Протест

Под проте́стом обычно понимают реакцию на общественную ситуацию: иногда в поддержку, но чаще против неё.

В зависимости от отношения к нему со стороны власти и политического режима протесты бывают санкционированные и несанкционированные. Крайняя форма социального протеста может перерасти в революцию.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Для этих умонастроений характерно конструирование теории революционного «психологического момента» – такого состояния массового сознания, когда в обществе появляется особый «источник психической энергии» – «социалистический энтузиазм», способный поднять народ на «вооруженное восстание» с целью захвата земли или заводов. Основными способами «пробуждения» масс эсеры (как и другие левые партии в традиционных аграрных обществах по всему миру) считали выдвижение популистской программы земельного передела, провоцирование актов гражданского неповиновения (в виде стачек и саботажа), борьбу с земельным и рабочим законодательством правительства путем мобилизации «сознательных» крестьян на акции протеста, использование уголовных методов – от экспроприаций собственности до насильственных эксцессов и «революционного хулиганства». Главная угроза для реализации данной программы усматривалась не столько в репрессиях, сколько в способности режима найти психологически приемлемую для населения прагматическую альтернативу революции. Угроза усматривалась в ограниченных конституционных преобразованиях с принятием Манифеста 17 октября 1905 г., интерпретировавшихся в целом как чисто макиавеллистическая акция: «правительство выбросило сахарную бумагу на муравейник, муравьи наползли на нее и – были пойманы». Сходным образом интерпретировалась программа реформ Столыпина, которого сравнивали с Наполеоном и Бисмарком, остановившими революцию в Европе[75]. Для преодоления спада революционных настроений, которые характеризовались как «переутомление» и «подавленность» (со ссылкой на «объективную психологию» В. М. Бехтерева), рекомендовался решающий удар в «центр городов» или «центр центров» – использование аграрного и политического террора – убийств наиболее одиозных высокопоставленных представителей правящего режима[76].

Андрей Медушевский, Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке, 2017

Следующим дискриминационным моментом нужно назвать изгнание азербайджанцев из государственных и местных органов, ограничение их участия в общественно-политических процессах. Тем самым искусственно создается проблема гражданской интеграции. Власти Грузии, принявшие обязательства перед европейскими институтами, чинят препятствия для вынесения проблем азербайджанцев Борчалы на обсуждение международных организаций. Вокруг проблем Борчалы создана информационная блокада. Яркой иллюстрацией этого является событие последних дней: когда 14 февраля 2006 года жители села Дамийа Гёрархы, требующие своих земельных прав, проводили акцию протеста, полиция применила насилие в отношении мирных демонстрантов, что было заснято на видеоленту. Журналисты, представители разных стран, были приведены в отделение полиции, где у них ленты были отняты и уничтожены. Сами грузинские СМИ, вне зависимости от радикальной или «демократической» направленности, эти события обошли полным молчанием. Описанный факт является лишь одним эпизодом целенаправленной шовинистической государственной политики властей Грузии в отношении азербайджанцев.

Ибрагимли Халаддин, Азербайджанцы Грузии

Классический стереотип экологистской активности – саботаж общественно востребованных инфраструктурных проектов. Самым ярким примером в России мы считаем политически спровоцированную истерию вокруг Химкинского леса, с прямым вовлечением журналистов в протестную деятельность. Маркером крупномасштабной внешней манипуляции было активное вовлечение «профильных» международных организаций – Greenpeace, Transparency International и даже Bankwatch в связи с превращением похода в защиту леса в поход на «жирных котов», заинтересованных в прокладке магистрали. Другой самый свежий пример – локальные экологистские протесты в Турции, перешедшие в общенациональную кампанию неповиновения «диктаторскому» режиму, политические акции и массовые беспорядки.

Константин Черемных, Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба, 2014

