Означающее

Означа́ющее (обознача́ющее) — формальная сторона языкового знака, неразрывно связанная с означаемым — другой его стороной и являющаяся морфонологическим и морфосинтаксическим выражением последнего.

Денота́ция (позднелат. denotatio, от лат. con (de) — порознь, отмена и noto — отмечаю, обозначаю) — прямое (явное) значение языковой единицы (слова), лексическое значение слова. Является противоположностью коннотации.

Случай множественной денотации называется полисемия.

Означающее может быть названо абстрактной единицей языка, если понимается как класс конкретных сущностей плана выражения — соотносительных с означающим звуковых данностей (сигналов). Сходным образом оно представлено в концепции Ф. де Соссюра, где сочтено не «материальным звуком», а «психическим отпечатком звука, представлением, получаемым… посредством… органов чувств». Однако означающее также понимается как материальная сторона единицы языка, представленная звуками или звукосочетаниями.

Всякое означаемое имеет «материальный субстрат», доступный чувственному восприятию; однако даже отсутствие материальной сущности способно быть означающим в случае, если ему противопоставлено наличие материального выражения другого знака. Так, в русском языке грамматический показатель родительного падежа множественного числа в словоформе рук является нулевым (ср. другие формы: рука, руки).

Существование нулевых означающих является частным проявлением принципа различимости, согласно которому для обеспечения противопоставленности знаков релевантны лишь дифференциальные признаки — свойства, отличающие одни означающие от других.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

2. Соссюр, сформулировавший проблему языкового знака, считал знак результатом соединения означающего и означаемого (которые Соссюр отождествил, на первом этапе, соответственно с акустическим образом и понятием). И, хотя впоследствии, развивая свою теорию, Соссюр счел необходимым более абстрагировать оба эти понятия и признать означающее и означаемое таковыми только в силу того, что они служат конституентами языковой формы (как лицевая и оборотная стороны листа бумаги), термин «знак» в течение долгого времени отождествлялся – да и сейчас отождествляется – с минимальным знаком, то есть со «словом» или, более строго, с морфемой (или, в теории А. Мартине, с монемой). Именно в этом смысле знак используется в расхожем определении языка как «системы знаков».

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Разнообразие отношений между означающим (непосредственно воспринимаемым) и означаемым (подразумеваемым) задает возможные классификации. Знаки подразделяют на индексные (указательные), иконические (по принципу подобия) и символические (условные, по принципу приписанного свойства). Здесь более подробно опишем «изобразительный» (иконический) знак. Выделяют несколько разновидностей таких знаков: 1) образы (или изображения; в данном случае означающее представляет «простые качества» означаемого): фотографии, скульптура, живопись, но также и ощущения, вызываемые некоторыми музыкальными произведениями; 2) метафоры (в этом случае кодификация производится по принципу параллелизма между знаком и объектом), этот подкласс активно задействован в театральной практике и литературе; 3) диаграммы, схемы, чертежи и другие виды «нефигуративных» изображений, которые еще называют «логическими» (этой группой знаков чаще пользуется математика).

М. С. Андрианов, Невербальная коммуникация, 2007

Именно Пирс ввел различие «материальных качеств» знака (его означающего) и его «непосредственной интерпретации» (означаемого). Существует, по Пирсу, три различных «репрезентативных свойства» знака, соответствующих трем типам отношений означаемого и означающего, и три вида знаков. Иконический знак основан на физическом подобии означающего и означаемого. Индекс – это знак-признак означаемого («нет дыма без огня»). Наконец, символ основан на чисто социальной конвенции. Среди иконических знаков Пирс выделяет образы и диаграммы. Первые представляют «простые качества» означаемого, вторые являются знаками отношений частей означаемого.

А. А. Леонтьев, Деятельный ум, 2001

3. Компонент языкового знака, подверженный идиоматизации: означаемое (например, бить баклуши), означающее (например, супплетивные единицы в морфологии: человек – люди) или синтактика знака (например, Он типа улыбнулся).

