Русский прозаический ритм. Динамический аспект

Виктория Владимировна Васильева

Книга является исправленным переизданием монографии, выпущенной в 1992 г. Пермским государственным университетом. В монографии обсуждается вопрос о статусе прозаического ритма как лингвистической категории. Обращаясь к динамической природе языка, автор рассматривает под новым углом зрения суперсегментные единицы и просодическую систему русского языка в целом, а сам ритм квалифицирует как форму выражения просодии в тексте. Постановка этих и других теоретических проблем делает эту книгу интересной для специалистов-филологов. Студенты речеведческих направлений найдут в ней подробное и доступное описание методики выявления ритма, которая может быть распространена на самые разные в жанровом и стилевом отношении тексты.

Часть I

О языковом статусе ритма

Глава 1

Обоснование дериватологического подхода к изучению ритма

С конца 60-х — начала 70-х г. XX века в языкознании, как известно, происходит «смена парадигмы» [Кубрякова 1986; Караулов 1988]: язык исследуется не только и не столько в целях изучения его системно-структурных свойств, сколько для познания его коммуникативно-динамической сущности.

В рамках коммуникативного подхода к изучению языка выделилось несколько направлений: функциональная грамматика, прагматика, лингвистика текста, теория речевых актов и др. К числу лингвистических дисциплин, изучающих динамическую природу языка, принадлежит и дериватология — общее учение о производности лингвистических единиц, разрабатываемое в трудах таких исследователей, как Е. С. Кубрякова, В. С. Храковский, Л. Н. Мурзин, Л. В. Сахарный и др.

Первоначально дериватология понималась лишь как учение об образовании слов, однако в процессе обнаружения общих закономерностей образования производных единиц разных уровней появилась возможность более широкой трактовки предмета дериватологии, а именно: ее центральным понятием стало понятие производности, теперь уже распространяемое не только на словообразование, но и на синтаксис, семантику, а впоследствии — на текст. Таким образом, предметом дериватологии являются процессы образования единиц — от слова до текста, «деривация как таковая» [Мурзин 1984]. При этом установление отношений производности между единицами не исчерпывает деривационного исследования, но по сути выступает в качестве материала для изучения механизмов образования языковых единиц. Важной особенностью дериватологии является ее ориентированность на текст, поскольку любые единицы языка возникают в процессе текстообразования.

Следует, однако, отметить, что деривационные процессы активно изучаются в сфере словообразования, синтаксиса, лексики и практически не изучаются на фонетическом материале. «Понятие производности, — указывает Л. Н. Мурзин, — не было распространено только на область фонетики, хотя, думается, есть основания обнаружить отношения производности и между фонетическими единицами» [1984: 81]. Между тем подтверждение этого предположения существенно обогатило бы общую дериватологическую концепцию.

Установление отношений производности между фонетическими единицами должно, очевидно, способствовать и дальнейшему более успешному моделированию процессов образования единиц в ходе порождения текста.

Понятно, что сама звуковая сторона текста — явление неоднородное: звуковой строй языка, как известно, допускает как чисто фонетический, так и фонологический подходы, которыми, однако, не исчерпывается весь звуковой строй. Обстоятельно изучены и продолжают активно исследоваться во многих новых аспектах сегментные средства языка — звуки (артикуляторная база языка, комбинаторика звуков речи, их акустические параметры, фонологические системы и т. п.). Что же касается суперсегментных единиц, они изучаются преимущественно как самостоятельные фонетические системы, как бы автономно.

Так, при изучении интонации как системы интонационных средств языка по существу не ставится задачи установить связи интонационных средств с другими суперсегментными средствами. Аналогично исследование акцентной системы языка осуществляется, как правило, вне связи ее с интонационной и слоговой системами.

Между тем, существование целостной системы суперсегментных средств языка, которая, как будет показано, находит свое воплощение в ритмической организации текста, не вызывает сомнения.

Очевидно, что исследование суперсегментных средств как системы способствовало бы и дальнейшему изучению лингвистической природы отдельных суперсегментных единиц. Отметим, кстати, что такой подход является не только значимым для фонетики как таковой, но и представляет очевидный интерес для теории дериватологии, поскольку такие единицы, как слог, такт (фонетическое слово), фраза (синтагма), период, фоноабзац и т. д., будучи единицами сложными, производными, являются удобным объектом для первой попытки установления деривационных отношений в области фонетических явлений.

Рассматривая природу ритма как фонетического явления, мы по сути имеем дело с просодическим ритмом, поскольку именно в просодии — «самом высоком уровне человеческого языка» [Жинкин: 60] — реализуется система суперсегментных языковых средств.

Термин «просодический ритм» не встречался нам в специальной литературе, при этом, по существу, многие исследователи обращаются к этому явлению. Можно сказать, что идеи теории деривационных отношений нашли свое отражение в ряде работ, хотя сами эти отношения и не описаны в соответствующих терминах.

Из множества исследований, так или иначе обращающихся к проблеме ритма, мы остановились лишь на тех, в которых ритм рассматривается применительно к организации речи, к ее звуковой стороне^[2]. Нас будут интересовать работы, имеющие в качестве материала прозаические тексты, поскольку природа поэтического ритма достаточно хорошо описана, а сам поэтический ритм является, на наш взгляд, предметом стилистического описания (см. об этом ниже).