Провокативные методы Ливингстона включали, например, приглашение в эфир на интервью и дебаты (повлекшие лавинообразное паблисити) лидеров экстремистской ирландской группировки «Шинн Фейн». Эта группировка была известна в 1980-е в том числе и тем, что выполняла для ирландского республиканского движения ту же роль, что «Саатчи и Саатчи» – для Маргарет Тэтчер. Агрессивная информационная работа партии «Шинн Фейн» не прекратилась и после принятия соглашений Чистой Пятницы в 1998 году; общественный резонанс, вызванный ее информационной деятельностью (в том числе в сети Интернет), помог методам политического продвижения утвердиться в сознании британских общественных лидеров в качестве беспроигрышного политического оружия. Другие общественные силы, начавшие широко использовать медийные методы в своей работе, это разнообразные группы давления (pressure groups); изначально наиболее демократический институт, позволяющий любой группе граждан бороться за свою точку зрения и свои права, по мере распространения информационных методов давления эти группы сами превратились в инструмент потенциальной политической манипуляции: стало слишком удобным создавать фиктивные некоммерческие организации и от их имени продвигать необходимые политические решения. Их информационная деятельность с середины 1980-х годов сочетается с интенсивным официальным и нелегальным лоббированием в Палате Общин, а также со всплесками организованного общественного недовольства, как, например, во время топливного кризиса 2000 года, маршей Союза Деревень и блокад автострад в 2002 году или протестов против запрещения охоты на лис в 2004 году. Эти группы обладали, как и Ливингстон в свое время, гораздо меньшим ресурсом, чем их политические оппоненты, но путем управления информацией добивались поставленных целей. Это породило в верхних слоях британского общества уверенность как в эффективности используемых методов, так и в определенной безнаказанности тех, кто ими пользуется.

С. С. Бодрунова, Современные стратегии британской политической коммуникации, 2010

Схожие политические явления могут стать предметом радикально различающегося толкования и различных ценностей. Выражение протеста против правящего режима в одной стране должно строго следовать законной процедуре, в то время как в другой стране охранители демократии могут провоцировать незаконные протесты и демонстрации. Разница в таком подходе вызвана политическими интересами, которые декларативно провозглашаются демократией.

Зоран Аврамович, Демократия и бомбардировки. Есть ли будущее у демократии?, 2017

Первый элемент – наличие какого-либо повода, способного заставить оппозицию вывести людей на улицы. Практически все революции «второй волны» начинались как протест против фальсификации результатов выборов президента или парламента. Например, непосредственным катализатором событий на Украине, в Грузии и в Киргизии стало прямое и грубое нарушение конституции и законов этих стран некоторыми властными политическими группами. Пропрезидентские политические партии, имеющие накануне выборов низкие рейтинги, стали победителями. Это не соответствовало не только духу, но и настроению избирателей. В то же время оппозиция проводит сразу несколько экзит-полов с разными результатами, которые в конечном счете не совпадают с итогами ЦИК. Зафиксированный социологами низкий уровень доверия граждан к органам власти освобождает оппозицию от необходимости убеждать избирателей в массовых фальсификациях, достаточно одного яркого примера.

В. В. Бурматов, Современные революционные технологии. Стратегия, технология и тактика «цветных» революций, 2011

«Материалистов» волнуют в первую очередь насущные потребности, связанные с выживанием, обеспечением безопасности. «Постматериалисты» ощущают относительную уверенность в том, что удовлетворение этих нужд им уже гарантировано и направляют свои силы и интересы на решении е вопросов качества самореализации. Эта динамика сказывается в поколенческих ориентациях (старшие еще более материалисты, младшие уже более постматериалистичны), на формах политической и гражданской активности. Так, «материалисты» склонны к традиционным формам (выборы, митинги, встречи с руководством, письменные обращения), тогда как постматериалисты демонстрируют большую гибкость и разнообразие, в том числе – протестной деятельности (флешмобы, сетевая активность в блогосфере, стрит-арт), концентрируясь не на идеологии, а напрямую выражая свои предпочтения по конкретным вопросам, таким как экология, охрана культурно-исторических памятников, аборты, коррупция… При этом формы протеста, связанные с насилием не пользуются массовой поддержкой, вызывают неприятие. Другими словами, по мере постиндустриальной модернизации традиционные формы политической активности, включая практики либеральной демократии, могу уступать новым, в том числе – еще недостаточно изученным формам. Иногда этот процесс ошибочно воспринимается как упадок или кризис демократии, тогда как, скорее, речь идет о ее дальнейшем развитии и гуманизации, проявлении ее сути, а не формы. Подлинная поддержка демократии возникает не в связи с учреждением (или импортом) демократических институтов, а когда люди высоко ценят и считают самоцелью гражданские и политические права, обеспечивающие возможность их ответственного самовыражения.

