Элемент

Элемент (лат. elementum — первичная материя, стихия) — составляющая часть чего-либо (особенно — простая, не состоящая, в свою очередь, из других частей).

Одна из возможных версий происхождения этого слова — по названию начальных букв второго ряда латинского алфавита LMN.

• Элемент (философия)
• Элемент множества
• Элемент схемы (радиотехника) — составная часть схемы, которая выполняет определенную функцию в изделии (установке) и не может быть разделена на части, имеющие самостоятельное назначение и собственные условные обозначения (резистор, контакт реле, насос и т. п.).

Элемент (в электротехнике) - базовая единица, преобразующая химическую энергию в электрическую.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Мы подошли к рассмотрению второго большого класса письменных символов – фонетического. Эта система, которая была введена Кадмом в Греции, в наше время принята во всех европейских языках. Она называется фонетической – от греческого слова «звук», потому что символы, которые в ней используются, обозначают не какой-то конкретный предмет, а звуки, составляющие слово, – название этого предмета. Возьмем, например, два способа представления конфликта между двумя враждующими армиями: один посредством символического изображения двух скрещенных мечей, второй посредством букв, составляющих слово «битва». И то и другое – надписи. Начало первой надписи представлено рукоятью меча, представляющей элемент того, что обозначает изображение. Вторая надпись начинается с буквы «б», представляющей сжатие губ для произнесения звука «б», с которого начинается слово. Следовательно, одно изображение – символическое, а другое – фонетическое.

Джекоб Эббот, Ромул. Основатель Вечного города

В работе 1927 г. «Язык» он пишет: «Элементов всего-навсего четыре. Объяснение их числа приходится искать в среде возникновения, технике входившего в состав коллективного магического действа пения. Первичное диффузное произношение каждого из четырех элементов, как единого цельного диффузного звука, пока не выяснено. Нам эти четыре элемента доступны в многочисленных закономерных разновидностях, из которых для четырех элементов выбраны как условное наименование (выделено мною. – Т. Н.) четыре их формы, по одной для каждого элемента: сал, бер, ион, рош, что указывается латинскими буквами в порядке их перечисления: А = сал, В = бер, С = ион, D = рош. Выбор сделан по созвучию с известными племенными названиями, в состав которых они входят без изменения или с позднейшим частичным перерождением, именно «сар-мат» – «сал» (А), «ибер» – «бер» (В), «ион-яне» – «ион» (С), «эт-руск» – «рош» (D)» [Марр 2001: 181].

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

2. Конверсия – процесс создания новых слов при помощи трансформации слова из одной части речи в другую без добавления каких-либо деривационных элементов: nurse, n → to nurse, v. Новое слово имеет значение, которое отличается от значения производного слова, хотя оно может более или менее соотноситься с ним. Новое слово также приобретает новую парадигму, характерную для его новой категории как части речи [Арбекова 1977: 67].

И. Ю. Пашкеева, Сложные слова в англоязычных художественных текстах и их перевод на русский язык, 2014

Рассматривая в качестве сравнения другие языки, можно отметить следующее. Например, в немецком структурирование ударных и слабоударных элементов слова осуществляется в соответствии с его морфологическим строением. Характерно, что помимо главного ударного элемента слово может иметь и второстепенные акценты. Для каждой морфологической модели свойственно собственное ритмическое строение [Гуревич, 2000]. Для французского языка характерным является объединение единым ударением группы слогов, которые могут превышать по своей длительности некоторые слова. Ударение в подобных ритмических группах всегда падает на последний слог последнего слова данной группы [Потапов, 2004]. В английском языке существуют собственные условия употребления термина «фонетическое слово». В данном случае под «фонетическим словом» понимают множество единиц, образующих последовательности качественно самостоятельных, но объединенных друг с другом звуков. Указанные объединения могут образовывать слог или несколько слогов, находясь при этом в строго определенных акустико-ритмических отношениях [Торсуев, 1966].