Одной из центральных идей в области природы ритма является идея об иерархии ритмических единиц: «Ритмическая организация речи представляет собой сложную систему, построенную по иерархическому принципу (меньшие ритмические единицы входят в большие)» [Антипова 1984: 18]. Понимая ритм как «периодичность сходных и соизмеримых единиц» [там же], А. М. Антипова и представители возглавляемой ею школы по изучению ритма^[3] пришли к выводу, что «любой речевой сегмент может стать ритмической единицей, если он оформлен как сходная и соизмеримая единица» [Антипова 1984: 5]. Вообще вопрос о ритмических единицах занимает едва ли не главное место в исследованиях: от речевых колонов, анализируемых в свое время Б. М. Томашевским и в современных трудах М. М. Гиршманом, до акцентных рядов, выдвигаемых в качестве основных ритмических единиц Н. В. Черемисиной.

Неразработанность вопроса о ритмической единице как таковой выражается в том, что практически для каждого вида, типа, стиля речи выдвигается своя номенклатура единиц, которые обнаруживают урегулированность только в данной речевой разновидности.

Исследователи ритма стремятся определить ведущие единицы ритма в изучаемых ими текстах, но особенно важно для теории деривационных отношений, когда ставится задача проанализировать взаимодействие этих единиц. Такого рода проблемы решаются в современном языкознании на материале английского, немецкого, французского, китайского языков^[4].

Русская прозаическая речь также становилась предметом исследований, связанных с проблемами ритма. Здесь в первую очередь необходимо отметить монографию Н. В. Черемисиной «Вопросы эстетики русской художественной речи», в которой ритмико-фигурное строение определяется как «закон ритмической организации художественной прозы» [1981: 49]. В работе обосновывается необходимость разграничения интеллектуальных и физиологических основ ритма, а также описываются функции и значение ритмических фигур.

К основательным исследованиям в области ритмической организации русского художественного прозаического текста может быть отнесена монография М. М. Гиршмана «Ритм художественной прозы», выполненная на стыке лингвистики и литературоведения.

Ряд работ посвящен исследованию русской разговорной и диалектной речи. Так, исследования Н. Н. Розановой дают представление практически обо всех возможных регуляторах ритма в русской разговорной речи — от порядка слов и их фонетической деформации до появления дополнительного ударения в служебных словах.

Особый интерес представляют наблюдения над ритмической организацией текстов вологодских говоров, описанные в тезисах симпозиума по структуре текста Р. Ф. Пауфошимой: выбор ритмической структуры слова «задается ритмом фразы». Так, например, слово пироги в разных фрагментах текста у одного и того же диктора имеет различное акцентное оформление: были гороховые пи́роги пекли и пироги́ были красивые [Пауфошима: 32]. Эта зависимость акцентной структуры слова от акцентной структуры фразы в целом, безусловно, свидетельствует об отношениях подчинения и включения, устанавливающихся между словом и фразой.

Вообще сам факт объяснения структурных особенностей единиц низших уровней в терминах структурных единиц высших уровней свидетельствует о возможности дериватологического подхода к исследуемому явлению.

В связи с этим необходимо остановиться на одном из принципиальных вопросов теории речевого ритма — вопросе о соотношении ритма и интонации. Известно, что традиционно речевой ритм рассматривался как компонент интонации. Однако его роль как организатора высказывания в целом становилась все более очевидной. По-видимому, результатом противоречия между традицией и новым знанием и являются суждения подобные следующему: «Трудность анализа ритма как компонента интонации заключается в том, что ритм представляет собой на акустическом уровне сложную структуру взаимодействия физических параметров всех компонентов интонации (выделено нами. — В. В.)» [Харченко: 14]. Из приведенного высказывания следует, что если в структуру ритма включаются все компоненты интонации, в нее включается и сам ритм, поскольку он тоже компонент интонации.

Здесь, по-видимому, имеет место некоторое смешение чисто терминологического порядка. Всякое просодическое средство характеризуется определенной организацией своей структуры, которую и принято называть ритмической. Говорят о ритмической структуре слова, фразы. Даже структура слога может трактоваться как ритмическая в силу повторяемости элементов слога в разных сочетаниях. С того момента как объектом лингвистического анализа стал текст, понятие ритма расширяется и в определенной степени отрывается от традиционного. Ритм текста невозможно свести к ритму составляющих текст единиц. И сколько бы мы ни описывали ритмическую организацию речевого такта, синтагмы или фразы, мы не приблизимся к познанию ритмической структуры текста. Следует, вероятно, согласиться с выводом И. С. Харченко, что «в структуре ритма участвуют все просодические средства» [1979: 14], в том числе и интонация, которая тоже относится к просодическим средствам языка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

В специальной литературе есть исчерпывающие обзоры по проблеме ритма [Харченко; Антипова 1986; Мирианашвили].

3

На XI Международном конгрессе фонетических наук в Таллине (1987 г.) в ряду других был проведен симпозиум «Ритм и метрика» под председательством А. М. Антиповой, которая избрана на этом Конгрессе в состав Постоянного совета Конгресса фонетических наук, что свидетельствует о престижности этой школы.

4

См., например, работы, выполненные на материале английского языка [Бурая; Немченко 1982].