Михаил Копотев, Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре, 2016

Знак представляет собой единство означающего (материальная форма знака) и означаемого (осмысленная информация, к которой отсылает знак). Смысл знака уясняется в процессе его интерпретации воспринимающими субъектами. Знак всегда представляет, обозначает другой предмет, событие, явление, процесс и др. Например, изображение двуглавого орла с соответствующими атрибутами (означающее) является знаком государственного герба (означаемое). Но для человека, не знакомого с государственной символикой, смысл этого знака останется недоступным. Наиболее важные знаки, используемые в процессе познания, – буквы алфавита, позволяющие письменно фиксировать результаты познания, и речевые звуки, используемые для передачи устной информации.

Е. В. Тимошина, Общая теория права. Учебник, 2017

Понятие символа – главный элемент философской системы П. Флоренского. «Хотя Флоренский (примерно в одно время с Соссюром) развивал введенное в средневековой логике вслед за Св. Августином различие между „символизируемым“ („означаемым“ Соссюра, средневековым логическим signatum) и „символизирующим“ („означающим“ Соссюра, средневековым логическим signans), для него две эти стороны „символа“ („знака“ Пирса и Соссюра, средневекового логического Signum) были тесно связаны друг с другом (в большей мере, чем это предполагалось в других семиотических теориях этого времени). Флоренский (в соответствии с общей идеей целостности) подчеркивал целостный характер символа как в общесемиотических, так и в специальных лингвистических своих сочинениях. Например, в слове, рассматриваемом им как характерный пример символа, разные уровни (на введении которых он настаивал, как и Шпет в „Эстетических фрагментах“) не должны быть отделены друг от друга <…> Объясняя основное свойство символа, заключающееся в том, что он больше сам себя <…>, Флоренский утверждает, что слово отвечает этому определению символа и при этом удвоенным образом, потому что в нем можно видеть одновременно объект и субъект познания» [Иванов 1999: 709–710].

В. В. Фещенко, Лаборатория логоса. Языковой эксперимент в авангардном творчестве, 2009

В перспективе трансценденции нейтрализация дискурсивной определенности осуществлялась посредством превращения слова в знак трансцендентального означаемого. В перспективе трансгрессии нейтрализация осуществляется путем освобождения слова от фиксированной соотнесенности с означаемым и переводом его в своеобразное блуждающее, текучее состояние. Означающее удаляется от денотативного центра посредством умножения вариантов возможных смысловых коннотаций. Смысловая соотнесенность слова с пространством того или иного дискурса начинает размываться, хотя внешняя оболочка дискурсивной единицы сохраняется и в этом случае. В основе же своей слово становится подобно воронке, которая, как странный аттрактор, втягивает в себя разнонаправленные бытийно-смысловые перспективы. Это приводит к выходу слова из репрезентативного означающего режима: оно больше не может рассматриваться как знак, отсылающий к идентичному с самим собой означаемому. Означаемое рассеивается среди множества возможных путей, по которым оно блуждает в различных направлениях, переходя от одного к другому без какой-либо системности.

В. Т. Фаритов, Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений), 2017

Скальд вычленил форму как таковую, искусственно разъединив означаемое и означающее в единицах унаследованного поэтического языка и научившись раздельно оперировать их элементами как материалом для сложных орнаментальных построений – стиховых, семантических, синтаксических. Открытие скальда – это, собственно, осознание и возведение в художественный канон условности языкового знака. Выделение и демотивация скальдической формы имеет при этом троякую функциональную направленность.

О. А. Смирницкая, Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования, -1

Именно такая предпосылка дает основание Жилю Делёзу для написания следующего тезиса: «…имеется один-единственный звуковой континуум, чьи элементы отделяются друг от друга лишь в зависимости от некоего возможного референта или означаемого, но никак не «означающего». <…> Звуковые компоненты отрываются друг от друга лишь в абстракции чистого прослушивания. К тому же, поскольку они составляют собственное измерение, четвертое измерение визуального образа (что не значит, будто они совпадают с неким референтом или означаемым), все они вместе формируют один и тот же компонент, особый континуум»[72].

