Памятник

Па́мятник — объект (как правило, сооружение), поддерживающий воспоминания о чём-либо.

Все разнообразие памятников изучает общее памятниковедение, уделяющее особое внимание памятникам-символам.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Исследователь русского классицизма Е. В. Николаев замечал, что типовые надгробные памятники этого времени – «архитектура», то, что принято называть малыми формами; ничего (или почти ничего) специфически надгробного в них нет: обелиски или вазы могли бы украшать парки, а колонны на пьедестале служить ограждением, основанием для фонарей и т. п.[159] Это наблюдение интересно не только тем, что связывает архитектуру надгробий с общими проблемами развития стиля. Помещение этих памятников в ряд с прикладными формами утилитарного назначения характеризует их восприятие современниками. Эмоциональное, символическое значение надгробного знака было как бы стерто, нейтрализовано бытовой привычностью архитектурной формы.

Ю. М. Пирютко, Исторические кладбища Санкт-Петербурга, 2011

От строительства романских замков и монастырей, готических соборов и укреплений средневековых городов Западной Европы до нас не дошло (или пока не обнаружено) ни одной модели, которую можно было бы с уверенностью назвать проектной. Не обнадеживают в этом отношении и те редчайшие находки, которые связаны с кругом памятников византийской архитектуры[52]. Модели из числа найденных являются носителями важной исторической информации, помогающей реконструировать утраченные памятники или проследить развитие стилевых форм. Другое дело, что шанс выявить среди них запечатлевшие архитектурный замысел и предназначенные для строительства минимален. Такие модели могли равным образом делать с натуры, воспроизводя уже построенные здания для каких-то, может быть, мемориальных или иных целей.

Анна Шукурова, Архитектурные модели. Очерки истории и мастерства, 2011

В тех случаях, когда это возможно, остатки древних сооружений, обнаруженные во время строительства, сохраняются – так были спасены от гибели колонны, вмурованные в стену банка или оставленные для обозрения в подвалах ресторанов. Если обнаруженный памятник представляет собой интерес для науки, его могут перенести на другое место. Но некоторые сооружения Древнего Рима остались на своем месте, под зданиями, построенными поверх них, а самые интригующие археологические находки были сделаны учеными, которые вели раскопки под фундаментами существующих церквей. Ярким примером подобной римской стратиграфии являются две церкви, и мы хотим поговорить о них в первую очередь, прежде чем начать свой хронологический рассказ о развитии города. Эти церкви олицетворяют собой непрерывность исторического процесса, которая, с нашей точки зрения, является самой выдающейся чертой современного Рима, а этот факт означает, что при построении хронологической системы их нельзя отнести к какому-то одному конкретному веку.

Барбара Мертц, Рим. Две тысячи лет истории

О зарождении протомузеефикации можно говорить, когда стремление общества к сохранению памятника реализуется путем размещения около него или в нем музея. Пинакотека (хранилище картин), возникшая в северном крыле Пропилеев афинского Акрополя, – один из наиболее ранних прообразов использования древнего и чтимого здания в целях размещения произведений искусства. Однако этот пример, как и использование старинных зданий (замков, дворцов, монастырских и церковных ризниц) для сосредоточения в них объектов коллекционирования зачатками музеефикации считать нельзя из-за отсутствия отношения к самому памятнику как к культурно-исторической ценности. Первые декреты об охране памятников появляются в эпоху Ренессанса (распоряжение 1347 г. Кола ди Риенцо об охране памятников Древнего Рима). Когда в 1711 г начинаются раскопки Геркуланума, а в 1748 г. – Помпей, погибших при извержении Везувия в 79 г, выявленные археологами постройки оставались открытыми в качестве объектов осмотра. Практика не засыпать, но оставлять доступными для обозрения обнаруженные при раскопках недвижимые объекты, дополняемая в дальнейшем организацией в отдельном помещении экспозиций из найденных движимых памятников, может считаться отправной точкой развития музеефикации памятников под открытым небом.

Мария Каулен, Музеефикация историко-культурного наследия России, 2012

Не углубляясь в сложный спор о появлении мегалитических сооружений в Дании, следует отметить, что историки религии особенно выделяют две вещи. Во-первых, постройка таких гробниц говорит о следующем: теперь стало важным создавать впечатляющие памятники для умерших, и для этого люди организовывали общественные работы. Во-вторых, этот новый тип погребений, независимо от своего происхождения, не уникален для Западной Европы – подобные сооружения возводили на всей ее территории. То, что и жители Скандинавии последовали этой моде, свидетельствует об изменении их представлений об умерших.

Хильда Эллис Дэвидсон, Древние скандинавы. Сыны северных богов

Монументально-декоративное искусство является частью общего определения монументальное искусство. Понятие монументальный происходит от латинских monumentum – памятник, monere – напоминать, призывать, внушать, воодушевлять. В 1908 г. германский архитектор, дизайнер, живописец П. Беренс писал: «Монументальное искусство является высшим и важнейшим отражением культуры определенной эпохи, находит свое выражение в местах, глубоко чтимых и священных для народа, являющихся для него источником силы». В России для монументального искусства характерны реалистические объекты, которые устанавливаются в честь крупных исторических событий и лиц. Их значительный масштаб обусловлен восприятием с удаленного расстояния. В архитектурной среде они должны быть сопоставимы с пространственными связями, служить их завершением.

