Опричник

Опри́чник — телохранитель, человек, состоящий в рядах опричного войска (отряда телохранителей), то есть личной гвардии, созданной русским царём Иваном Грозным в рамках его политической реформы в 1565 году.

«Опричник» — более поздний термин для этого явления. Древнеславянское слово «опричь» (наречие и предлог), согласно словарю Даля, означает: «Вне, окроме, снаружи, за пределами чего». Отсюда «опричный» — «отдельный, выделенный, особый». Во времена Ивана Васильевича опричников называли «государевыми людьми». Слово «опричник» вернулось в русский язык стараниями Н. М. Карамзина (употребил в «Истории государства Российского») в начале XIX века и стало нарицательным для тех, кто жестокими мерами боролся с революционерами .

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Авторы не учли высказанного Е.А. Разиным предположения о существовании постоянных отрядов поместной конницы, полагая, что дворянское ополчение собиралось лишь «на смотры в мирное время и для несения военной службы в военное время». Таким образом, не отмеченным осталось участие поместного войска в ежегодной охране и обороне южных границ. Сторожевую и станичную службу, по их мнению, несли лишь казаки, что противоречит известным фактам, так как к службе на рубеже привлекались и дети боярские. Например, из Хотмышска в 1649 г. посылалось две сторожи, в каждую из которых назначались по 3 сына боярских и по 6 казаков. В конце XVI в. правительство предписывало воеводам пограничных городов выдвигать на рубеж со стоялыми головами большие отряды, составленные в основном из детей боярских, вооруженных огнестрельным оружием. Из этих документов видно, что в вопросе о характере пограничной службы городовых детей боярских ближе к истине находился Е.А. Разин. Неудачным следует признать выдвинутый Н.В. Ширякиным тезис о прогрессивной роли опричного войска. В боевом отношении оно ничем не отличалось от дворянских отрядов, служивших под началом земских воевод, а участие опричников в карательных акциях против политических противников Ивана Грозного не является основанием считать их качественно новым элементом русской армии.

В. А. Волков, Ратные подвиги Древней Руси, 2011

Второе достоверное свидетельство о жизненном пути Бориса Годунова относится к 16 сентября 1570 г., когда Иван Грозный по полученным с южных рубежей вестям двинулся из Александровой слободы в поход против крымского хана Девлет-Гирея, люди которого двигались в направлении Тулы. Царь был намерен «искати прямово дела», т. е. открытого столкновения с крымчаками в полевом сражении. В этом походе Борис Годунов был назначен сопровождать царевича Ивана Ивановича – «быть у царевича с рогатиной». Здесь 18-летний опричник впервые выступил с местнической претензией к другому придворному – князю Фёдору Сицкому, который получил, по понятиям того времени, более почетное место – «быть у царевича с копьем». Отметим, что для родовитого человека XVI–XVII вв. местнические конфликты – споры о местах в военных походах, дипломатических церемониях, за столом у государя – были отнюдь не банальным способом потешить свое родовое самолюбие, уязвив достоинство более худородного соперника. Местничество было целым политическим институтом, бороться с которым была бессильна даже самодержавная власть московских царей. Потому что государь мог жаловать (равно как и отбирать, и притом вместе с жизнью) вотчины и чины, но не мог сделать один род «честнее», выше другого. Вступая в местнический конфликт, служилый человек не только определял свое место в кругу других членов государева двора: он одновременно стоял за честь своих предков и обеспечивал достойное место потомкам. Свою первую местническую схватку Борис Годунов выиграл: Иван Грозный в этом споре поддержал молодого любимца, и от участия в походе Борис Фёдорович был освобожден, что избавляло его от урона родовой чести. Он не был в походе честью ниже Сицкого, а значит, и род Годуновых не был поставлен ниже князей Сицких.

