Отрицание (психология)

Отрица́ние — психический процесс, относимый к механизмам психологической защиты. Проявляется как отказ признавать существование чего-то нежелательного.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Люди с параноидными состояниями внешне выглядят самодостаточными. Тем не менее самодостаточность является лишь фасадом, скрывающим их слабость. На самом деле они всегда чрезвычайно озабочены тем, что другие думают и чувствуют по отношению к ним. Они характеризуются реактивной избирательной сенситивностью к определенным видам ситуаций; к определенным лицам; к тому, что они считают для себя угрозой; к исходящей извне агрессии, направленной на их интегральность. В результате появляется преувеличенная тенденция отрицать собственную ответственность за сделанные ими ошибки, неудачи, просчеты и несоблюдение каких-либо условий. Они сбрасывают ответственность с себя и переносят ее на других. Лицам с параноидным мышлением свойственно отрицание не приемлемых с точки зрения этики и принятости в данном обществе желаний, включающих и сексуальные. Социально дискриминирующие желания они приписывают другим, отрицая наличие их у себя. Характерна постоянно присутствующая внутренняя враждебность к окружающим, носящая неуправляемый характер. Ее они также проецируют на других, ссылаясь на ее вторичность, хотя, как правило, она является первичной.

Ц. П. Короленко, Личностные расстройства, 2010

Самоутверждение путем отрицания других Я имеет разнообразные формы – от более или менее мягких форм, при которых «отрицаемый» по той или иной причине не осознает этого, до крайне жестких и жестоких, таких как физическое насилие и убийство. Так, считается, что сексуальные нападения вызваны не сексуальной неудовлетворенностью, а злобой и агрессивностью, порожденными фрустрирующими факторами, которые действуют внутри общины, особенно невозможностью достичь мужской идентификации и самоутвердиться иным путем, чем сексуальный. Даже такое социально-политическое событие, как война, иногда считают результатом, прежде всего (или исключительно), стремления людей к самоутверждению путем отрицания других Я. Необходимо отметить, что если в подобных самоутверждениях субъект и ставит целью причинить другому физические страдания (или даже физически уничтожить его), это, как правило, является лишь промежуточной целью, в свою очередь выступающей как средство достижения главной цели – причинить этому другому духовные и душевные страдания (морально уничтожить его).

Н. Е. Харламенкова, Самоутверждение подростка, 2007

В современном психоанализе принято деление защит на примитивные (первичные, архаичные) и более зрелые (вторичные). Среди архаичных защит выделяют: примитивную изоляцию, отрицание, всемогущий контроль, примитивную идеализацию и обесценивание, проекцию, интроекцию и проективную идентификацию, расщепление, диссоциацию [68]. Примером примитивной изоляции могут служить ситуации, когда младенец попросту засыпает, то есть автоматически переходит в другое состояние сознания от перевозбуждения или неудовольствия. Во взрослом возрасте стремление избегать напряжения может проявиться в склонности использовать алкоголь или наркотики, уходя от решения проблем. Проекция, в свою очередь, активно участвует в формировании агрессии и садизма. Агрессор приписывает жертве те отрицательные черты, которые на деле присущи ему самому. Например, преступники, как правило, уверены, что их спровоцировали и с ними были несправедливы.

Елена Валерьевна Змановская, Современный психоанализ. Теория и практика, 2011

Не все анализанды одинаково реагируют на эти ситуации. Некоторые могут выдерживать фантазийное или реальное отсутствие аналитика, благодаря способности к символизации. В целом такие анализанды могут прямо сообщать аналитику о своих эмоциональных реакциях, без утайки говоря о чувствах печали или одиночества, которые пробуждаются в них в связи с разлукой с аналитиком. В противоположность этому, другие анализанды сверхчувствительны и весьма нетерпимы к реальному или фантазийному отсутствию аналитика. В некоторых случаях переживание одиночества (брошенности) в связи с временным отсутствием аналитика может принимать у таких субъектов столь катастрофические пропорции, что ставится под сомнение возможность продолжения анализа. Зачастую эти анализанды не выражают свою нетерпимость сепарации прямо, и тогда приходится иметь дело с примитивными защитными механизмами, такими, как отрицание, расщепление, проекция и интроекция, выраженными в более значительной степени, чем вытеснение. При чрезмерно выраженной тревоге вытеснение действительно недостаточно эффективно, как показал Фрейд (1927е, 1940 а [1938]). При непереносимой внешней и внутренней реальности Эго защищается посредством расщепления, когда одна часть Эго отрицает реальность, а другая принимает ее.