Ю. В. Михеева, Эстетика звука в советском и постсоветском кинематографе, 2016

АНАЛОГИЯ СУЩЕГО [аналогия бытия] (лат. – analogia entis) – понятие в философии и богословии, означающее особый тип отношения между объектами или же особый тип предикации, при котором основанием соотнесения предметов являются не принципы тождества или различия, а принцип их подобия своему иноприродному источнику.

А. Л. Доброхотов, Телеология культуры, 2015

<…> При столкновении и взаимном влиянии двух языков, смешивающихся «естественным образом», победа остается в отдельных случаях за тем языком, в котором больше простоты и определенности. Переживают более легкие и ясные в своем составе формы, исчезают же более трудные и нерациональные. Итак, если смешиваются два языка, в одном из которых существуют родовые различия, в другом же этих различий не имеется, то всегда в языке, остающемся как результат смешения, произойдет или полное исчезновение, или же по крайней мере ослабление этих родовых различий. Если только в одном из смешивающихся языков имеется член (articulus) или же личные притяжательные суффиксы (т. е. суффиксы, означающие принадлежность предмета или лица известному лицу: «мой», «твой», «его», «ее», «наш», «ваш», «их»), то гораздо более вероятия, что этот «аналитический», или децентралистический, признак привьется языку, являющемуся результатом смешения, нежели наоборот.

Коллектив авторов, Проблемы изучения билингвизма: книга для чтения, 2014

Барт утверждает принципиальное отличие произведения от текста. Если произведение семантически замкнуто, от него ожидается некое содержание, то есть означаемое. В этом смысле целое произведения следует понимать как знак. Текст же постоянно порождает знак или означающее как коннотацию, означаемое же «откладывается на будущее».

Е. А. Кондратьев, Художественная деталь и целое: структурные и исторические вариации, 2010

Рассказ связан с пережитым персонажем, или персональной инстанцией, порождающей точку зрения. Ее реконструкция становится возможной не благодаря заявлению о ней, подобная декларация, скорее, привела бы к постановке задачи о манифесте и латентном содержании. Через отбор событий пролагается смысловая линия, позволяющая судить о критериях их значимости для конкретной истории. Аналогично этому обнаруживаемая смысловая линия рассказа позволяет предполагать и основания неотбора в различных вариациях. Это и опускание незначимого для истории (например, пренебрежение частными сюжетами в рассказе о публичной карьере), и неотбор отрицаемых актуальной идентичностью мотивов для прошлых историй (например, переписывание воцерковленной личностью мотивов прошлых «греховных» деяний и страданий из-за них в смысловом ключе ниспосланного искупления), и неотбор значимых для истории элементов, фактически означающий смысловой разрыв, умолчание (например, пережитая социально-историческая травма, Холокост, репрессии, но и доносы, социально нелегитимные деяния).

Е. Ю. Рождественская, Биографический метод в социологии, 2012

Переживание Выготский рассматривает как единицу изучения личности и среды в их единстве. «Переживание ребенка… есть такая простейшая единица, относительно которой нельзя сказать, что она собой представляет – средовое влияние на ребенка или особенность самого ребенка; переживание и есть единица личности и среды, как оно представлено в развитии… Переживание надо понимать как внутреннее отношение ребенка как человека к тому или иному моменту действительности. Всякое переживание есть всегда переживание чего-нибудь. Нет переживания, которое не было бы переживанием чего-нибудь… Но всякое переживание есть мое переживание… Переживание имеет биосоциальную ориентировку, оно есть что-то, находящееся между личностью и средой, означающее отношение личности к среде, показывающее, чем данный момент среды является для личности. Переживание является определяющим с точки зрения того, как тот или иной момент среды влияет на развитие ребенка… В переживании, следовательно, дана, с одной стороны, среда в ее отношении ко мне, в том, как я переживаю эту среду; с другой – сказываются особенности развития моей личности. В моем переживании сказывается то, в какой мере все мои свойства, как они сложились в ходе развития, участвуют здесь в определенную минуту. Если дать некоторое общее формальное положение, было бы правильно сказать, что среда определяет развитие ребенка через переживание среды… Отношение ребенка к среде и среды к ребенку дается через переживание и деятельность самого ребенка; силы среды приобретают направляющее значение благодаря переживанию ребенка. Это обязывает к глубокому внутреннему анализу переживаний ребенка, т. е. к изучению среды, которое переносится в значительной степени внутрь самого ребенка, а не сводится к изучению внешней обстановки его жизни» (Выготский, 1984, с. 382–383).