Кошаев В. Б., Декоративно-прикладное искусство. Понятия. Этапы развития. Учебное пособие для вузов, 2014

Изучение памятников архитектуры и строительного искусства должно проводиться с учетом исторического, культурологического и строительно-технического аспектов. Исторический аспект позволяет изучить то время, когда создавался памятник, на основании письменных источников и архивных материалов. Большую роль могут играть сведения о политической и экономической обстановке периода возведения здания, сам же памятник строительного искусства является самостоятельным историческим источником, так как в нем заключен комплекс исторической информации, которую необходимо выявить и понять. Во многих случаях изучение памятников зодчества, например Владимиро-Суздальского, показало, что их создавали мастера переяславской строительной артели, о чем свидетельствует строительная техника и система формовки кирпичей. Другой пример: при археологических раскопках в Смоленске обнаружили круглую постройку, оказавшуюся латинской церковью. На основании археологических и письменных источников известно, что Смоленск являлся крупным экономическим центром, через который шли торговые пути, связывавшие Русь с Северной Германией и Скандинавией; именно этим объясняется здесь появление католической постройки.

Ефремова М. Г., Правители России и развитие строительства, 2012

Обновление в методике реставрации, происходившее в первые годы советской власти, отражало позицию Ленина, склонявшегося к целостной реставрации с возвращением изначальной формы и удалением последующих добавок[79]. Эти добавки принадлежали эпохе, близкой к постреволюционному периоду, и напрямую ассоциировались с режимом, свергнутым большевиками, в то время как изначальную форму памятника можно было истолковать как плод подлинного народного творчества. В первые годы после Второй мировой войны национальная гордость и желание залечить военные раны привели к энергичному восстановлению утраченного. Отстраивая заново города, подчеркивали необходимость создания целостных урбанистических ансамблей. Города рассматривали как произведения искусства, а отдельные здания должны были, по замыслу создателей, играть второстепенную роль в общей городской композиции. Этот принцип оправдывал и даже делал необходимой целостную реставрацию, если не реконструкцию зданий, в то время как памятники рассматривались скорее как знаки, чем как предметы материальной культуры[80]. Допускались архитектурные вольности и с документальными свидетельствами, и с историческими наслоениями, несмотря на то что ГУОП (Государственное управление охраны памятников) настаивало на точном воспроизведении, вплоть до использования аутентичных материалов[81]. Игорь Грабарь, один из ведущих советских реставраторов, полностью отвергал «весьма опасную» идею консервации руин[82].

Шёнле Андреас, Архитектура забвения. Руины и историческое сознание в России Нового времени, 2011

Изучая некрополи античных греческих городов, ученые, в первую очередь, сосредоточивают свое внимание на исследовании таких сторон, как характеристика и типизация могил, способ захоронения, особенности погребальных обрядов, вещественные памятники погребального инвентаря и т. д. Но есть другой угол зрения на некрополь, который крайне редко удостаивается внимания ученых, но который весьма важен и для определения социального состава населения и для выяснения торговых или культовых связей, а также для понимания эстетических и художественных взглядов горожан. Он дает возможность определить наличие и степень развитости, своеобразие местных художественных мастерских, школ, почувствовать место, характер и значение изобразительного искусства и зодчества в жизни людей полиса. Этот аспект – наземная часть некрополя, его надгробные памятники.

Федоров Б. Н., Архитектура и искусство Херсонеса Таврического V в. до н.э. – IV в. н.э., 2008

Впрочем, не все согласны с мыслью о гармоничном сочетании древнекремлевского ансамбля с современной Кул-Шариф, возведенной по инициативе бывшего президента Татарстана, патриарха нации Минтимера Шаймиева. Вроде бы символ возрождения нации… Но вот некоторые специалисты по культурному наследию видят в этой перечеркивающей историческую панораму акции даже нарушение закона об охране памятников культуры, ведь новомодное масштабное сооружение не соответствует прототипу, разрушенному при взятии Казани войсками Ивана Грозного. Отражая нападки критиков, реалисты говорят, что в Московском Кремле тоже не все благополучно с историческим соответствием – при большевиках здесь были разрушены Чудов и Воскресенский монастыри. Примером цивилизованного отношения к «музеефицированному» наследию является Псковский кром (так здесь называют кремль). Пустующие площади средневекового ансамбля здесь не застраиваются, как бы ни хотелось этого современным тщеславным зодчим, но отдаются под устройство театрализованных праздников и исторически реконструированных постановок под открытым небом.

Супруненко Ю. П., Казань. Между Востоком и Западом, 2013

Церковная резьба по дереву представлена двумя работами, по времени и составу памятников стоящими как бы на полюсах явления. В статье А. В. Рындиной затронуты проблемы технологии древнерусских «икон в храмцах» XIV–XVIII веков, восходящих к традиции деревянных «поклонных икон» – фигур святых при их гробах, захватившей Балканы и Италию в XIII веке и пришедшей на Русь в XIV столетии в воспоминание о прославленных мощах (в частности, о барийской гробнице святого Николая). Последнее отразилось в составной структуре ранних памятников (XIV–XVI веков), навеянной древними итало-византийскими фигурами-реликвариями из дерева. В статье ученый не претендует на окончательность выводов по причине недоступности многих памятников как в церковных, так и в музейных собраниях. Тем не менее им выстроена достаточно логичная линия эволюции явлений в целом и акцентирована изначально храмовая принадлежность памятников фигуративной резьбы, равночестных, согласно писаниям Святых Отцов, живописной иконе.