Г. В. Бабина, Структурно-слоговая организация речи дошкольников. Онтогенез и дизонтогенез, 2013

Уже давно практически общепризнано, что все эти имена суть сложные двукоренные слова, имеющие во второй части общий элемент -?αις, передающий средствами греческого алфавита иранское xsaya– «повелитель, владыка, царь». Что касается первых частей этих имен, то исследования В. И. Абаева и Э. А. Грантовского дали достаточно убедительное их толкование, при котором сам мотив рождения трех братьев может рассматриваться как отражение определенной религиозно-мифологической системы. Имя '?ρπό?αις, по толкованию В. И. Абаева. в первой части имеет корень äip-. сохранившийся также (без метатезы рг -* гр) в древней форме ираноязычного названия Днепра – ?άναπρι; («глубокая река») и отраженный в осетинском ärf– «глубокий» [Абаев 1949: 242-243]. Имя «Арпоксай» трактуется таким образом как «владыка глубин».

Д. С. Раевский, Мир скифской культуры

Мир сам по себе, как полагают каббалисты, состоит из четырех элементов, или четырех принципов, образующих Один. Эти четыре принципа представлены четырьмя буквами имени Яхве. Основная идея каббалы состоит в исследовании Имени Бога во всех его проявлениях. Имя Яхве на иврите состоит из четырех букв: Йод, Хе, Вав, Хе: Й, Х, В, Х. Этим четырем буквам придается глубочайшее символическое значение. Первая буква выражает активный элемент: начало или первопричину, движение, энергию; вторая буква – пассивный элемент: инерцию, спокойствие («не-Й»); третья – равновесие противоположностей, «форму», и четвертая – скрытую энергию.

П. Д. Успенский, Символика Таро. Философия оккультизма в рисунках и числах, -1

Потому-то и есть достаточно оснований утверждать, что в самых глубинных истоках, на заре становления людского рода все без исключения языки имели общую основу – а, следовательно, и сами народы имели общую культуру и верования. К такому выводу приводит, к примеру, анализ самого архаичного и консервативного пласта лексем всех языков мира – указательных слов и местоимений и возникших позже на их основе личных местоимений всех модификаций. Удается выделить несколько первичных элементов, которые повторяются во всех без исключения языках мира – живых и мертвых, донося до наших дней дыхание Праязыка. Какая-то случайность здесь полностью исключена.

В. Н. Демин, Русь нордическая, 2005

Все три элемента связаны между собой, образуя так называемый семантический треугольник, вершина которого – фонетическая оболочка слова, а два противоположных угла – предмет и понятие (именно так представляли себе соотношение между словом, вещью и мыслью о ней древние стоики). Фонетическая оболочка слова (т. е. последовательность его звуков) связана в сознании человека и в системе языка, с одной стороны, с предметом действительности (явлением, процессом, признаком), а с другой – с понятием, с представлением об этом предмете. Понятие является основой формирования значения слова.

Коллектив авторов, Актуальные проблемы современного уголовного права и криминологии, 2013

В подготовительной группе продолжается работа по овладению первоначальными основами грамоты. Дети шести лет способны овладеть уже более широкой ориентировкой в фонетической стороне речи; они обладают определенной сензитивностью к знаковой действительности языка, испытывают повышенный интерес к буквам и тягу к чтению. Кроме того, дети могут перейти к написанию печатных букв и основных элементов письменных букв.

Н. С. Варенцова, Обучение дошкольников грамоте. Для занятий с детьми 3-7 лет, 2009

Иврит является одним из самых распространенных алфавитов в Западной магической традиции, а его буквы считаются вместилищем божественной силы. Например, буква еврейского алфавита «алеф» означает власть, человека, мага; буква «бет» – науку, рот, двери храма; «гимель» – действие, протянутую для рукопожатия руку и тому подобное. В алхимии буквы были также многозначительны: «А» выражало начало всех вещей; «Y» – отношение между четырьмя основными элементами; «L» – разложение; «M» – андрогинную природу воды в ее первобытном состоянии и тому подобное.