Д. В. Лисейцев, Царь Борис Годунов, 2015

Опричнина получила назначение высшей полиции по делам государственной измены. Отряд в тысячу человек, зачисленный в опричнину и потом увеличенный до 6 тысяч, становился корпусом дозорщиков внутренней крамолы. Малюта Скуратов, т. е. Григорий Яковлевич Плещеев-Бельский, родич святого митрополита Алексия, был как бы шефом этого корпуса, а царь выпросил себе у духовенства, бояр и всей земли полицейскую диктатуру для борьбы с этой крамолой. Как специальный полицейский отряд опричнина получила особый мундир: у опричника были привязаны к седлу собачья голова и метла – это были знаки его должности, состоявшей в том, чтобы выслеживать, вынюхивать и выметать измену и грызть государевых злодеев-крамольников. Опричник ездил весь в черном с головы до ног, на вороном коне в черной же сбруе, потому современники прозвали опричнину «тьмой кромешной», говорили о ней: «…яко нощь, темна». Это был какой-то орден отшельников, подобно инокам, от земли отрекшихся и с землей боровшихся, как иноки борются с соблазнами мира.

Василий Осипович Ключевский, Исторические портреты

Кстати, широко распространенное мнение о том, что в годы опричнины было убито «всего лишь» около 4 тыс. человек, основано на некотором недоразумении. Эта цифра соответствует количеству убиенных, внесенных в Синодик Ивана Грозного. Но там указаны только смерти, задокументированные самими опричниками для отчетности перед царем. При уровне делопроизводства и статистики русского XVI в. точность таких подсчетов относительно тех простых, безвестных людей из низов, о коих в Синодике говорится «ты, Господи, сам веси имена их» (особенно при массовых погромах Твери и Новгорода), весьма сомнительна. А основные потери понесли именно они. С. Б. Веселовский подсчитал, что даже по Синодику соотношение жертв опричного террора следующее: «…на одного боярина или дворянина приходилось три-четыре рядовых служилых землевладельца, а на одного представителя класса привилегированных служилых землевладельцев приходился десяток лиц из низших слоев населения». Не говорю уже о погибших в результате самочинных действий опричников – их, естественно, никак документально не фиксировали. Так что правильно говорить: было убито не менее 4 тыс., а сколько на самом деле – мы никогда не узнаем, это, действительно, только одному Богу известно…

С. М. Сергеев, Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия, 2017

Обычно, когда речь заходит о России XVI в. и о личностях, что творили русскую историю в этом столетии, первой перед глазами предстает титаническая фигура первого русского царя Ивана Грозного, которая своим мрачным величием затмевает все остальные. Но как бы не был велик в своих деяниях, добрых или злых, Иван Васильевич, совершать их, править страной, творить историю единолично он не мог. И к нему вполне приложимо известное высказывание – «короля делает свита», и творил историю Иван Грозный, опираясь на тех, кто окружал его, кто выполнял его повеления, вел дипломатические переговоры, водил царские рати на врага, составлял законы – одним словом, занимался повседневной работой. Но и в этом случае, когда речь заходит о царском окружении, обычно имеют в виду фигуры первой величины, блиставшие на русском политическом небосклоне в эпоху Ивана Грозного, – А.Ф. Адашева, митрополитов Макария и Филиппа, князей И.Ф. Мстиславского и М.И. Воротынского, опричника А.Д. Басманова, бывшего товарища Ивана, а потом его непримиримого врага князя А.М. Курбского и других им подобных политиков, военных, церковных иерархов. Но были и фигуры второго плана, которые тем не менее отнюдь не были просто статистами. К их числу можно отнести и сына боярского Матвея Иванова сына Дьяка Ржевского, о жизненном пути которого и пойдет речь в этой статье.

Виталий Пенской, «Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в., 2017

На новых местах они получали земли на основе поместного права. В старых районах «испомещались» опричники из числа дворян. Опричники объединялись в особый корпус, составляя гвардию телохранителей государя, отрекались от своих родных и друзей, обязывались служить только царю.

В. И. Щепетев, История государственного управления в России, 2004

Однако – и раньше, и теперь – для многих историков время опричнины – это «царство террора», порождение «полоумного» человека, не имеющее ни смысла, ни оправдания, «вакханалия казней, убийств… десятков тысяч ни в чем не повинных людей». Прямо противоположного мнения придерживался митрополит Иоанн (Снычев): «Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV. Опричные полки сыграли заметную роль в отражении набегов Девлет-Гирея в 1571 и 1572 годах… с помощью опричников были раскрыты и обезврежены заговоры в Новгороде и Пскове, ставившие своей целью отложение от России под власть Литвы… Россия окончательно и бесповоротно встала на путь служения, очищенная и обновленная опричниной».[74]

В. Г. Манягин, История гражданского общества России от Рюрика до наших дней, 2015