Коллектив авторов, Техники и технологии в сакральном искусстве. Христианский мир. От древности к современности, 2012

Культура, предшествовавшая классическому периоду цивилизации майя (специалисты именуют ее протоклассической), I тысячелетию н. э., по мнению большинства исследователей, конечно же, намного скромнее и отличается множеством качественных показателей. Однако преемственность между ними определяется довольно четко. Это особенно заметно при сличении следующих характерных признаков: монументальная каменная архитектура со ступенчатым (ложным) сводом, обязательное наличие резных каменных стел со скульптурными изображениями и надписями, иероглифическая письменность, царские гробницы с заупокойными храмами под ними, планировка основных архитектурных комплексов вокруг прямоугольных дворов и площадей, которые сориентированы по сторонам света. Все эти черты, свойственные доклассическим памятникам архитектуры, несомненно, послужили основой для последующего развития и расцвета майяской культуры.

Веретенников А. М., Города майя и ацтеков, 2003

Во многих городах Испании, и в первую очередь в Мадриде, именами тех, кто прославил национальную культуру, названы улицы и площади, события их жизни отмечены мемориальными досками, им воздвигнуты эффектные памятники. Однако в суматохе современной городской жизни представления о выдающихся деятелях прошлого, основанные подчас на достаточно приблизительных знаниях хрестоматийного характера и воплощенные в названиях и в парадных монументах, кажутся далекими, ушедшими от нас во тьму веков. Наметить (хотя бы отчасти) некую реальную связь между жизнью тех, кто составил национальную гордость страны, и почти утерянной средой того или иного старого города исключительно трудно. И все же даже в современном Мадриде, который подвергался стольким перестройкам, нередко безжалостным изменениям, сносу и пожарам зданий, сохранилось немало свидетельств этой среды: улиц, переулков, площадей, домов, церквей, интерьеров с их неисчезнувшим духом старины.

Каптерева Т. П., Прогулки по Мадриду, -1

В августе 1924 г. в Академии художеств открылась выставка конкурсных проектов. Еще до ее открытия в печати и устных выступлениях деятели искусства и общественность начали дискуссию о характере будущего памятника. Архитектор A.C. Никольский был убежден, что это должен быть строгий и лаконичный архитектурный монумент символического характера. Его поддержали многие, но были и сторонники более традиционных решений. Прикованный к инвалидному креслу Б. М. Кустодиев очень живо реагировал на дискуссию и утверждал свое понимание памятника: «Попытки изобразить Ленина в моменты ораторского подъема, в движении, кажутся мне неудачными. В искусстве гораздо больше говорит намек на движение, начало движения, чем передача самого процесса… Я на стороне тех, кто отстаивает архитектурный памятник. Гигантская фигура человека в пиджаке, да еще жестикулирующего, выглядела бы несуразно. Другое дело – бюст или барельеф как часть памятника (например, на фасаде здания); это было бы уместно. Словом, памятник Ленину представляется мне не в форме статуи, а в плане монументального архитектурного сооружения». Именно таким и был проект выдающегося зодчего и художника A.C. Никольского, так нигде и не реализованный.

Аксельрод В. И., Вокруг Финляндского вокзала. Путеводитель по Выборгской стороне, 2013

Важным этапом в развитии музея стало включение в его состав всех церквей и монастырей Московского Кремля. В этот период начинается подготовка к музейному показу кремлевских храмов. Стремясь сохранить их историко-художественные комплексы, в концепции экспозиции сотрудники музея подчеркивают бытовое и декоративное значение памятников, избегая напоминать об их культовом назначении. Огромный ущерб соборам был нанесен в 1922 году изъятием ценностей в Помгол.

100 великих сокровищ России, 2008

Без сомнения, наиболее крупной реставрационной акцией С.У. Соловьёва стало возвращение изначального облика Покровскому собору на Красной площади, известному как храм Василия Блаженного. Работы были начаты по причине ветхости некоторых сводов собора в 1892 г. под руководством А.М. Павлинова – видного архитектора-реставратора и археолога, автора первого обобщающего труда по истории русского зодчества25. После кончины Павлинова в 1897 г. во главе реставрации встал Соловьёв, который проявил себя не только как специалист-архитектор, но и как глубокий знаток русского искусства XVII в., щедро применявший эти знания в собственном творчестве – преимущественно в оформлении церковных интерьеров. Придерживаясь т. н. «иконографического» метода реставрации, предполагавшего непременное приведение памятника к единству стиля, Павлинов и Соловьёв избрали в качестве ориентиров изобразительные источники XVII в., признававшегося эпохой расцвета национальной художественной традиции, и тем самым «определили направление дальнейшего изучения и реставрации собора»26. Тогда же был найден неповторимый и красочный образ этого памятника, ныне широко известный как в России, так и за рубежом. Значительное место в нём занимает полихромная изразцовая декорация шатра собора, восстановление которой производилось по проекту С.У. Соловьёва. С 1814 г. шатёр покрывала металлическая кровля, после демонтажа которой в 1890-х гг. обнаружились серьёзные утраты первоначального убранства. В фондах Государственного научно-исследовательского Музея архитектуры им. А.В. Щусева хранятся чертежи развёртки шатра с указанием утраченных и подлежащих замене деталей. Новые изразцы изготавливались в керамической мастерской Строгановского училища27.