Жан-Мишель Кинодо, Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе, 1991

Вся практика работы с людьми показывает, что отрицание человеком в себе и в других целостных сущностных характеристик приводит к истощению Я-концепции и концепции Другого, возможности воздействия исчерпываются – остается только убить друг друга и себя. Убить не только в смысле довести до психологической смерти (это бывает уже давно сделано), но и физически. Жестокость телесных наказаний в семьях вовсе не дает оснований говорить о нашем человеке как о гуманном. Распространенность неврозов и невротических состояний не уменьшается год от года, а увеличивается.

Г. С. Абрамова, Психология развития и возрастная психология, 2022

Одной из характеристик посттравматического состояния является снижение способности вербализовать свой опыт. Травма «разрывает» постепенный и последовательный ход жизни. Этот разрыв отражается в рассказе человека о себе и своей жизни. Существует точка зрения, что словосочетание «травматический опыт» вообще не имеет смысла, ибо опыт есть процесс дискурсивный (van Alphen, 1999). Травма нарушает деятельность аффективно-когнитивных процессов, благодаря которым опыт интегрируется в структуры памяти. Травматическое воздействие слишком интенсивно для того, чтобы быть переработанным и интегрированным психикой. В результате происходит диссоциация: отщепление части опыта от сознания. Человеку, пережившему травму, трудно найти слова и значения, чтобы передать свои переживания, он как будто лишается способности к символизации опыта и к коммуникации в целом (Kopf, 2008). Однако в то же самое время для пережившего травму характерна потребность в создании нарратива: в человеке борются две разнонаправленные тенденции: стремление рассказать и защитная потребность в отрицании, избегании и подавлении.

М. А. Падун, Психическая травма и картина мира. Теория, эмпирия, практика, 2012

По моему убеждению наша сущность атрофирована, а «желание обладать» гипертрофировано, что определяет по сути жалкое положение человека. Для того чтобы это скрыть, мы любим похвастаться наличием ума, воли, свободы выбора, способностью чувствовать и любить. А наша сущность – то, чем мы на самом деле являемся, – потеряла для нас всякое значение и, возможно, даже перестала существовать, вытесненная роботизированной личностью и чрезмерным, неконтролируемым желанием владеть вещами. Некий механизм поглотил наше «я» и заставляет его избегать контакта с реальностью, используя классические приемы защиты, описанные австрийским психоаналитиком Анной Фрейд: «Подавление, отрицание, проекция, рационализация, регрессия».

Дарио Салас Соммэр, Космическая валюта – наивысшее богатство, 2011

Проблема определения того, что и по каким основаниям человек считает реальным, а что мнимым или нереальным, чрезвычайно важна для психологической науки. Р. Гвин в статье «Реально нереальное: нарративная оценка и объективация опыта» (Gwyn, 2000) обсуждает ее на примере интервью с людьми, пережившими близость собственной смерти или смерти близких, т. е. тех, кто страдал от хронических заболеваний или заботился о тяжело больных членах семьи. Он обнаружил, что любая оценка, сделанная другим человеком во время описания событий, имеет тенденцию обеспечивать «подлинность» оценки самого говорящего, увеличивать доверие к его рассказу. Имели ли реально место данные события или нет – вторично по отношению к пониманию их дискурсивной силы, отраженной в оценке. В конце статьи автор ставит вопрос и пытается ответить на него: что означает выражение «реально нереальное» в данном контексте? Можно ли его расценить как отрицание опыта, встроенного в границы реальной действительности? Если действительность «нереальна» в определенные моменты времени, то, вероятно, это потому, что некоторые виды человеческого опыта выходят за пределы обычной реальной действительности. Эта «нереальная» действительность для психолога погранична: она обладает свойствами социокультурной и экзистенциальной реальностей и находится между ними.