Г. Л. Тульчинский, Российская политическая культура. Особенности и перспективы, 2015

И, наконец, отсутствие реальной возможности для участия в выборах неизбежно заставляет нас сконцентрировать все усилия на масштабной протестной деятельности. В этой связи важно, чтобы левая оппозиция не упускала инициативу и оставалась не только участником, но и организатором общероссийских уличных кампаний. И здесь не нужно «изобретать велосипед». Уже несколько лет «Левый фронт» является основным инициатором проведения Дня Гнева, который в последнее время становится все более заметным событием в календаре российского политического протеста. И самое главное – это акция не только для записных политических активистов, это акция, основными участниками которой являются представители социальных движений и инициативных групп, отстаивающие свои нарушенные права. Поэтому целесообразно всеми силами превращать День Гнева в единый общероссийский день социально-политического протеста. Московские товарищи решили проводить День Гнева регулярно – 12-го числа месяца в 19.00. Стоит поддержать эту инициативу, и сделать 12-е число днем проведения городских сходов и собраний для обсуждения самых острых проблем. Так же, как 31-го числа граждане выходят на улицу в защиту своего права на свободу собраний, мы будем 12-го числа проводить акции в защиту местного самоуправления, в защиту свободных выборов и права граждан контролировать действия властей. Постоянная дата и время позволят меньше сил тратить на предварительную агитацию, так как через некоторое время люди привыкнут к такому графику. Задав четкий ежемесячный ритм нашему протесту, мы усилим давление на власть, сделаем День Гнева важным политическим событием в жизни страны.

С. С. Удальцов, Путин. Взгляд с Болотной площади, 2012

В конце 1970-х гг. на Тайване сложилось широкое оппозиционное движение «внепартийных» общественных деятелей. Представители движения могли принимать участие в выборах на разных уровнях, многие из них одерживали победы и становились членами законодательных юаней. Уже в 1977 г. «внепартийные» кандидаты имели 21 место из 77 в представительном органе провинции Тайвань. В таких условиях Гоминьдан поневоле был вынужден соблюдать демократические процедуры и даже с готовностью шел на демократические преобразования. Эту тенденцию не могли переломить гонения на отдельных активистов, которые приводили порой к эмиграции оппозиционеров и даже к актам самосожжения в знак протеста против полицейских репрессий. Впрочем, самоубийства оппозиционных активистов только ускоряли процесс демократизации. Этому же способствовала усиливавшаяся изоляция Китайской Республики на мировой арене и взятый властями КНР курс на радикальные экономические реформы, которые заметно улучшили имидж континентального Китая в глазах мира. В таких условиях движение в сторону демократии было едва ли не единственным способом для Тайваня сохранить благосклонность и уважение международного сообщества.

Чэнь Цзя-вэй, Демократическая прогрессивная партия Тайваня и поставторитарная модернизация, 2017

Западноевропейские протесты носят, по крайней мере пока, чисто экономический характер. Протестующие не определяют своих персональных врагов во власти (за исключением разве что Берлускони, но о нем разговор особый). Конечно, протест на Уолл-стрит направлен не против системы, но скорее на ее реставрацию. Реакция власти последовательна, но пока не драматическая.

В. Г. Башкирова, ПРОТИВ: Протестная книга №1 в России, 2012

Понятно, что необходимости в широком применении этой существенной части «майданных технологий» в Крыму не было и нет. Здесь не надо создавать, как во время «оранжевой революции» в Киеве, никаких пропагандистских химер, чтобы мобилизовать русское население полуострова на выступления – очевидной политической реальности более чем достаточно. Киевская «оранжевая» власть самостоятельно дает поводы для протестов и постоянно добавляет черной краски в свой образ, открыто настаивая на своей позиции как по поводу правового статуса Крыма и русского населения, так и по поводу вступления страны в НАТО. Объективный результат такого самоочернения показывают итоги выборов – большинство крымчан не приемлют как действующего главу государства, так и проводимую им политику.

Дмитрий Жмуцкий, Операция АнтиНАТО. Феодосийская модель, -1

В условиях глобализации и информатизации рост диспропорций и неравенства в мире повсюду ведет к конфликту между действующим позитивным правом и представлениями людей о справедливости (равенстве, ответственности, доверии, выполнении взятых обязательств и т. п.), причем законодательное регулирование часто отстает от изменения общественных настроений и устойчивых стереотипов сознания по этим параметрам. В мировой науке обсуждение данной проблематики в настоящее время выходит за рамки национальных границ[53]. Спор об этических основах конституционного права и политических решений типичен для вполне развитых демократий, но тем более актуален для обществ переходного типа[54]. В этих условиях социальный протест и акции гражданского неповиновения, отталкиваясь от провозглашенных норм конституций и законов, все чаще заявляют об их ограниченности, несправедливости или социальной неэффективности.