Коллектив авторов, Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище, 2012

В 1880-1890-е гг. на смену «византийскому» стилю в русской архитектуре приходит «русский» стиль. Этому способствовало проведение в 1881 г. двух больших архитектурных конкурсов: на проект «Храма у подножия Балкан» и на проект храма на месте покушения на жизнь императора Александра II[77], в условиях которых были сформулированы требования проектирования в стиле XVII в. Причиной того, что именно в это время в русской архитектуре обозначился поворот к определенным историческим прототипам, было не только воцарение Александра III, но и события в политической жизни России, связанные с Русско-турецкой войной 1877–1878 гг. Данная разновидность «русского» стиля была принята для строительства русских церквей за границей в это время. Характерным примером церкви, построенной в «русском» стиле, принявшим за основу памятники московского и ярославского зодчества XVII в., является церковь св. Марии Магдалины в Гефсиманском саду. Строительство этой церкви явилось отражением нового этапа поисков национальной самобытности в архитектуре. Традиционное пятиглавие с луковичной формой куполов, использование в архитектурном убранстве декоративных элементов древнерусского зодчества являлось для современников знаком национальной русской архитектуры.

Сборник статей, Великий князь Константин Николаевич и Русский Иерусалим: к 150-летию основания, 2012

Обращает внимание относительно уверенное чтение первой строки и первого слова третьей строки – амир, представляющего титул правителей Дербентского эмирата этого времени. По всей видимости, надпись имеет строительный и официальный характер и свидетельствует о каких-то архитектурных работах, проведенных на данном культовом памятнике (сооружение ограды с резными столбами и др.), и о высоком почитании данного культового объекта.

Дагестанские святыни. Книга третья, 2013

А. Европеус уже в отчетной статье о раскопках отмечал отчетливый западно-финский облик памятника, что отражается как в его конструкции, так и в инвентаре и погребальном обряде. Он считал очевидным переселение в Приладожскую Карелию во второй половине железного века, самое позднее – в VIII в., из западных областей Финляндии. Наличие в инвентаре могилы определенных местных черт, возможно, сдвигает это колонизационное движение в еще более раннее время (Europaeus 1923: 70-72). С.А. Нордман, Э. Кивикоски и М. Хуурре поддержали и развили гипотезу А. Европеуса (Nordman 1924: 96-100, 182, 184; Kivikoski 1961: 257, 259-260; Huurre 1984: 307). В то же время, вопросы об исходной территории, масштабах колонизационного потока и путях его прохождения остались открытыми. С.И. Кочкуркина, в целом, согласилась с утверждением финских археологов о западнофинском происхождении погребения из Лапинлахти, отметив в то же время, что материал одного памятника недостаточен для подтверждения гипотезы о колонизации из Западной Финляндии (1978: 136-137; 1981: 118; 1982: 17-18). Поскольку, несмотря на значение памятника для прояснения вопроса происхождения карел и их культуры, детальный анализ вещевого материала не производился, мы попытались восполнить этот пробел. Выяснилось, что в Западной Финляндии на VIII в. не находится области, погребальные памятники которой как по конструкции, так и инвентарю соответствовали бы рассматриваемому погребению. Инвентарь захоронения в Лапинлахти представляет собой своего рода сборную «коллекцию» предметов достаточно широкого географического и временного диапазона и не является, строго говоря, единым и сложившимся погребальным комплексом. Конструкция самого погребального сооружения (низкая каменная насыпь) широко известна в лесной зоне Восточной Финляндии и Карелии уже в предшествующее время. Эта традиция сохранялась на этой территории на протяжении всего железного века вплоть до эпохи викингов. Имеются, стало быть, весомые основания сомневаться в его принадлежности западно-финским переселенцам (Сакса 1989: 94-95; 2000: 124; Saksa 1985: 38; 1989: 94-95; 1992а: 100-101; 1992b: 470-472; 1994: 35; 1998: 192-193).

Сакса А. И., Древняя Карелия в конце I – начале II тысячелетия н. э. Происхождение, история и культура населения летописной Карельской земли, 2010

На протяжении своего существования здание университета много раз перестраивалось и достраивалось. Последняя его реконструкция завершилась в 1958 – 1962 гг. Перед входом в университет находится памятник братьям Гумбольдтам: слева – Вильгельму, справа – Александру. Атрибутом Вильгельма фон Гумбольдта стала книга, напоминающая о том, что он участвовал в основании университета. На постаменте памятника, выполненного Мартином Паулем Отто, рельефно изображены аллегории Археологии, Юриспруденции и Философии. Атрибутом же Александра фон Гумбольдта, ученого-естествоиспытателя и первооткрывателя, стали экзотический цветок и глобус. Скульптор Рейнгольд Бегас изобразил на постаменте этого памятника аллегории Естествознания. В центре же, между двумя братьями, находится скульптурный портрет физика и физиолога Германа Гельмгольца, выполненный Эрнстом Хертером. А напротив университета, на Оперной площади, на стене Старого дворца (Altes Palais) можно увидеть мемориальную доску, напоминающую, что именно здесь 10 мая 1933 г. по распоряжению Йозефа Геббельса были преданы огню почти 25 000 книг и рукописей, «разлагающе влияющих на народ» (илл. 10)...