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Отрицание. Когда человек отказывается признавать, что произошло неприятное событие, это значит, что он включает такой защитный механизм, как отрицание. Представим себе отца, который отказывается поверить в то, что его дочь изнасилована и зверски убита; он ведет себя так, как будто ничего подобного не происходило. Или вообразите ребенка, отрицающего смерть любимой кошки и упорно продолжающего верить, что она все еще жива. Отрицание реальности имеет место и тогда, когда люди говорят или настаивают: «Этого со мной просто не может случиться», несмотря на очевидные доказательства обратного (так бывает, когда врач сообщает пациенту, что у него смертельное заболевание). Согласно Фрейду, отрицание наиболее типично для маленьких детей и индивидуумов более старшего возраста со сниженным интеллектом (хотя люди зрелые и нормально развитые тоже могут иногда использовать отрицание в сильно травмирующих ситуациях).

Г. Г. Вербина, Введение в психоанализ, 2017

Ни положение, что инверсия врожденна, ни противоположное ему – что она приобретается, не объясняют ее сущности. Во-первых, нужно выяснить, что именно в ней врожденного, если не принять самого общего объяснения, что человек появляется на свет с врожденным половым влечением к определенному сексуальному объекту. В противном случае, спрашивается, достаточно ли разнообразных побочных влияний, чтобы объяснить возникновение инверсии без того, что в самом индивиде кое-что не шло навстречу этим влияниям. Отрицание этого последнего момента, согласно изложенному ранее, недопустимо.

Зигмунд Фрейд, Очерки по психологии сексуальности (сборник), -1

Минимальные показатели по этому параметру являются признаками нарциссического расстройства личности. Это – полный отказ от эмоциональной раскрытости в общении с близкими, полное отрицание важности значимых межличностных отношений, возможной нужности другого человека (опасение нарциссического повреждения). Полное отрицание необходимости прислушаться к чужому мнению, готовности идти на уступки значимым лицам окружения представляет собой дефект социабельности, связанный с фасадностью и эгоизмом нарциссической личности. Проявлением нарциссического фасадного величия является декларируемое полное безразличие к измене близких.

В. Д. Вид, Психотерапия шизофрении, 2008

Ошибки гипозначимости прямо противоположны первым и заключаются в недооценке, преуменьшении значения официальной системы ценностей. Деформация ценностных ориентаций при накоплении таких ошибок приводит к абсолютному нигилизму, отрицанию официальной системы ценностей. В целом неприемлемы оба вида деформации. Однако с позиций существующего правопорядка более неприемлем нигилизм, который, с одной стороны, довольно часто и необоснованно революционизирует ситуацию в обществе, а с другой – ведет к правонарушениям и в том числе к преступлениям. Именно ошибки гипозначимости должны ложиться в основу правовых исследований личности преступника. Тем не менее конформизм также должен быть учтен правоведами: например, наказание призвано исправлять виновного, что вовсе не означает превращение его в конформиста, т. е. действие наказания должно быть строго дозировано.