В. В. Гребенников, Криптология и секретная связь. Сделано в СССР, 2017

Вернемся теперь к интерпретации. Это предприятие, в числе прочих, практикуется историками и антропологами. В отличие от переводчика интерпретатор исходно может распоряжаться только одним языком. Вначале текст, над которым он или она работает, состоит целиком или частично из непонятных шумов или надписей. «Радикальный переводчик» Куайна на самом деле интерпретатор, а «гавагай» представляет собой непонятный материал, с которого он начинает. Наблюдая за поведением и средой, окружающей создание текста, и предполагая в течение всего времени, что во внешних проявлениях языкового поведения есть здравый смысл, исследователь ищет этот смысл, пытается выдвигать гипотезы вроде «гавагай» означает «вот кролик», что делает произнесение или надпись понятной. Если интерпретатор достигает успеха, в первую очередь он выучивает новый язык, где «гавагай» является термином, или более ранний вариант языка самого интепретатора, в котором все еще находящиеся в употреблении термины, например, «сила» и «масса» или «элемент» и «соединение», функционировали по-другому. Можно ли перевести этот язык на тот, с которого начинал интерпретатор, остается открытым вопросом. Овладение новым языком и перевод с него на какой-либо иной язык – не одно и то же. Успех в первом не влечет за собой успех во втором.

Томас Кун, После «Структуры научных революций», 2000

Если задача состоит в построении правильных текстов, то естественный путь заключается в выработке правил их конструирования из исходных единиц. В грамматике Панини и аналогичных индийских грамматиках имеется набор первичных элементов – корней и аффиксов, который должен быть по возможности исчерпывающим; далее формулируются правила, действующие для тех или иных классов элементов. Эти правила из первичных элементов формируют слова, а из слов – предложения. В результате применения правил получаются правильные высказывания. Особо формулируются также фонетические правила. Такой путь исключает обсуждение вопроса о норме: соответствует норме то и только то, что получено в результате применения правил; во многом Панини считается создателем санскритской нормы. Таким образом, индийская традиция пошла по пути синтеза, построения целого из частей, а не по пути анализа. Этот подход моделирует деятельность говорящего человека, который из смысловых «блоков» строит тексты. Еще одна особенность индийской традиции заключалась в том, что в связи с принятыми там культурными установками она была устной (что довольно трудно себе представить европейцу). Грамматика Панини была сочинена устно и передавалась (а иногда передается до сих пор) через заучивание от учителя к ученику; хотя сейчас, разумеется, существуют и ее издания и даже перевод на английский язык (на русский язык переведена созданная под влиянием Панини грамматика Патанджали). Все иные известные нам традиции были целиком или преимущественно письменными. Устное функционирование индийских грамматик, которые надо было заучивать наизусть, требовало очень большой краткости, компактности и строгости изложения, в этом отношении они и сейчас остаются непревзойденным образцом. Там же, где сочинения о языке писали, они могли быть очень длинными, иногда многотомными.

В. М. Алпатов, Языкознание: От Аристотеля до компьютерной лингвистики, 2017

Статьи в книге располагаются в алфавитном порядке без учета артиклей «a» («an»), «the» и глагольной частицы «to». Если выражение содержит факультативный элемент в начале, оно помещено в словаре под той буквой, с которой начинается основной вариант (например, выражение «(As) cool as cucumber» следует искать на букву «C»). То же правило действует и в тех случаях, когда выражение начинается со слов, обозначающих принадлежность: «(One’s) native heath».

Л. В. Васильева, Краткость – душа остроумия, 2013

Теоретическое осмысление незнаменательных многокомпонентных единиц началось в 30-е годы прошлого века. Во Введении мы уже отмечали, что русская традиция в этом вопросе опирается на работы прежде всего французских ученых. На особенности многокомпонентных единиц, функционирующих в качестве одной лексемы, обратил внимание А. Е. Аничков, представив классификацию как знаменательных, так и служебных идиом. В 40-е годы прошлого века они привлекли внимание В. В. Виноградова. По-видимому, впервые В. В. Виноградов обращается к единицам, названным им «эквиваленты слова», в статье «Об основных типах фразеологических единиц в русском языке» [Виноградов 1947]. Именно в ней была представлена классификация, получившая широкое признание в русистике. Позже, в работе «Русский язык. Грамматическое учение о слове», рассматривая морфологический состав предлогов, он выделяет, кроме непроизводных, наречных, отыменных и отглагольных предлогов, и «сложные типы предложных словосочетаний», приводя примеры типа независимо от, в отношении к, согласно с, вслед за, несмотря на [Виноградов 1986: 557–560]. На основе устойчивости этих единиц В. В. Виноградов разделяет их на две категории: «Если в них не стерлись лексические значения составных элементов, то приходится рассматривать их как сложные фразеологические единства; если же компоненты срослись в неразложимое целое, можно говорить о предложных идиоматизмах» [Там же: 559]. Для нашей темы существенно отметить, что на закрепленные в узусе отыменные предлоги типа по мере, с помощью, в течение, по причине В. В. Виноградов не обращает особого внимания, перечисляя их вместе с однословными отыменными предлогами типа посредством, ввиду, насчет, вроде.