А. Н. Медушевский, Политические сочинения, 2015

Рабочим традиционно более, чем представителям других социальных групп, присуща так называемая рабочая солидарность. В данном исследовании также проявилась эта черта, в частности, 65 % рабочих ВТП утверждают, что испытывают чувство общности с товарищами по работе (несколько меньше среди рабочих НТП – 54,7 %). Больший процент ответивших только в отношении своей семьи (84 %) и друзей (71,6 %). Однако, несмотря на чувство общности рабочих, до осознания своей субъектности как активного создателя окружающей социальной реальности еще далеко. Несмотря на то что рабочие в качестве основных прав и свобод, которые для них представляют особую важность, указали необходимость получать достоверную информацию о состоянии дел в стране (80 %) и свободно выражать свои взгляды (63 %), в жизни своего населенного пункта, района, страны рабочие участвуют преимущественно пассивно, либо следя за происходящими событиями (55,7 %), либо ограничиваясь посещением собраний, общественными обсуждениями по вопросам планирования, застройки и другим проблемным вопросам своего населенного пункта (каждый 9-й). Свободно вступать в разные партии, движения, союзы (важно для 28,4 % рабочих ВТП и 14,2 % – рабочих НТП), а также участвовать в митингах, забастовках, акциях протеста является важным только для 9 % респондентов.

Коллектив авторов, Беларусь на пути в будущее. Социологическое измерение, 2015

Интересно, что внутренний протест по своей форме очень схож с процессами обратной направленности – поддержки властей. Например, сравним демонстрацию трудящихся 7 ноября в СССР и акцию протеста (см. табл. 5).

Г. Г. Почепцов, Революция.com: Основы протестной инженерии, 2005

В-седьмых, безусловно, в осуществлении массовых протестов сыграла весомую роль технологическая составляющая. В частности, к ней следует отнести протестные организации типа «Поры» и т. д. Организация 18-дневного митинга, приезд в Киев десятков тысяч протестантов, преимущественно из Западной и Центральной Украины, порядок в палаточном городке и многое другое не могло быть осуществлено без наличия технологического ядра. Однако без стихийной составляющей масштаб акций, по экспертным оценкам, не превысил бы 40–70 тысяч протестующих, а формат воспроизводил бы события акции «Украина без Кучмы!» (зима 2001 года) или оппозиционной акции «Восстань, Украина!» (сентябрь 2002 года), которые не привели к существенным политическим последствиям.

Коллектив авторов, «Оранжевая революция». Украинская версия, -1

1 = словесные перебранки; 2 = политически организованная деятельность существенных масштабов; 3 = единичные демонстрации, забастовки, митинги с числом участников в сотни или единицы тысяч; 4 = значительное число демонстраций, забастовок, митингов с числом участников от 10 000 человек и выше; 5 = подобные мероприятия с числом участников более 100 000 человек; 6 = другое, специально оговоренное (р. 95). Для оценки уровня насильственного протеста и восстания Гурр (Gurr, 1993a, pр. 93-98) построил другую шкалу. Оценки шкалы насильственного протеста следующие: 0 = сообщения отсутствуют; 1 = разрозненные акты саботажа, символическое уничтожение имущества; 2 = ограниченные беспорядки; 3 = существенные беспорядки; 4 = серьезные и широкомасштабные беспорядки; 5 = локальные восстания, вооруженные попытки захватить власть на местном уровне; 6 = другое, специально оговоренное. Вот оценки шкалы Гурра для восстания: 0 = сообщения отсутствуют; 1 = политический бандитизм, спорадический терроризм, неудачные попытки переворота, осуществленные группой или от имени группы; 2 = кампании терроризма, удачные перевороты;

Тату Ванханен, Этнические конфликты, 1999

По мнению экспертов из Фонда Карнеги, «Кифайя» – первая политическая сила в Египте, сумевшая извлечь максимальную выгоду из социальных сетей и цифровых технологий в качестве основного средства связи и мобилизации протестных выступлений. Будучи «независимой» политической трибуной, блогосфера не только формирует необходимую контекстуальную среду, но и собирает информацию о настроениях в обществе, позволяющую задавать необходимую тональность антиправительственной пропаганде. Само возникновение политических блогов в Египте связано преимущественно с ее деятельностью. Блогеры, размещая в Сети аудиовизуальные файлы и фотографии антиправительственного характера, стали основными популяризаторами революционных идей. Активно задействовались также электронная почта, текстовые сообщения, онлайн-реклама и официальный сайт движения[17]. В конечном счете бессрочный протест, подогреваемый их действиями, привел к тому, что власть, пребывающая в нерешительности из-за массированного информационного воздействия, не сумела привлечь армию для подавления протеста, капитулировав 11 февраля 2011 г. (за 18 дней).