А. П. Козлов, Понятие преступления, 2004

В «Исследованиях истерии» Фрейд описывает перенос как «ложную связь». Цитирую: «Пациентка испугана тем, что переносит на фигуру врача вызывающие беспокойство идеи, которые возникают из содержания анализа. Это частое, а в некоторых анализах действительно регулярное явление. Перенос на врача происходит через ложную связь… Мы не можем завершить анализ, если не знаем, как встретить сопротивление. … Но мы можем найти способ сделать это, если решим, что новый симптом возник согласно старой модели и его нужно устранять таким же образом, как старые симптомы. Наша… задача – сделать это препятствие осознанным для пациента» (Breuer & Freud, 1895). Фрейд связывал перенос с сопротивлением, и это – связь, которая оставалась центральной в нашем понимании до сегодняшнего дня. Он добавил: «Казалось, что для успеха лечения не было разницы, делала ли пациентка свое психическое отрицание темой своей работы на историческом материале или на недавнем примере, связанном со мной. … В переносах на фигуру врача это было вопросом компульсии и иллюзии, который таял с окончанием анализа» (там же).

Гари Голдсмит, Клинические и исторические аспекты психоанализа. Избранные работы, -1

Действительно, если рассмотреть тезис философов, серьезно относящихся к идеализации, то нужно сказать, что только индивидуальные понятия (такие как «Сократ», «Рим», «Солнце») могут иметь референт. Собственно говоря, любое общее понятие, заданное определением, содержит лишь конечное число характеристик, и не существует вещей, имеющих только эти характеристики. Однако ошибка тут состоит в смешении «отвлечения от» или просто «пренебрежения» с отрицанием; абстракция ни в коей мере не является отрицанием. Так что, если мы определим человека как разумное животное, мы абстрагируемся от того факта (или пренебрегаем им), что у конкретных людей есть глаза, ноги и руки. Но это никогда не заставит нас сказать, что у понятия «человек» нет референта, просто потому, что у «реальных людей» есть глаза, ноги и руки. Аналогично, все идеализации должны рассматриваться как понятия, в которых происходит абстрагирование от целого ряда свойств; но характеризуют эти понятия их позитивные признаки. Поэтому нам достаточно знать, в контексте нашего исследования, являются ли указанные позитивные черты проверяемыми – с точностью, требуемой этим контекстом, – чтобы найти референты этих понятий[115]. Поэтому материальные точки существуют не менее чем электроны в том смысле, что критерии референциальности, требуемые для нахождения их, по существу не отличаются от тех, которые нужны для электронов. Об этом вопросе еще будет сказано, когда мы дойдем до обсуждения проблемы реализма[116].

Эвандро Агацци, Научная объективность и ее контексты, 2014

Трудности отчетливого осознания того, что мы понимаем, нередко связаны с защитными механизмами личности. Например, с полуосознаваемыми попытками отрицания очевидных фактов – такого рода случаи описаны в книге В. Франкла, в которой анализируется поведение людей в немецких концлагерях (Франкл, 1990). Другой защитный механизм – рационализация – связан с неосознанным стремлением человека создать представление о себе в лучшем свете. В результате рационализация приводит к такому пониманию соотношения себя и социума, которое ему выгодно. Таким образом, защитные механизмы личности являются существенными психологическими механизмами понимания, которые необходимо тщательно изучать и исследовать.

В. В. Знаков, Психология понимания. Проблемы и перспективы, 2005

Грофы (Grof, Grof, 1989) провели полезное различие между духовным выходом и духовным происшествием. Оба феномена являются результатом выплеска трансперсональных уровней сознания в эмпирическое бытие личности, однако духовный выход является управляемой формой нуминозного переживания, открывающей духовный потенциал без отрицательных воздействий на функционирование индивида в чувственно воспринимаемой реальности. В качестве типичных примеров духовного выхода можно назвать опыт пребывания вне тела, спонтанный подъем энергии кундалини, околосмертные переживания, внезапные мощные прозрения или секундные переживания связи с вселенной[30]. Подобные переживания способствуют улучшению самочувствия, а в том случае, когда они не вписываются в систему убеждений, индивид быстро их забывает или вытесняет. В случаях, когда человек не уверен, знает ли он сущность переживаемого опыта, терапевт должен помочь ему добиться золотой середины между отрицанием переживания и его переоценкой.