Руссова С. Н., По Берлину. В поисках следов исчезнувших цивилизаций, -1

В последние десятилетия весьма распространенной практикой стало рекурсивное повторение знаковых памятников, «гиперсимволов» (термин Дж. Урри) национальных культур, среди которых Эйфелева башня, Статуя Свободы, египетская пирамида и др. Их стохастические копии, размещенные в разных уголках планеты, образуют каркас фрактальной модели мира и мировой культуры.

Николаева Е. В., Фракталы городской культуры, 2014

До 1990-х гг. в России, не считая краеведческих и литературных, существовали почти исключительно традиционные архитектурные (например, Кижи) или литературные (Тарханы, Ясная Поляна) мемориальные музеи. В последние годы получила развитие музеефикация одной из весьма специфических, известных в основном лишь узкому кругу специалистов категории памятников – археологических объектов. В настоящее время большинством ученых они рассматриваются не только как памятники истории и культуры, но и как памятники природы. Как показывает опыт многих стран дальнего зарубежья, это один из самых перспективных культурных и туристских ресурсов.

Изотова Маргарита, Инновации в социокультурном сервисе и туризме, -1

Возведение на Холме мечети, позже известной как Алаеддин-джами, начинается еще при Масуде I в середине XII в., и по этой причине данную постройку часто называют самым ранним памятником архитектуры Сельджуков Рума; однако мечеть приобрела свое нынешнее состояние только в правление Алаеддина Кейкубада, чье имя и носит, а впоследствии претерпела еще целый ряд изменений. Из-за склона и фундамента церкви строительная площадка оказалась не самой удобной, но само место, – единственная доминанта в центре существовавшей застройки, к тому же уже использованная для храмового строительства, – предполагало появление мечети именно здесь. Ее минбар, датируемый 1155 г, считается самым ранним памятником искусства собственно Сельджуков Рума.[195] По мнению С. Редфорда, первоначально функцию мечети выполняло экспроприированное здание церкви, из которого и были взяты сполии, – колонны, фрагменты карнизов, дверные и оконные рамы; необходимостью считаться с существовавшими постройками может объясняться и необычная трапециевидная планировка ее двора.[196]

Кононенко Е. И., Анатолийская мечеть XI–XV вв. Очерки истории архитектуры, 2017

На этом фоне своим более полным охватом материала и стремлением четко классифицировать памятники выделяется учебник О. Б. Сокольской,[36] целью которого является знакомство «с путями и направлениями развития зарубежного и отечественного садово-паркового искусства и связями его с градостроительством и архитектурой». Говоря о древнерусском периоде, автор прежде всего стремится определить типы садово-паркового искусства, к каковым относит сакральные сооружения на вершинах, священные рощи, пантеоны, увеселительные рощи и гульбища, а также городские усадьбы и монастыри. На наш взгляд, все эти объекты как элементы освоенной человеком среды могут рассматриваться в рамках ландшафтной архитектуры, но, за исключением последних двух, не имеют отношения к садовому искусству, рукотворному по своей природе. Собственно сады, по мнению О. Б. Сокольской, как явление ландшафтного зодчества разбивались в составе городской усадьбы XV–XVII вв. поодаль от хором и предназначались вплоть до 60-х годов XVIII столетия для утилитарных целей. Вместе с тем, как считает автор, в крупных усадьбах «сад имел достаточно простую, понятную, рациональную планировку с прямыми дорожками, связывавшими вход в дом с воротами и всеми хозяйственными объектами усадьбы».

Черный В. Д., Русские средневековые сады: опыт классификации, 2010

Итак, после торжественного открытия конных памятников в Санкт-Петербурге, о которых говорилось выше, прошло несколько десятилетий, пока в России, на этот раз в провинции, в местах, связанных с посещением их царем Петром, заговорили об увековечении его памяти. При императоре Николае I появились памятные знаки в Липецке (1839-, в местечке Красные Сосны под Шлиссельбургом (1847-, в Полтаве на месте отдыха царя перед Полтавской битвой (1849-, в Переславле-Залесском (1852). Но это все были архитектурные памятники. Первый бронзовый Петр Великий (скульптор Т. Жакво весь свой рост встал на гранитный постамент в Кронштадте только в 1841 году. Этот памятник вы можете видеть на фотографии. Обратите внимание на расположение царских рук – это нам понадобится при последующих рассуждениях.

Кононов В. И., Памятник императору Петру Великому, 2012

«Петербургская стратегия сохранения культурного наследия», принятая городским правительством в ноябре 2005 года, констатирует: «Высокая степень сохранности и подлинности исторических территорий послужила основанием для включения в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО исторического центра Санкт-Петербурга вместе с группами памятников пригородов». Действительно, общепризнанно, что среди исторических городов Петербург – уникальный по масштабу памятник, сохранивший в основных чертах грандиозный исторический центр и ожерелье пригородных ансамблей. В городе Всемирного наследия под охраной государства состоят почти 7800 объектов. Это здания и инженерные сооружения, сады и парки, пруды и каналы, монументальная и садово-парковая скульптура, исторические захоронения и археологические объекты. Образ Петербурга формируют не только отдельные шедевры зодчества, но и целостная архитектурно-пространственная среда. Именно это выделяет город на фоне других мегаполисов мира, во многом определяя его самобытность и привлекательность.