Максим Юраков, Переворот, 2016

Множество различных движений, идеологий, политик и конфликтов конституируется отчасти благодаря использованию терминов, вроде «нации», «национальный», «национальности», «национальное государство» и «национальный интерес». Общим знаменателем, скажем, японского экономического протекционизма, сербских этнических чисток, пения американцами «Усеянного звездами знамени» перед бейсбольными играми и способа сбора статистики Всемирным банком служит дискурсивная форма, которая определяет и связывает всех их, хотя она может и не давать полного причинного объяснения каждого из этих случаев. Так, бретонский сепаратизм, панарабский национализм и заявления участников китайского студенческого движения протеста о том, что они готовы умереть во имя будущего Китая, появлялись в различных исторических обстоятельствах, но все они объединялись общей риторикой. Они могут иметь и другие общие знаменатели, но ни один из них сам по себе не определяет их в качестве «национализмов». Так, на всех них влияет некое чувство недовольства силой, богатством или привилегиями, которыми пользуются другие группы. Все они формируются властью современных государств. Но это не определяет их как случаи национализма.

Крэйг Калхун, Национализм, -1

Третий тип революций – «демократизирующие». Он в нашем случае наиболее важен и заслуживает того, чтобы целиком привести пространную и содержательную характеристику Голдстоуна. Эти революции «нацелены на свержение авторитарного режима – коррумпированного, неэффективного и нелегитимного – и замену его более вменяемым и представительным правлением. Они не мобилизуют своих сторонников, взывая к классовым антагонизмам (крестьяне против землевладельцев, рабочие против капиталистов), но заручаются поддержкой всего общества. Демократизирующие революции могут начаться с избирательной кампании или с протестов против мошенничества на выборах. В них отсутствует идеологическая страсть, присущая революциям, вожди которых считают себя творцами нового общественного строя или нового государства. Поэтому они обычно носят ненасильственный характер и не приводят ни к гражданской войне, ни к радикальной фазе, ни к революционному террору. […] Эти революции обычно плывут по течению; лидеры оказываются во власти коррупции и междоусобных разборок, а конечным результатом таких революций становится псевдодемократия, которая характеризуется либо часто сменяющимся руководством, либо возвращением авторитарных тенденций»[15].

В. Д. Соловей, Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху, 2016

25–27 января, Швейцария. Страну захлестнула «тотальная волна» протестов участников антиглобалистического движения против давосского форума высших деловых и политических лидеров (форума в городе Давосе в Швейцарии). По поводу методов подавления полицейскими акций протеста газета «Sontagsblick» вышла с заголовком «Полицейские методы точно такие же, как диктатура».

А. И. Субетто, Капиталократия и глобальный империализм, -1

Неспособность правительств, возглавляемых социал-демократами и социалистами, остановить ухудшение положения широких слоев населения в странах Западной Европы подорвала доверие к «новой социал-демократии» в ее различных региональных и национальных вариантах. «Социальные контрреформы» и так называемая «политика мира», которая делает войну обычным делом, вызвали усиливающееся сопротивление, которое приобретает характер лесного пожара. Одним из ответов на наступление неолиберальных реформаторов стало возникновение нового социально-политического феномена – «движения движений». Они стали не чем иным, как восстанием против того, что большая часть населения в связи с усилившейся неуверенностью и обнищанием начала ощущать все большее беспокойство за свое будущее. Эти движения – и протест против того, что война вновь стала внедряться в повседневность. Эти движения направлены и против того очевидного факта, что выборы фактически превратились только в выборы тех, кто и в каком темпе будет проводить неолиберальную политику.

О. А. Жирнов, Актуальные проблемы Европы №2 / 2012, 2012

Среди самых крупных профсоюзных организаций Турции выделяются два профсоюза – Тюрк-Иш и DISK (Конфедерация революционных рабочих профсоюзов[178]. Всего в профсоюзы на 1979 г. входило свыше 2,4 млн рабочих[179]. Специфика рабочего движения Турции преломляла в себе общие закономерности развития мирового рабочего движения. Тюрк-Иш был официальной и самой крупнейшей профсоюзной организацией в стране. В его основах лежал принцип невмешательства профсоюзов в политическую борьбу. Данный профсоюз придерживался реформисткой стратегии на базе достижения лишь улучшения экономических условий существования рабочих[180]. Очень показательна реакция руководства Тюрк-Иш на забастовку шахтеров Зонгулдака в марте 1965 г. Сопротивление против несправедливых изменений в оплате труда охватило практически всех шахтеров данной области (46 тыс. человек). В ходе столкновений с полицией 2 шахтера были застрелены, а 49 человек арестованы. Реакцией рабочих на применение силы со стороны властей была постепенная политизация протеста. Руководство Тюрк-Иш всячески открестилось от действий рабочих, назвав их «100 %-ной провокацией»[181]. Закономерно, что популярностью Тюрк-Иш пользовался именно среди отсталых слоев рабочего класса, которые были задействованы на государственных предприятиях, созданных в 20-е и 30-е гг. Указанные предприятия были разбросаны по всей стране, что затрудняло рост политического сознания рабочего класса. В противоположность рабочим из Тюрк-Иш сторонники ДИСК в основном были задействованы на предприятиях частного сектора, возникших в 50-е гг. крупных промышленных агломерациях (Измир, Стамбул, Измит)[182].