Но и соперник отвечал другой, столь же длинной и сложной цепью «случаев». Потому и было опасно принять «невместное» назначение: создавался прецедент, наносился урон служебному положению не только своему, но и потомков и родственников. Вот почему так цепко держались бояре за место за царским столом. Потому-то бывший опричник Михайло Андреевич Безнин, проиграв местническое дело, «от той обвинки боярской хотел в монастырь постритца», а Петр Федорович Басманов в подобной ситуации, «патчи на стол», плакал целый час. Раз князь Александр Андреевич Репнин (из рода Оболенских) был назначен на службу ниже князя Ивана Васильевича Сицкого, своего близкого приятеля. И по дружбе не бил на него челом «в отечестве о счете». Тогда однородец Репнина князь Федор Ноготков-Оболенский стал жаловаться государю, что тем «князь Олександровым Репниным воровским нечелобитьем» всему их роду может «быть в отечестве поруха и укор от чужих родов».

Сборник статей, Музей как лицо эпохи. Сборник статей и интервью, опубликованных в научно-популярном журнале «Знание – сила», 2017

«Перед городом есть у них общедоступное кружало, славящееся попойками… у них принято отводить место бражничания не в Москве», – писал в 1678 году чешский путешественник Бернгард Таннер, входивший в состав польского посольства. Бражничать в городе запрещалось, и питейные заведения учреждали за чертой внешних укреплений. Несмотря на строгость тогдашних правил, о соблюдении которых особенно заботилось духовенство, следившее, чтобы поблизости от церквей не было кабаков, допускались исключения. Так, известно, что при Иоанне Грозном был в 1552 году открыт кабак на Балчуге, правда, «закрытого типа»: он предназначался исключительно для опричников. Особенным буйством прославилось кружало, поставленное возле Колымажного двора, на месте, где устраивались кулачные бои. Его прозвали Ленивкой, и память о нем сохранилась до сих пор в нынешнем названии одной из улиц на Волхонке.

О. В. Волков, Москва дворянских гнезд. Красота и слава великого города, пережившего лихолетья, -1

Объективные и компетентные историки называют число казненных за время правления царя. Так, канд. ист. наук Н. Скуратов в своей статье «Иван Грозный – взгляд на время царствования с точки зрения укрепления государства Российского» пишет: «Обычному, несведущему в истории человеку, который не прочь иногда посмотреть кино и почитать газету, может показаться, что опричники Ивана Грозного перебили половину населения страны. Между тем число жертв политических репрессий 50-летнего царствования хорошо известно по достоверным историческим источникам. Подавляющее большинство погибших названо в них поименно… казненные принадлежали к высшим сословиям и были виновны во вполне реальных, а не в мифических заговорах и изменах… почти все они ранее бывали прощаемы под крестоцеловальные клятвы, то есть являлись клятвопреступниками, политическими рецидивистами».

В. Г. Манягин, Апология Грозного царя. Иоанн Грозный без лжи и мифов, 2015

После смерти Ивана IV наступает период, когда произошли существенные изменения в верховной власти. Иван Грозный, не веря в способности своего сына, царевича Федора, управлять страной, предусмотрел создание при нем регентского (опекунского) совета из влиятельных членов Боярской думы. Через два года этот орган перестал существовать в результате острой борьбы за власть среди его членов. Верх одержал шурин царя, бывший опричник, боярин Борис Федорович Годунов, ставший фактическим соправителем царя Федора. При его правлении «страна стала заметно процветать, и население возрастать, ибо до того была почти совершенно опустошена и начисто разорена вследствие великой тирании Ивана Грозного… теперь же благодаря… великому уменью Бориса снова начала оправляться и богатеть»[262].

Коллектив авторов, История суда и правосудия в России. Том 2: Законодательство и правосудие в Московском государстве (конец XV – 70-е годы XVII века), 2017

Генрих Штаден, опричник Ивана Грозного, в своем описании Московского государства того времени сообщает: «На св. Юрия осеннего крестьяне имеют свободный выход. Они живут или за великим князем, или за митрополитом, или еще за кем-нибудь. Если бы не это, то ни у одного крестьянина не осталось бы ни пфеннига в кармане, ни лошади с коровой в стойле».