Марголис А. Д., Петербург. История и современность. Избранные очерки, 2014

Туда молодожены не ездят. Но если не ограничиваться Петербургом и погуглить «молодожены у памятника», можно найти картинки, запечатлевшие новобрачных у самых разных монументов. У памятника Ленину, у мемориала павшим в боях Великой Отечественной, просто у стоящего на постаменте танка. Сами участники обряда могут и не задумываться о том, кому именно посвящен памятник; они приезжают сюда только потому, что «так принято», и потому, что здесь можно будет красиво сфотографироваться. Конечно, это никак не отменяет символической связи с сакральным, включенной в само устройство обряда, но в современном свадебном ритуале важнее другое. Памятник маркирует некий локус публичного пространства, выключает его из обыденности, придает ему особенную прагматику. Теперь здесь выделенное пространство ритуала. В конце концов, здесь и «просто красиво»: это место, возможно, – одно из немногих в округе, где царит какой-никакой, но отчетливый стиль и порядок. В отличие от окружающего, вполне повседневного жилого или индустриального пейзажа, состоящего из объектов, которые не воспринимаются как эстетически выделенные.

Утехин И. В., Место действия. Публичность и ритуал в пространстве постсоветского города, 2012

В качестве еще одного источника по христианизации могут быть использованы младшерунические надписи, написанные на различных древнескандинавских диалектах[66]. Со времен Л. Виммера и О. фон Фрисена (конец XIX – начало XX вв.) рунология превратилась в отдельную отрасль знания, все более расширявшуюся и специализировавшуюся благодаря увеличению числа находок, росту качества публикаций и улучшению методик интерпретации. Поскольку рунические надписи – это памятники эпиграфики, а многие рунические камни – памятники изобразительного искусства, историк, изучающий этот вид источников, должен обладать навыками палеографа, лингвиста и искусствоведа. Для исследования христианизации рунические надписи дают ценный, однако довольно однообразный материал[67], так как составлялись по стандартным формулам (если вынести за скобки исключительные случаи). Подавляющее большинство младшерунических надписей относится к XI в. и концентрируется на территории Швеции, соответственно, их продуктивнее всего использовать именно для изучения этого периода и этого региона. О христианских представлениях заказчиков и авторов надписей (рунических мастеров, или рунографов, выполнявших надписи на камнях) может свидетельствовать наличие на камне декоративного креста, присутствие в тексте христианских имен и терминов, молитвенных формул, сообщений о крещении или благочестивых поступках, в частности паломничествах. При этом принципиально различными способами использования надписей являются их анализ как массового источника (подсчеты или картографирование) и как индивидуального источника, несущего информацию о конкретном человеке, регионе или событии (для этого больше подходят надписи с нестандартным содержанием). Однако часто бывает непросто сопоставить данные рунологии с данными других источников.

Рыбаков В. В., Хроника Адама Бременского и первые христианские миссионеры в Скандинавии, 2008

Здесь следует вспомнить и о восстановлении укреплений Иерусалима, существенно разрушенных Навуходоносором. Библия сообщает имя возглавлявшего эти работы доверенного лица Артаксеркса, Неемия, в книге которого приводятся основные сведения о них, начиная с прибытия в Иерусалим и осмотра руин, заготовки материалов и преодоления сопротивления со стороны самарян – до организации работ и списка руководителей с указания подведомственных им конкретных участков (Неем 2, 6 и ел; 3, 1–32) и точного срока работ – 52 дня (Неем 6, 15). Особо подчеркнута тяжесть условий, усиленная, фактически, военным положением и постоянной опасностью нападений аравитян, аммонитов и прочих неприятелей (Неем 4, 17). Книга Неемии (как и Ездры) носит характер хроники, протокольных записей происходящих событий, и в силу этого достаточно информативна. Но идентифицировать перечисленные в ней участки трудно – их ориентиры, в том числе названия ряда ворот, утрачены. Считается наиболее вероятным, что речь идет о так называемой «второй стене», усилившей южную линию укреплений периода Единого царства и построенную, как думают, в VII в. до н. э., при царях Езекии и Манассии. Идентификация ее вызвала длительную дискуссию, начавшуюся в последней четверти XIX в. и не завершенную до наших дней[33]. «Вторая стена», восстановленная Неемией по южной линии традиционного плана городских стен, сходилась на востоке с древнейшей их частью, что может свидетельствовать об известной преемственности традиций, тем более, что этот вывод подтверждают данные большинства памятников персидского периода.

Мерперт Н. Я., От библейских древностей к христианским, 2007

Длинный список вейской пластики, обнаруженной археологами, образует протяженный хронологический ряд с середины VI до начала I. в. до н. э., демонстрирующий развитие местной коропластической школы от момента ее становления, расцвета и вплоть до римского завоевания. Наиболее ранние памятники датируются 540-520-ми гг. до н. э. Это голова статуи Менервы[17], обнаруживающая конкретные влияния самосско-ионийского искусства, и близкие ей по стилю рельефные изображения воинов и всадников на плитах фриза, аналогичных тем, что украшали храм Пьяцца д’Арми или храм Юпитера Капитолийского в Риме.