М. В. Копотев, Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре, 2016

Важно также отметить то, что значение отдельного словесного знака никак не связано с материальной действительностью непосредственно. Категории существуют на основании дифференциации слов – акустико-артикуляторных комплексов и закрепляют опыт определенного языкового коллектива. Значение отдельного слова не существует вне данной языковой системы как некоторое отношение между знаком и каким-то элементом внешней действительности. Как мы уже установили в предыдущей главе, знак может быть знаком лишь при условии, что его содержание выражает какой-то аспект потребности того организма, который пользуется данной знаковой системой.

И. В. Толочин, Учебник по лексикологии, 2014

Были и другие классификации, связанные с восемью триграммами, то есть основанные на числе 8 или на числе 12. Таким образом, выделяемые роды, классифицированные на 5, 8 или 12 разделов, снова разделялись, иногда на то же основное для классификации число, иногда «с недостачей», от 2 до 5 вложенных классов. Классификационных наборов существовало довольно много: 60 пар знаков двух видов – 10 «небесных стволов» и 12 «земных ветвей»; 64 гексаграммы «И цзина»; 81 число из таблицы умножения; 120 из системы «пяти элементов» – и много промежуточных, добавленных, второстепенных численных нумерологических систем.

Г. Ю. Любарский, Рождение науки. Аналитическая морфология, классификационная система, научный метод, 2015

Он начинает первую часть своей статьи, названную «Средневековые архитектурные копии», с указания на то вызывающее удивление обстоятельство, что, судя по этим самым описаниям, касающимся многочисленных архитектурных копий, для средневекового человека сходством обладали постройки, которые нам вовсе не кажутся похожими одна на другую. То есть для средневекового человека, взирающего на то или иное здание и подбирающего для своего зрительного опыта словесные эквиваленты, существенны были элементы, таковыми для нас не являющиеся или не значащие для нас то, что они обозначали тогда. Выявление этих элементов и их смыслового наполнения, по мысли Краутхаймера, поможет определить все содержательное наполнение средневековой архитектуры. Другими словами, для средневекового сознания существенно было не внешнее сходство, не внешний вид, не эстетическое переживание, а процесс углубления внутрь архитектонического явления, за поверхность его наружного облика. Крайне принципиально, что подобного рода аналитика стимулируется сравнительными процедурами, выяснением общих свойств вещей разнородных, как кажется на первый взгляд, хотя документальные, письменные источники, повторяем, свидетельствуют об их прочной, но не поверхностной, а внутренней связи, более того, о зависимости одного явления от другого. Замечательно, что сам материал диктует эту самую компаративистику, ведь практика копирования, система отношений «оригинал/извод» реально существовала в средневековом зодчестве.

С. С. Ванеян, Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии, -1

Сложное синтаксическое целое отличается от простого и сложного предложения в первую очередь в плане строения его элементов. Так, в нем следует рассматривать соединение ряда предложений, причем этот ряд может включать в себя разное их количество в зависимости от содержания высказывания. Учитывая неопределенность границ ССЦ, необходимо определить, какая конструкция является минимальной составляющей и, в известном смысле, исходной моделью строения.

О. И. Филимонов, Скрепа-фраза в языке, 2013

На каждом этапе своего развития этот промежуточный язык стремится к системности и строится по законам системы, представляя собой некую совокупность взаимосвязанных элементов, осуществляющих функцию, свойственную языку: служить средством хранения и передачи информации. В каждый период своего развития промежуточная языковая система индивида позволяет ему участвовать в большей или меньшей степени в коммуникации, понимать (в полном или неполном объеме) речь носителей данного языка, а также выражать некие важные для него смыслы доступными ему вербальными и невербальными средствами, как заимствованными из речевого инпута, так в особых случаях и изобретенными самостоятельно. Эти изобретенные средства приобретают характер знаков только при условии, если они поддерживаются (воспринимаются, верно интерпретируются) партнерами по коммуникации. В таком качестве могут выступать жесты, измененные в звуковом и грамматическом отношении слова конвенционального языка или самостоятельно построенные слова по существующим (а в некоторых, редчайших, случаях – и самостоятельно изобретенным) словообразовательным моделям. Отклонения от нормы могут заключаться и в конструировании необычных словосочетаний, несуществующих сочетаний предлогов с падежом. Все эти изменения, которые относятся к сфере лингвокреативности, при построении вторичной языковой системы в значительной степени различаются, о чем речь пойдет дальше. Здесь только заметим: утверждение, что инофоны совершают те же ошибки, что и дети, верно лишь отчасти, хотя данное мнение и является чрезвычайно распространенным.