Максим Лебский, Курды. Потерянные на Ближнем Востоке, 2016

Совпадение всех этих факторов – наличие сильных активистских движений, непопулярные решения власти и раскол элит – привели к тому, что уличные протесты в самом западном городе России превзошли все ожидания. Если в конце октября 2009 года, накануне рокового голосования областных депутатов за новые пошлины, на улицы вышли около 500 недовольных, то в декабре, после принятия непопулярного закона, их было уже около 5000 человек, а в январе 2010 – более 10000 человек. Причем требования митингующих быстро политизировались, а их действия приобрели радикальный характер.

А. В. Сахнин, Болотная революция, 2014

Первые ориентированы на модернизацию общества в духе современных западных государств. Лидеры этого направления (Е. Гайдар, А. Чубайс, С. Кириенко) считают, что принципиальный курс проводившихся экономических реформ в целом был правильным и должен быть продолжен по существу, невзирая на лишения и протесты массовых групп. На наш взгляд, такая «непримиримая» позиция в известной степени родственна большевистской: независимо от того, хочет общество или нет, его хотят принудить двигаться к состоянию, отвечающему стремлениям правящего слоя[17].

Коллектив авторов, Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга, 2008

Обозрение распространения идей анархизма во Франции, Англии, Америке, России и Испании не позволяет, однако, говорить о выраженной специфике концепционных моделей в разных странах, на существование которой можно было рассчитывать. Носители идей анархизма в разное время и в разных странах – Годвин, Джефферсон, Прудон, Дюринг, Э. Реклю, Кропоткин, Бакунин и др., – придерживались очень разных взглядов, а то, что их объединяет, – это стремление к освобождению общества от оков государства – бюрократии, полиции и вообще всякой иерархии. Трудно увидеть в этом, однако, конструктивную социальную программу. Поэтому различные направления анархизма определяются скорее своим негативным, протестным содержанием. Например, один из основателей философии анархизма, Макс Штирнер, первоначально являвшийся социалистом и сторонником социальной революции, в конечном счете отказался от этих идей, поскольку не без основания увидел в социализме авторитарное начало и тенденцию к этатизму и бюрократизации. В результате его символом веры стала идивидуальная инициатива; его целью – создание свободных ассоциаций, которые могут достичь целей, не превращаясь при этом в организацию, в общество; наконец, его методом стало прежде всего – «неповиновение» – индивидуальный и коллективный протест против власти. Этот идеал свободной жизни противопоставлялся жизни, контролируемой и организуемой «узурпаторами собственности».

А. Н. Медушевский, Социология права, -1

В-пятых, одним из самых благоприятных моментов осуществления ЦР являются парламентские или президентские выборы либо требование их досрочного проведения. Большинство ЦР проводилось во время или сразу после избирательных кампаний. В случае незначительной разницы в голосах, отданных за действующую власть и за оппозицию, представители последней еще до окончательного подсчета голосов объявляют о победе своего кандидата. Неприятие данной позиции действующей властью ведет к использованию оппозицией технологических заготовок – от нескольких сотен до нескольких тысяч заранее ангажированных людей выходит на центральное (в идеале, сакральное) место столицы. Тем самым дается старт бессрочной акции протеста с требованиями либо пересмотра итогов выборов, либо отставки действующей власти. В случае, если власть не идет на уступки, может быть активизирован «силовой сценарий» – столкновения с силовыми структурами государства; переход к вооруженной фазе сопротивления.

Е. Г. Пономарева, Вывихнутый век. Кто его вправит? Хаос, конфронтация, интеграция, 2016

Резкая радикализация протестов, начавшаяся в Крещенье, проведение альтернативной «Народной Рады», были восприняты как сигнал к действию в западных областях Украины, где начались захваты административных зданий и попытки смены власти. Это были уже не бессрочные митинги в центре Киева, непосредственное влияние которых терялось за пределами центральной части Киева, это было началом государственного националистического мятежа, угрожавшего не просто правящему режиму, но непосредственно правам, свободам, и безопасности миллионов жителей других регионов Украины. Этот вывод был сделан автором ещё 25 января[11], и дальнейший ход событий, сожалению, полностью его подтвердил.