Гаврилин К. Н., Искусство раннего Рима и Южной Этрурии эпохи расцвета (VI–V вв. до н. э.) по материалам коропластики, 2015

Странным памятником сапотекского искусства были уже упоминавшиеся погребальные урны. Эти большие фигурные сосуды появляются в истории Монте-Альбана не сразу, а только за 100 лет до н. э. Не случайно знаменитый мексиканский ученый Мигель Коваррубиас ставил появление этого типа памятников в зависимость от привнесенной извне традиции ольмекских мудрецов, которые, как уже отмечалось, разработали к этому времени новый календарь и новую религиозно-идеологическую систему.

Ершова Г. Г., Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика, 2002

Стелы обнаружены в Карфагене во многих местах, но самые известные – при раскопках священного «тофета», своего рода каменной энциклопедии карфагенской архитектуры и пластики. В отличие от примитивных памятников Аль-Хофры, в которых словно воплощена простейшая формула пунической вотивной скульптуры, стелы карфагенского Святилища Танит сложнее, разнообразнее по типам, по декоративным и изобразительным мотивам, отличаются более тщательной обработкой материала. Стелы Аль-Хофры стали объектами музейной экспозиции, здесь же, в Карфагене, можно воочию убедиться, что представлял собой «тофет», участок для совершения священного обряда, большинство жертв которого – этот чудовищный акт с трудом осознается – были дети. Раскопанная площадь «тофета» (55x175 м) находится в глубокой выемке, более 6 м ниже современного уровня почвы. Святилище, расположенное поблизости от прямоугольного порта Карфагена, в римское время было застроено торговыми зданиями и складами. Раскопки открыли мощные подвалы и фундаменты этих зданий, внутри которых сиротливо приютились стелы. В зрелище необычного «кладбища», извлеченного из-под земли и тесно-тесно заставленного прямоугольниками потемневших от времени плит, есть что-то бесконечно тягостное.

Каптерева Т. П., Западное Средиземноморье. Судьбы искусства, -1

Дело принимает еще более загадочный оборот, когда мы понимаем, что люди, не оставившие письменных свидетельств, построили разнообразные сооружения, относящиеся к периоду мегалита, рассеяв их по всему миру. Их притягательная сила частично обусловлена размерами камней, используемых при строительстве сооружений, и тем, что у нас нет ясного представления, как и для чего многие из них были построены. Некоторые, такие как длинные холмы и дольмены, почти наверняка были местами для погребения, но точное назначение большинства мегалитов все еще не поддается пониманию современного человека. Расположение этих ритуальных памятников представляет еще большую загадку. Место для их сооружения выбрано не случайно, а с помощью расчетов – они установлены в местах силы Земли. Платон, греческий философ и посвященный, считал, что народы античного мира были простыми людьми, принимавшими вещи такими, какие есть. Если у данного места была особая притягательность, если оно оказывало магическое воздействие или обладало целительной силой, они использовали его. Что наши предки обнаружили сначала – места силы или магические места? Это нам не суждено узнать. Но что не вызывает сомнений, так это то, что друиды обладали необыкновенной способностью находить священные места на Земле.

Уоллес-Мерфи Тим, Тайное знание. Секреты западной эзотерической традиции, 2012

В 1990 – 2000-х гг. скромная уютная Якиманка, выделившаяся в самостоятельный муниципальный район, окончательно втягивается в структуру центра московского мегаполиса. Сюда проникают столичный размах, лоск и роскошь. Из района выводятся почти все промышленные предприятия – свыше 50. Среди них старожилы Якиманской части – «Красный Октябрь» («Эйнем»), «Красный факел» (завод Густава Листа), «Красный текстильщик» (Голутвинская мануфактура). Осуществляются большие проекты общегородского и даже общенационального значения – реконструкция Третьяковской галереи и создание вокруг нее пешеходной зоны, строительство Патриаршего моста перед храмом Христа Спасителя, сооружение памятника 300-летию Российского флота (Петру I), обустройство парка искусств «Музеон»… На очереди – кардинальное преобразование всего замоскворецкого острова. Обсуждаются и еще более грандиозные планы. Сегодня Якиманка в своем стремительном обновлении подошла к рубежу, за которым либо полная утрата своего особого лица и души, либо обретение нового образа, сочетающего черты традиции и современности. Тем актуальнее становится задача освоения культурно-исторического наследия района. За последние десятилетия эту тему затрагивали несколько изданий. В их числе путеводитель «Якиманка», неоднократно переиздававшийся. В книге О.Р. Шмидт «Замоскворечье. Якиманская часть» квартал за кварталом описывается историческая территория в пределах Садового кольца. Обстоятельные рассказы о достопримечательностях этих мест можно найти в работах С.К. Романюка и О.А. Иванова. В издании «Памятники архитектуры Москвы: Замоскворечье» содержится научный анализ ряда сооружений района и его градостроительного развития в целом. В 2007 и 2009 гг. вышли в свет два тома первой в столице энциклопедии одного района «Якиманка от А до Я», созданной автором этих строк совместно с А.Д. Гадасиной.