Лайонел Корбетт, Священный котел. Психотерапия как духовная практика, 2011

Это проблема была актуальна для Фрейда в ранний период его деятельности. В венском обществе того времени на уровне внешних приличий проявления сексуальности были подавлены, что не соответствовало действительным сексуальным нравам и выражалось в лицемерии. Фрейд продемонстрировал, что конфликты вокруг сексуальности становятся источником психологических проблем и создают невроз. Сексуальность, которая имеет врожденный характер и присуща человеку изначально, становится несовместима с социальными нормами, поэтому возникает расщепление между сознанием и вытесняемым материалом. Это создает сексуальный комплекс, вокруг которого организуется травматический опыт. Главное, что делает вытеснение сексуальности источником патологии, – это настоятельное стремление человеческого существа к изначальной целостности, которое предполагает устранение подавления сексуальности. Невротический конфликт – это не конфликт между индивидуумом и обществом как таковыми, на чем настаивает Фрейд, это моральный конфликт, исходящий из психического, между тенденцией к отрицанию себя и стремлением самоутвердиться.

Мюррей Стайн, Юнговская карта души. Введение в аналитическую психологию, 1998

То есть в центре дискуссий опять-таки остается – явно или неявно – именно проблема единства мира. Потому что именно некритические попытки отвергнуть соответствующую предпосылку, то есть прямо и непосредственно отрицать единство мира, приводит к перформативному противоречию, ведь такое отрицание предполагает во всяком случае неявную возможность говорить, тем не менее, обо всем мире в целом и сразу (пусть даже отрицая его единство), – перформативному противоречию, которое разрушает мысль и которого стоит избегать по известной модели опровержения позиции радикального агностицизма и обоснования декартовского когитального аргумента. Тем более, что защитники множественности в своих произведениях демонстрируют парадоксальным образом как раз именно связность (хотя никоим образом и не монолитность) разнородных компонентов. Показательным примером выступает «Тысяча плато» Делёза-Гваттари [155], где монистичной и централизованной модели стержневого (древесного) корня противопоставляется даже не система фрагментов, подобная мочковатому корешку (и сводящаяся в конечном счете к дуализму), а ризома, любая точка которой может быть присоединена к любой другой, – принцип, воплощенный в самом устройстве сборки этой книги, сочленяющей множество плато разнообразных предметностей, по которым однотипным (хотя и не одинаковым или монотонным) образом разбегаются многочисленные потоки различных процессов (от семиотики до музыки, от зоопсихологии до лингвистики, от литературы до истории, от математики до экономики и т. д., и т. п.). И даже Фейерабенд, неустанно провозглашающий, что «разнообразие благотворно, а единообразие уменьшает наши благоприятные возможности и наши ресурсы (интеллектуальные, эмоциональные, материальные)» [462, с. 7], тем не менее вынужден также прямо заявить: «Раздробленность существует, но существует также новое и мощное единство» [462, с. 8].

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

«Субъективация себя» есть, с одной стороны, процесс самоидентификации, то есть отождествления себя с той или иной концепцией, ролью, системой ценностей, с другой – она представляет собой отрицание каких-то форм поведения, которые кажутся человеку не отвечающими его природе, поведенческой ориентации, системе убеждений. «Практика себя» – это использование тех или иных так или иначе принятых в обществе (имеющихся в арсенале общества) форм поведения. Этот механизм закрепляет у человека используемые им формы поведения посредством подкрепления действием, положительного подкрепления или, например, благодаря удовольствию, доставляемому трасгрессивными действиями (например, закрепление антисоциального поведения, описанное в произведениях Жана Жене), и т. п.

А. Н. Алехин, Развитие личности. Психология и психотерапия, -1

Защита в виде отрицания в большей степени затрагивает восприятие внешней действительности, нежели внутреннее состояние человека. Отрицание внешней действительности проявляется в опровержении реального положения вещей путем создания мысленного образа окружающего мира, других людей, включая тех, которых не существует. Использование фантазии в качестве основной замены других людей, в том числе умерших или вымышленных, является ее наглядным воплощением.