А. В. Бедрицкий, Украина после Евромайдана. Демократия под огнём, 2015

Резкая радикализация протестов, начавшаяся в Крещенье, проведение альтернативной «Народной Рады», были восприняты как сигнал к действию в западных областях Украины, где начались захваты административных зданий и попытки смены власти. Это были уже не бессрочные митинги в центре Киева, непосредственное влияние которых терялось за пределами центральной части Киева, это было началом государственного националистического мятежа, угрожавшего не просто правящему режиму, но непосредственно правам, свободам, и безопасности миллионов жителей других регионов Украины. Этот вывод был сделан автором ещё 25 января,[11] и дальнейший ход событий, сожалению, полностью его подтвердил.

А. В. Кочетков, Демократия под огнём. Выборы в народных республиках Донбасса, 2014

В 1970—1980-х годах широкое распространение получили марксистские исследования власти в городских сообществах (Синтия Кокберн, Джон О’Коннор, Мануэль Кастельс, Джин Лоджкин, Питер Саундерс, Дэвид Харви, Эдвард Хэйес и др.). Рост их популярности был обусловлен не только проблемами, имевшими место в плюралистических и элитистских подходах, но и рядом новых моментов, обозначившихся в городской политике начиная с 1960-х годов (исход среднего класса из центра и соответствующее снижение налоговой базы городов, расовые волнения и другие формы протеста, активизация общественных движений на местах, реагирующих на попытки структурирования городского пространства в интересах отдельных групп), которые оказались в фокусе марксистских исследований.

В. Г. Ледяев, Власть в малом российском городе, 2017

Третий ленинский признак революции – «повышение социальной активности масс» – не вызывает возражений. Однако он недостаточен. Предоставленные сами себе массы к революции не способны. Нужна управляющая ими организация. Как указывал признанный авторитет в исследовании революционных механизмов американский политолог Ч. Тилли, движения протеста только тогда смогут превратиться в политически целенаправленное коллективное действие, когда будут созданы подчиненные жесткой дисциплине группы революционеров.[4] Уничтожив организационное ядро революции, можно перенаправить активность масс в иное русло.[5]

В. Э. Багдасарян, Мир под прицелом революции, 2017

Однако российская либеральная общественность на первых же этапах «Майдана» увидела в нём своеобразную попытку «реванша Болотной», которая происходит уже в другой, но очень близкой нам стране. И в начале событий «Майдана» в 2013 году существенная часть либеральной общественности высказывала откровенные и публичные симпатии к украинским протестующим в Киеве. Тем более что из этой среды звучали заявления об исключительно мирном характере протестов, а также надежда на выдвижение в государственные элиты Украины «новых лидеров европейского типа».

Алексей Чадаев, Путин. Наши ценности, 2018

Начало Февральской революции 1917 г. П. Г. Виноградов наблюдал собственными глазами в Петрограде, находясь здесь как председатель исполнительного комитета Российско-английского общества для организации лекций о сотрудничестве союзников в ходе войны. Революционные события в России оказались полной неожиданностью для англичан, для которых известия о них прозвучали как «гром среди ясного неба»[66]. Общий подход к происходящему в России, не зависевший от политической ориентации изданий, определялся тем, что события в Петрограде оценивались с позиции их влияния на возможности союзницы по Антанте вести успешные боевые действия против общего противника. Именно через призму такого подхода анализировались взаимоотношения между Временным правительством и Советами. Причем стремление последних активно влиять на правительственную политику вначале отнюдь не вызывало резких протестов даже консервативной прессы, поскольку в самой Англии представители лейбористской партии входили в состав «военного» кабинета министров. Важнее был вопрос о легитимности и устойчивости Временного правительства и перспективах развития двоевластия.

П. Г. Виноградов, Россия на распутье: Историко-публицистические статьи, -1

В странах Северной Европы ситуация, судя по всему, иная: там издавна преобладают левые партии, редко и кое-где сменяемые партиями правыми; в обществе нет вышеупомянутого дискурса, а потому, по всем признакам, мусульмане считают эти страны максимально благоприятными для проживания. Часть местных граждан склонны проявлять протест порой в резкой форме: ярким примером являются датские карикатуры на пророка Мухаммеда. Отсутствие дискуссий и реальных действий властей для снижения озабоченности граждан в связи с грядущими демографическими и культурологическими изменениями содействует накоплению протестного потенциала.

В. В. Сахарова, Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада, 2011

Строительство «социального государства» широко развернулось после второй мировой войны. Особенно сильный импульс оно получило на рубеже 60‑70‑х гг., когда мир стал свидетелем беспрецедентно мощного – для периода «нормального» развития – выброса энергии социального протеста: забастовочных кампаний, антивоенного движения, «молодежного бунта», формирования массовых «контркультурных» потоков и т. д. Именно началом 70‑х гг. исследователи датируют момент полномасштабного развертывания «социального государства» (критерием является увеличение доли социальных затрат до 60 и более процентов государственных расходов) в большинстве западных стран.