В. Б. Муравьев, Московские слова, словечки и крылатые выражения, 2007

Чертолье упоминается в известном указе Ивана Грозного об учреждении опричнины. Царь написал этот указ после того, как, отрекшись от власти, укрылся в Александровской слободе, бояре же отправились к нему депутацией, умоляя вернуться в Первопрестольную. Вот тогда Иван Грозный и подчинил «особное» владение себе, выделив его из «земщины». Москву он поделил между опричниной и земщиной; опричные бояре, дворяне и приказные люди отныне жили в опричнине, включавшей в себя местность от впадения Черторыя в Москву-реку до Никитской улицы, а именно: улицы Чертольская с Семчинским селом, Арбатская до Дорогомиловского «всполья», левая сторона Никитской, а людям, «которым в опришнине бытии не велел, и тех… велел перевести в иные улицы». Слобода опричников вместе с рынком и кладбищем занимала территорию от Пречистенской набережной до Большой Никитской улицы, там же находилось подворье Малюты Скуратова.

А. А. Васькин, Волхонка. Знаменка. Ленивка. Прогулки по Чертолью, 2015

В 1573 г. Иван Грозный вознамерился занять польский трон. В течение двух лет он вел переговоры по этому поводу. В октябре 1575 г. Иван IV неожиданно отказался от царского престола и посадил великим князем на Москве крещеного татарина, касимовского хана Симеона Бекбулатовича. Сам же назвался князем московским и выехал из Кремля. И писал Иван Васильевич великому князю Симеону верноподданнические челобитные: «Государю великому князю Симеону Бекбулатовичу всея Руси, Иванец Васильев с своими детишками, с Иванцом да с Федорцом, челом бьет». В том же году начались новые репрессии, которым теперь в первую очередь подвергались бывшие опричники. Лишь в августе 1576 г. Иван IV вернулся на царский престол.

Коллектив авторов, Время Ивана Грозного. XVI в., 2010

Учреждение опричнины и террор опричников были вызваны стремлением упрочить самодержавную власть, окончательно освободиться от опеки боярства, способного ограничить власть царя.[233] Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов детские обиды Ивана на бояр, его многочисленные жалобы на казнокрадство.[234]Именно с этими обстоятельствами было связано уложение в 1550 г. нового «Судебника», который был гораздо лучше систематизирован, чем предшествующий, и учитывал судебную практику, исходя из которой были отредактированы многие его статьи. В частности, впервые устанавливались наказания для взяточников – от подьячих до бояр.[235]

Ю. В. Пуздрач, История российского конституционализма IX–XX веков, 2004

Опричнина, на мой взгляд, – один из самых мрачных периодов отечественной истории. Роль опричнины определял не ее состав (князья, бояре, местничество), а тот факт, что опричники были личными слугами царя и, естественно, пользовались полной безнаказанностью. Тем самым усиливались и самодержавие, и деспотические черты.

Коллектив авторов, Сборник рефератов по истории. 11 класс, -1

Царевич Феодор Иоаннович не был подготовлен к делу правления: «Се не царь, а пономарь», – говорил про него отец. Рано лишившись матери, он провел юность в Александровой слободе, среди кровавых оргий отца с опричниками. Забитый, запуганный отцом и его подручными, Феодор пережил тяжелые душевные потрясения. Дабы отвести от себя подозрения и гнев отца, он приучился юродствовать, закрываясь маской дурачка от злобы человеческой. Он не был слабоумным, но сломленным, с травмированной психикой, с подавленной волей, и был неспособен к принятию самостоятельных решений и к управлению другими людьми. Кроткий и тихий, добрый и молитвенный, во многом не от мира сего, он не был готов к делу государственного правления, не мог держать в своих руках царского скипетра. Символично, что на коронации он, устав, отдал тяжелые для него государственные реликвии – скипетр и державу – в руки Годунова.

Дионисий Алферов, Размышление о русской смуте, 2018

Судя по некоторым данным, песнь сложена в буйной казачьей среде. Характерно, что и там личность Никиты Романовича рисуется в самых привлекательных чертах. Он не боится противостать самому Грозному, презрительно обходится с его любимцем – опричником Maлютой и отказывается от богатых даров царя с тем, чтобы сделать свою вотчину прибежищем злосчастных людей, которым, в случае их поимки, грозили страшные кары. Так высоко стоял образ «дядюшки», «старого» Никиты Романовича в народном воображении.

П. Г. Васенко, Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича, 1913