А. В. Либина, Совладающий интеллект: человек в сложной жизненной ситуации, 2008

Поэтому, оно есть, во-первых, простое отношение к себе самому; оно только внутри себя. Но это тожество есть, во-вторых, внутри себя абсолютное опосредование, но не нечто опосредованное. О таком общем, которое есть опосредованное, именно об отвлеченном, противоположном частному и единичному общему, может идти речь лишь по поводу определенного понятия. Но уже и отвлеченное подразумевает для своего достижения отбрасывания прочих определений конкретного. Эти определения, как таковые, суть вообще отрицания, а равным образом далее и отбрасывание их есть отрицание. Таким образом, при отвлечении также имеет место отрицание отрицания. Но это двойное отрицание представляется так, как будто оно для отвлеченного внешне, и как будто как отбрасываемые дальнейшие свойства конкретного составляющих содержание отвлеченного, так и действие отбрасывания одних и удержания других совершаются вне его. В такой внешности общее еще не определило себя в отличие от своего движения; оно есть еще само внутри себя то абсолютное опосредование, которое именно и есть отрицание отрицания или абсолютная отрицательность.

Георг Гегель, Учение о понятии, -1

Подобное «изобретение» личности воспринимается племенной иллюзией как агрессия; кульминацией этого отторжения становится описываемое Кьеркегором ?νμπαρανεκρωμενοι («Общество сюнапотануменов», желающих умереть вместе); речь идет о своего рода «клубе самоубийц», основанном Антонием и Клеопатрой8. Однако смерть как раз и является тем моментом, который личность – именно как личность – проживает в одиночку, так как собственно в это мгновение и реализуется ее причастность абсолюту. Стремление пережить смерть в коллективе является отрицанием этой причастности и абсолютизацией принадлежности группе. Это реакция отторжения абсолюта, следствие доведенного до крайности, всеобъемлющего племенного характера, результат отказа от трансцендентности.

Филипп Серс, Тоталитаризм и авангард. В преддверии запредельного, -1

Вместе с тем, один и тот же конституциональный тип (полюс), как и его «противоположность», может развиваться в онтогенезе не по одному (одному и тому же), а по нескольким различным вариантам (сценариям). Такова основная «гипотеза» теории [28; с. 152]. Поэтому, естественно, что при отправной точке данного развития, мы имеем равную вероятность «формирования» (обнаружения) того либо иного варианта одного и того же каузального типа; тогда как относительный конечный итог развития оказывается, лишь разновероятным, что означает, – как ни парадоксально, – в какой-то мере, отрицание вариативности (различных вариантов). Необходимое, закономерное, через случайно-вероятностное, неизбежно «прокладывает себе дорогу», оставаясь, в сущности, стабильно неизменным, одним и тем же каузальным типом.

М. М. Буланов, Политическая генетика. Интегральная индивидуальность как генотип, 2012

Вывод, как мы видим, весьма категоричен, и он, разумеется, имеет далеко идущие последствия. Речь ведь идет не о тонкостях концептуальной дискуссии или различных вариантах экспликации понятия рациональности и т. п., а об отрицании – ни много ни мало – права на существование социокультурной реальности, выступающей в качестве одной из основных (если не основной) ценностей европейской цивилизации, выработанной в процессе долгого и драматичного процесса исторического развития, начиная с античности. Значим ли идеал рациональности для современной культуры, выступает ли рациональное сознание и рациональное отношение к миру в качестве необходимой культурной ценности в наше время (разумеется, при условии весьма радикального пересмотра наших представлений о них исходя из современной ситуации) или это заблуждение и обман, как явствует из приведенного выше высказывания Н. Решера?