Д. А. Леонтьев, Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности, -1

В этот период творчества (охватывающий и создание концепции логического атомизма) Рассел подчеркивал нементальный характер чувственных данных[23] в связи с тем, что в духе неореализма[24], сторонником которого он являлся, он четко различал ментальный акт знакомства и объект знакомства, который не является ментальным. Этот аспект чувственных данных призвана была подчеркнуть и концепция «сенсибилий», которую Рассел изложил в статье «Отношение чувственных данных к физике» (1914). Под сенсибилиями он понимает объекты вроде чувственных данных (т. е. имеющие такой же метафизический статус) с тем лишь отличием, что с ними никто не находится в отношении знания-знакомства. В этой статье Рассел отмечает, что признает лишь «физиологическую» субъективность чувственных данных, означающую «их причинную зависимость от органов чувств, нервов и мозга». Он пишет: «Если бы – per impossible – имелось человеческое тело, в котором было бы всё, кроме сознания, все эти сенсибилии существовали бы по отношению к этому телу и были бы чувственными данными, если бы в этом теле имелось сознание. Сознание добавляет к сенсибилии лишь осведомленность (awareness): все остальное является физическим или физиологическим» [Russell, 1914, p. 111]. Будучи независимыми от сознания, чувственные данные вместе с тем являются наиболее близкими к сознанию в том смысле, что никакой вносящий искажения посредник не может вмешаться в их отношение с сознанием, которое обладает поэтому достоверным знанием о них.

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

В этом смысле человек есть преобразователь Времени в Пространство. За отпущенный ему срок человек должен освоить пространство, а вернее, пройти свой путь к целостности, означающей личностное развитие – пройти, невзирая на выпадающие на его долю невзгоды, подняться от нуль-мерного уровня и встать на порог четырехмерности. А ограниченность человеческих свойств, в рамках доступного спектра чувственности, указывает на то, что эта задача должна быть решена в строго ограниченное время. Здесь пространство становится средством и знаком развития души человека в высшие пространства, его выходом за свои пределы в высшие измерения, превышающие мир материального бытия. В этом свете любые программы по продлению жизни сверх биологического срока, столь щедро финансируемые сегодня, предстают ничтожными попытками утвердить материальный план бытия.

Д. В. Михалевский, Пространство и Бытие. Сборник статей, 2017

Наконец, не являются товарными знаками обозначения, относящиеся к общепринятым терминам (обозначения, символизирующие отрасль хозяйства или область деятельности, к которым принадлежат товары, содержащиеся в перечне товаров, для которых испрашивается регистрация). Подобные обозначения напрямую связаны с объектом маркировки (например, изображение ножниц для швейной промышленности), а следовательно, не могут выполнять функцию индивидуализации товаров. Так, Роспатентом было отказано в предоставлении правовой охраны на территории РФ международной регистрации товарного знака «Sleever» в связи с тем, что знак представляет общепринятый технический термин, означающий в области деятельности заявителя (производство товаров 16 и 17-го классов: пленки и втулки из термостойкой пластмассы, предназначенные для обертывания и украшения сосудов) машину для обертывания рукавным материалом, область применения которой – упаковка и тара.[104]

А. П. Рабец, Правовая охрана товарных знаков в России, 2003

На герменевтическую традицию опираются многие другие литературоведческие подходы: биографический, сравнительно-исторический, культурно-исторический, психологический, социологический и пр. В том или ином виде их также интересует соотношение между означающим и означаемым, между языковым материалом и референциональной сферой, сигнификативной или денотативной.

Р. Л. Красильников, Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию., 2015