С. Н. Цейтлин, Освоение языка ребенком в ситуации двуязычия, 2014

Живя в современном мире, мы понимаем, что практически все предметы состоят из отдельных элементов, но мы воспринимаем не элементы, а сам предмет. Так, мы воспринимаем стол, а не составные его части, хоккейную команду, а не отдельных личностей в ней и т. д. И понятия, отражающие группы элементов, мыслимых как единое целое, носят название собирательных.

К. А. Азимов, Логика. Шпаргалка, 2009

Расширение стилистических сфер происходило параллельно двум указанным процессам и составляло формальную сторону все того же изменения литературного языка. Исторически изменялось понятие вариативности – потому что наличие вариантов и определяет существование литературного языка: вариации представляют собою предел развития нормы как инварианта. Вариативность древнерусского литературного языка происходила в границах одного и того же текста в зависимости от содержания фрагмента и смысла описания; так, в житиях и в летописях обнаруживаем «элементы» и русского, и церковнославянского языка во всех их разновидностях, а кроме того иноязычное и диалектное – это своеобразная идеологическая вариативность, которой подчинены и языковые средства выражения. В среднерусский период в разное время вариативность наличных языковых средств определялась зависимостью от жанра, с XVIII века – зависимостью от стиля, в наше время она определяется зависимостью от функции. Так же, как и в самом начале развития литературного русского языка, выбор стилистических средств зависит от содержания высказывания, но одновременно с тем находится в зависимости от отношения к высказыванию. Пройдя все эти, вполне естественные, формы своего существования и развития во времени, вариативность как основание нормы развила и современное представление о варианте как стилистическом средстве; возникло и понятие о стиле, и (вслед за тем) наука – стилистика. На истории отечественного языкознания вообще хорошо видны основные этапы осознания тех или иных аспектов языковой системы и нормы – они всегда соответствуют определенным этапам развития самой системы языка и конденсации литературной речи.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

Но одновременно Ламарк говорил о важности изучения внутренней структуры организма, т.е. об изучении организмов с конструктивной точки зрения (с. 48): «При серьезном изучении отношений нельзя ограничиваться одним сравнением классов, семейств и даже видов; такое изучение должно охватить также составные элементы особей, и тогда на основе сравнения однородных частей оно откроет верный путь к установлению либо тождества особей одной и той же породы, либо различия, характерного для разных пород». Здесь говорится о чисто таксономических аспектах изучения отношений. Но уже на следующей странице Ламарк ставит вопрос о поиске главных отношений и, следовательно, главных организационных частей, выделяемых внутри организма. Природа, таким образом, выражается не только в порядке вещей (в Естественной системе), но и в порядке частей внутри организма.

А. И. Шаталкин, «Философия зоологии» Жана Батиста Ламарка: взгляд из XXI века, 2009

Мировоззрение русского народа уходит во тьму веков и тысячелетий, к тому неведомому времени, когда пестроцвет современных этносов и языков был спаян в единой нерасчлененной этнолингвистической общности племен, обычаев, представлений об окружающем мире и верований. Есть все основания утверждать, что в самых глубинных истоках, на заре становления людского рода все без исключения языки имели общую основу, а следовательно, и сами народы имели общую культуру и верования. К такому выводу приводит, к примеру, анализ самого архаичного и консервативного пласта слов всех языков мира – указательных слов и возникших позже на их основе личных местоимений всех модификаций. Удается выделить несколько первичных элементов, которые повторяются во всех без исключения языках мира – живых и мертвых, донося до наших дней дыхание праязыка. Какая-то случайность здесь полностью исключена. О былом единстве языков однозначно говорится уже в Библии, аккумулировавшей в себе древнее знание Востока, Запада, Севера и Юга: «На всей земле был один язык и одно наречие» (Быт. 11: 1). В дословном научном переводе это звучит еще более точно: «И были на всей земле язык один и слова одни и те же»[7]. И это не наивная легенда, а непреложный факт.