В. С. Швырев, Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность, -1

Но постоянный рост, судя по всему, – редкое явление[20]. Случаются отклонения от него, вызванные невротической потребностью. Случается, что люди не решаются отказаться от устоявшейся рутины и устремиться к неизведанному, но более богатому способу бытия. Случаются ошибочные попытки успокоить нечистую совесть игнорированием, умалением, отрицанием, отвержением высших ценностей. Шкала предпочтений искажается. Чувства грубеют. Во взглядах человека возникает крен, в его мораль прокрадывается рационализация, в мышление – идеология. В результате человек может возненавидеть истинное благо и возлюбить настоящее зло. И это бедствие способно постигнуть не только индивидов. Оно может случиться с группами людей, с нациями, с блоками наций, с человечеством[21]. Оно может принимать различные, противостоящие друг другу воинственные формы, разделяющие человечество и грозящие цивилизации уничтожением. Таков монстр, существующий в наши дни.

Бернард Лонерган, Метод в теологии, 1971

Понятно, что первый способ переживания односторонен. В случае объективной невозможности достичь страстно желаемой цели, например вернуть безвозвратно утраченное, он может обернуться прямым игнорированием реальности, отрицанием очевидности и в результате – деградацией и деструкцией личности. Этот тип переживания обрекает человека на безысходность.

А. К. Болотова, Психология коммуникаций, 2015

Иногда опрашиваемое лицо настолько не успело адаптироваться к ситуации, что единственной успешной стратегией для себя считает отказ от любого сотрудничества с верификатором. Испытуемый утверждает, что он непричастен, и больше ничего не говорит, на диалог не выходит. Такую модель мы называем отрицанием. Отрицание и нейтрализация – базовые поведенческие стратегии при неподготовленной лжи.

Евгений Спирица, Психология лжи и обмана. Как разоблачить лжеца, 2017

В этой связи интересна позиция Эдуард Клаппаред, представленная в теории «синкретического восприятия», согласно которой «эмоция – это сознание глобальной установки организма… сознание формы… многочисленных органических впечатлений» (Клаппаред, 1984, с. 96), обусловленных восприятием волнующей его ситуации. Характер осознания впечатлений определяет проявление «интеллектуальных чувств», таких как уверенность, сомнение, утверждение, отрицание и т. д., т. е. тех элементов мышления, которые не репрезентируют предметное содержание, а «схватывают» оттенки отношений между воспринимаемыми факторами и установками субъекта на их значимость для него. В то же время «интеллектуальные чувства» несводимы к «чувствам», которыми обозначаются органические ощущения, такие как голод, жажда, усталость и т. д. Последние свидетельствуют о состоянии тела, в то время как первые, отражают отношение субъекта к «волнующим факторам». Исходя из вышесказанного, следует предположить идею о том, что понять смысл эмоций может только тот индивид, который их непосредственно переживает: «Эмоция содержит свою значимость в себе» (там же, с. 96).

В. Н. Никитин, Арт-терапия. Учебное пособие, 2014

Идеи Лэйнга представляют собой радикальный и революционный отход от основного направления психиатрии. «Душевно здоровые» люди в действительности не являются здоровыми, а психотики не столь безумны, как это кажется. Современное общество основано на отрицании души и субъективного опыта; ценности переживания; оно опасно больно, и психотики, которые находят его нормы и ценности невыносимыми, неспособны к ним адаптироваться.

Коллектив авторов, Духовный кризис. Когда преобразование личности становится кризисом, -1

Часто они апеллируют к так называемому единству наук, провозглашенному Гельмгольцем. Аргументация здесь по существу опирается на предписания Уильяма Оккама против чрезмерного усложнения причин событий, обычно этот довод объявляет универсальным принцип экономии. Однако использование такой аргументации для защиты монистической позиции – пример ошибки вида petitio principii (предвосхищение основания). Согласно дуалистической гипотезе, в реальном мире имеется сущность, не являющаяся физической. Следовательно, опровержение этой гипотезы должно апеллировать к какому-либо утверждению, отличному от утверждения о том, что все сущности – физические. Именно явление сознания – наиболее непреодолимый довод против тезиса о единстве наук, поэтому последний нельзя использовать в качестве аргумента против того, что служит его отрицанием.

Д. Н. Робинсон, Интеллектуальная история психологии, 1986