М. Б. Смоленский, Конституционное право Российской Федерации, 2003

Утвержденная в декабре 1993 г. Конституция Российской Федерации, несмотря на установленный ею режим «суперпрезидентской» республики, который некоторые аналитики17 квалифицировали как выборную монархию, не вызвала протестов и подозрений. Не «уравновешенный» в системе разделения властей президент рассматривался как гарант продолжения реформ. Шок у западных наблюдателей вызвал успех на парламентских выборах 1993 г. коммунистов, а также националистов (жириновцев), в которых тогда еще видели самостоятельную силу. Стал популярен тезис о «веймарской России» с Ельциным-Гинденбургом и «красно-коричневыми», ждущими своего часа. Как и ее предшественник, Верховный Совет, Государственная дума стала восприниматься не как институт народного представительства, а как оплот коммуно-националистической реакции. Мир российской политики для Запада распался на две части: «свои» – реформаторы в правительстве, представлявшие меньшинство политической элиты, и «чужие», составлявшие большинство в Госдуме и органах государственной бюрократии. Лишь благодаря Ельцину явное меньшинство имело возможность проводить реформы, а численно подавляющее большинство лишалось шансов им противостоять.

Д. В. Тренин, Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад», 2006

ДРМ стало одной из первых независимых групп – жертв «режима нормализации». Все же преследования ее членов не прошли безнаказанно – западная общественность взяла под пристальное наблюдение протестное движение в Чехословакии. Протест внутри страны – преследования – протест извне: по такому алгоритму начала развиваться большая часть структур чехословацкого антинормализационного движения.

Э. Г. Задорожнюк, От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 – ноябрь 1989 г.), 2008

Кое-что все-таки происходит. В 1977 г. принимается новая Конституция СССР, призванная отразить брежневскую официальную идеологию поступательного вызревания «развитого социализма» – в противоположность всевозможным «ревизионизмам» и «авантюризмам» недавней бунтарской эпохи. В следующем 1978 г. проводится помпезная кампания принятия новых конституций союзных республик. Сугубо ритуальное мероприятие неожиданно вызывает протесты в Грузии из-за неупоминания грузинского языка в качестве государственного. Первому секретарю Грузии Эдуарду Шеварднадзе пришлось даже обратиться с неподготовленной речью к протестующим тбилисским студентам и обещать исправить юридическую оплошность. Впрочем, затем проводятся профилактические аресты. Один из задержанных, Звиад Гамсахурдия, вскоре появляется на советском телевидении с публичным покаянием и просит помилования (его нераскаявшийся подельник Мераб Костава остается в заключении).

Г. М. Дерлугьян, Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе, -1

Эти успехи новой массовой оппозиции находились в вопиющем контрасте с безволием и деморализацией традиционной левой. Протесты 1999—2001 годов заставляют нас в очередной раз переосмыслить содержание понятия «левые». Некоторым наблюдателям массовые выступления рубежа веков казались повторением молодежного бунта 1968 года, вторым изданием тогдашней «новой левой». Можно сказать, что и «новая левая» и радикалы начала 2000-х годов бросали вызов традиционным левым организациям почти в той же мере, как и капитализму. В то же время будущее «традиционных организаций» в очень большой степени и тогда и теперь зависело от способности воспринять новые импульсы, идущие от стихийного движения и обновить себя в диалоге с ним. Однако в 1999—2001 годах среди активистов движения постоянной темой стала не только критика официальной социал-демократии и «сталинистской традиции», но и критика «новой левой» 60-х годов, которая оценивалась, как движение, не сумевшее достичь своих целей и деградировавшее.

Б. Ю. Кагарлицкий, Политология революции, 2007

Спорные моменты относительно владельческих прав на землю, несомненно, влияли на позицию членов палаты общин и в вопросе налогообложения. Предстоял выбор между акцизом и поземельным налогом. Как правило, за налог на землю выступали «разжиревшие во время мятежа», как их назвал один из ораторов[184]. Дальнейшие события показали, что проблема акциза оставалась злободневной для огромной массы населения и служила поводом для протеста. Таким образом, основы политических симпатий и антипатий объективно были заложены политикой восстановленной монархии с самого начала, но это отнюдь не означает, что центры притяжения для противостоящих группировок располагались точно в соответствии с их экономическими интересами. Скорее это указывает на необходимость рассматривать формирование первых партий как процесс, имеющий много измерений.

Коллектив авторов, Политические партии Англии. Исторические очерки, 2017