, рефлексирующего и цепко держащегося лишь за свои собственные догмы разума.

— Я понял, что ты, действительно, Нагваль! — дрожа всем телом от охватившего его религиозного переживания, заорал Max, позволив своему языку и лёгким воспроизвести рождённую сознанием фразу на другом, так же, незнакомом ему доселе языке.

— Верно! То, что ты произнёс это понимание на языке древней цивилизации, однозначно уверяет в том, что и этот пласт знаний хранится в твоей душе… — согласилась с Максом Велга, вещая свою речь на предположительном азирийском, главное — понятном им обоим, диалекте.

Пребывая в опьяняющей эйфории, Max решил для себя, что, несмотря на всю реалистичность происходящего с ним сейчас, никакая опасность не затронет его в этом странном мире пустоты. Но эта бесшабашная уверенность оказалась лишь его предположением, основанном на том, что из знакомых ему прежде источников опасности ничто, кроме жуткой бездны, не окружало его даже в перспективном отдалении.

Опасность явилась в виде хлёсткого, ударившего в спину ветра, закачавшего тело юноши с явным намерением нарушить его координацию и столкнуть вниз.

— Держи равновесие! — закричала ему навстречу Дама, тоже получив воздушный удар прямо в лицо.

— Он очень сильный! Я еле держусь на ногах! — прокричал в ответ Max, уже на своём, родном, оставленном где-то вне этого мира языке.

— Держи натиск ветра до появления кристалла, иначе он убьет тебя, столкнув в пропасть… а главное, помни каждую секунду и не забывай ни на мгновение о том, что всё это очень серьезно! Это реальность, Макс, другая, но такая же опасная. Здесь тоже можно погибнуть, умереть — называй, как хочешь… поэтому, держись до последнего, и не сдавайся до появления кристалла! — перекрикивая всё усиливающиеся шквалы ветра, напутствовала Макса Дама.

— Какого ещё кристалла?! — панически хватаясь руками за пустоту, ища хоть какую-нибудь точку опоры и не находя, уже готовый прекратить бороться за свою жизнь, готовый уж броситься в пропасть, проорал в ответ Max.

— Нашего кристалла! Кристалл-проводник… Он вот-вот появится перед нами! — бодрила его Дама, сама еле удерживаясь от воздушного шторма на крошечном пятачке столбовой скалы.

И действительно, уже в тот момент, когда Max готов был решиться на окончание борьбы и подарить себя бездне, на горизонте бесконечной дали, засверкал треугольными гранями, вертящийся в воздухе кристалл, приближающийся к нашим героям с огромной скоростью из бесконечной пустоты. В этом странном мире, примеченный прежде Максом в “Дилленджерз” клубе кристалл, не изменив формы и свойства внутреннего свечения, отражающего в воздухе над его поверхностью сияющую корону, изменился в размерах и предстал громадиной, величиной с дом, самостоятельно парящим среди неба.

— Прыгай ему навстречу! — направила Макса Велга, делая руками движения, похожие на взмахи крыльями.

Порывы ветра стали столь сильны, что удерживаться дольше на крохотном пятачке камня уже не удавалось. Поэтому, расправив руки в стороны по примеру Велги, Max просто поддался очередному хлёсткому порыву и, отчаянно заработав плечами, словно расправляя крылья, бросился в полёт, навстречу ослепительному сиянию кристалла.

Свет поглотил юношу и, пронеся сквозь череду отражений призменных граней, выстроившихся на его пути в коридор, выплюнул в очередное небытие кромешной тьмы.