В. Н. Демин, Северная прародина Руси, 2017

Мировоззрение русского народа уходит во тьму веков и тысячелетий, к тому неведомому времени, когда пестроцвет современных этносов и языков был спаян в единой нерасчлененной этнолингвистической общности племен, обычаев, представлений об окружающем мире и верований. Есть все основания утверждать, что в самых глубинных истоках, на заре становления людского рода все без исключения языки имели общую основу – а следовательно, и сами народы имели общую культуру и верования. К такому выводу приводит, к примеру, анализ самого архаичного и консервативного пласта слов всех языков мира – указательных слов и возникших позже на их основе личных местоимений всех модификаций. Удается выделить несколько первичных элементов, которые повторяются во всех без исключения языках мира – живых и мертвых, донося до наших дней дыхание Праязыка. Какая-то случайность здесь полностью исключена. О былом единстве языков однозначно говорится уже в Библии, аккумулировавшей в себе древнее знание Востока, Запада, Севера и Юга: «На всей земле был один язык и одно наречие» (Быт. 11: 1). В дословном научном переводе это звучит еще более точно: «И были на всей земле язык один и слова одни и те же». И это не наивная легенда, а непреложный факт.

В. Н. Демин, Загадки Гипербореи, -1

К абхидхармистским текстам позднего периода принадлежат Пракарана (в обратном переводе с китайского – Пракарана-пада-шастра) и Джнянапрастхана. Хотя согласно китайской традиции, зафиксированной Сюань-цзаном, авторство как Дхатукая среднего периода, так и Пракарана позднего периода приписывается Васумитре, между двумя этими текстами лежит целая полоса исторического развития и усложнения методики интерпретации. Одни и те же проблемы рассматриваются в них совершенно по-разному. Дхатукая вводит ряд новых проблем и предлагает их решение. Пракарана реинтерпретирует их и вводит альтернативные разработки. Так, именно в Пракаране впервые в истории буддийской теоретической мысли была представлена классификация причинно-обусловленных дхарм по пяти категориям: рупа (материя), читта (сознание), чайтасика (явления сознания), читта-випраюкта (дхармы, не связанные с сознанием, но и не материальные) и асанскрита (причинно-необусловленные, абсолютные дхармы). В определенном смысле эта пятичленная классификация послужила источником всех последующих рационалистических построений, характеризующих классическую Абхидхарму в целом. До создания текста Пракараны все дхармы в буддийской догматике классифицировались по 5 группам (скандха), 12 источникам сознания (аятана) и 18 классам элементов (дхату). Данные классификации, получившие распространение еще в период раннего буддизма, были подчинены доктринально ограниченной цели – показать, что все причинно-обусловленные дхармы непостоянны во времени, т. е. невечны (анитья), подвержены страданию, (духкха), т. е. ведут к новому рождению, и ни одна из них не есть субстанциальная душа (анитма).

В. И. Рудой, Космос и карма. Введение в буддийскую культуру, 2009

Опираясь на разграничение, проведенное П. С. Кузнецовым, М. В. Панов теоретически обосновывает само понятие «суперсегментная единица». Предложенная им процедура проверки звуковой единицы на суперсегментность вытекает, во-первых, из системного представления о звуковой стороне языка, во-вторых, из необходимости определить структуру самой суперсегментной единицы. М. В. Панов пишет: «Если А и Б (два элемента, два признака, две сущности) образуют сочетания АБ и БА, но нет в языке сочетаний АА ББ, то сочетания АБ и БА образуют (каждое) единую, целостную, неделимую единицу» [1979: 69]. При этом признаки А и Б являются противоположными, в силу чего, зная один признак, мы всегда правильно определим другой. Таким образом, суперсегментная единица, «разлитая» поверх звукового ряда, то есть соотнесенная с определенным отрезком речевой цепи, существует в то же время в виде некоторых признаков, соотносимых с элементами данного отрезка. Так, признаки «ударность» и «безударность» реализуют ударение как суперсегментную единицу, соотносимую со словом в целом [Панов 1979].

В. В. Васильева, Русский прозаический ритм. Динамический аспект, -1