Арсеньев Б. В., Неисчерпаемая Якиманка. В центре Москвы – в сердцевине истории, 2014

Обращение к тематике местных праздников происходит и при изучении культовых памятников (храмов, крестов, часовен), сакральной топографии русской деревни, так как данные объекты обычно непосредственно связаны с системой местных праздников. Серия публикаций последнего времени разных авторов раскрывает этот аспект традиционной культуры: взаимосвязь сакрального ландшафта, культовых объектов и праздничной культуры, прежде всего, местных праздников[38].

Черных А. В., Русский народный календарь в Прикамье. Праздники и обряды конца ХIХ – середины ХХ века. Часть IV. Местные праздники, 2014

На десять лет раньше в каховских степях Украины был установлен аналогичный памятный знак. С ростовской скульптурной группой каховский памятник роднит единый художественный замысел и приём. Конная композиция состоит не из тройки лошадей, что соответствовало бы исторической правде, а из четвёрки – своеобразной квадриги, которую можно наблюдать на известных театральных зданиях России и Европы.

Супруненко Ю. П., Земля Донская. От Ростова-на-Дону до Азова, 2016

Большое историческое значение для города единственного памятника, связанного с легендой, сохранившегося, хотя и с искажениями, здания часовни «св. отцов Белоризцев» делает необходимым включение его в туристические маршруты по городу. Помимо исторического и этнографического значения, этому способствует целый ряд факторов:

Сборник статей, Развитие сферы туризма: повышение эффективности использования потенциала территорий, 2013

Ланфана называют то архитектором, то военным инженером. На самом деле он не был ни тем, ни другим: перед отъездом из Франции молодой человек изучал искусство. Однако он хорошо чертил, обладал интуитивным пониманием природы городского планирования и был крайне амбициозен. Его план федеральной столицы отличали три главные черты: Ланфан воспользовался особенностями местности, расположите на одном из холмов Капитолий, а на другом – президентский дворец и соединив их Большим проспектом (нынешний Молл), ведущим к Потомаку. Диагональные проспекты, явно навеянные структурой французских парков, соединяют важные общественные здания и в местах пересечения образуют небольшие круглые площади для установки памятников; наконец, на систему диагональных проспектов наложена прямоугольная сетка улиц. По выражению одного историка, в этом плане проявился «чисто американский баланс между прецедентами и нововведениями»{6}.

Рыбчинский Витольд, Городской конструктор. Идеи и города, 2011

Постройки комплекса Ступенчатой пирамиды прекрасны и впечатляющи. У них есть две отличительные особенности. Во-первых, эти памятники построены из высококачественного известняка и копируют здания, которые стояли в царской резиденции в Мемфисе. Архитектору пришлось столкнуться с массой трудностей, воплощая в камне элементы, которые первоначально были сооружены из глиняных кирпичей, дерева, камышей и бревен, однако его гений нашел решение для каждой проблемы. Во-вторых, большинство архитектурных элементов появляются здесь в первый и последний раз. Даже разнообразные типы колонн с их изящными каннелюрами не повторялись в позднейшие периоды, и подобные архитектурные детали близ пирамид не были найдены.

Фахри Ахмед, Древние загадки фараонов, -1

Прекрасный дом баварских курфюрстов был разрушен во время Второй мировой войны, но десятилетия реставрационных работ позволили восстановить прежнее великолепие в большей части помещений. В современном виде комплекс относится к выдающимся достижениям европейского Ренессанса и, включая в себя уже шесть дворов, разделяется на три крупные части: новый королевский дворец, старую резиденцию Максимилиана и выходящее на другую улицу здание с залом для торжеств. Если рассматривать германские княжеские усадьбы в целом, то мюнхенская является последней по времени возведения и одной из немногих построек, где, наряду с памятниками различных эпох, полно и последовательно представлена история рода, ее создавшего.

Грицак Е. Н., Мюнхен и Нюрнберг, -1

В 261 г. до н. э. Ашока принял буддизм и занялся строительством монументальных сооружений буддийского культа, где впервые в качестве строительного материала был использован камень. Именно поэтому сооружения Ашоки – первые из дошедших до наших дней, и с этого времени можно по архитектурным памятникам проследить всю историю индийского искусства.

Ермакова С. И., Тадж-Махал и сокровища Индии, 2006

Представленная хронология – это не только развертывание во времени и пространстве многообразных форм, но и свидетельство важных тенденций. Парадоксальным образом наднациональное христианское искусство осваивает и создает вновь неповторимые культуры конкретных стран и их местные варианты. Постепенный охват пространства – из интерьера храма к городу и ландшафту – сопровождают: появление купола, барабана, ступенчатое построение храма, впоследствии на Руси шатровые и ярусные церкви, а также создание большей обращенности к окружающему миру их фасадов. Все это происходит параллельно в разных регионах и совсем необязательно при взаимовлияниях – то есть это вполне закономерный процесс [104]. Интересны тенденции утверждения канонических особенностей церковной живописи как органической части интерьера храма, затем сложение иконографических программ храмовой росписи – особо интенсивно в средневизантийский период. Все это наблюдается в конкретном формообразовании, и потому рассматриваемая в памятниках история – это в каком-то смысле и часть теории церковного искусства.

(Федоров) Архимандрит Александр, Церковное искусство как пространственно-изобразительный комплекс, 2007