Новый русский

Но́вый ру́сский (новые русские) — клише, обозначающее представителей социального класса СНГ, сделавших большое состояние в 1990-е годы, после развала Советского Союза. Не все новые русские имеют принадлежность к русским в этническом смысле. Возникнув первоначально как нейтральное обозначение, термин вскоре после своего появления стал использоваться в отрицательном и ироническом значении: новыми русскими называют стремительно разбогатевших (как правило, сомнительным или незаконным способом) людей, крупных воротил-мафиози, при этом не обладающих высоким уровнем интеллекта, культуры и, несмотря на своё благосостояние, использующих лексику и обладающих манерами социальных слоёв, из которых они вышли.

В 1990-е годы «новые русские» стали устойчивыми персонажами анекдотов, обыгрывающих стереотипы в представлениях о бизнесменах.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Включению России в европейский культурный контекст, в отличие от предшествующего периода, способствовала и новая российская философская мысль. Не только европейское образование новых русских мыслителей, но и их жизнь, вынужденно проходившая вне России, в Европе, делали их «русскими европейцами». В полной мере это относится к трем главным философским фигурам этого периода – А.И. Герцену, Н.П. Огареву и М.Н. Бакунину. Благодаря их творчеству русская литературная классика получила дополнительную интеллектуальную подпитку, отсутствовавшую ранее активную сторону диалога, возможность содержательного интеллектуального взаимодействия. Конечно, многие сюжеты и идеи в русской литературной классике возникали и осмысливались благодаря развитию собственно российских социально-политических и духовно-нравственных процессов. Но влияние бурного европейского буржуазного развития, в том числе революционных катаклизмов конца 40-х годов, также сыграло свою роль.

С. А. Никольский, Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов ХIХ столетия

Речь идет о том, что под видом новой культуры Г. Федотов имеет в виду культуру средних веков, когда индивид лишается тех своих признаков, что в нем сформировал петербургский период в истории России и растворяется в безличных коллективах. Новая русская империя в ее сталинской форме Г. Федотову представляется вариантом средневекового «третьего Рима». Но одному ли Г. Федотову так казалось?

Николай Хренов, Избранные работы по культурологии, 2014

В той или иной мере все эти признаки присутствуют в нашей сегодняшней жизни, поэтому никто особенно не оспаривает факт, что в России утвердился именно капитализм. Споры и дискуссии идут в основном вокруг вопроса: что это за капитализм? Существуют различные определения нашего капитализма: «государственный», «феодальный», «отсталый», «периферийный», «зависимый», «дикий», «варварский», «бандитский», «олигархический», «коррупционный» и т. п. На самом деле большинство из этих и подобных определений лишь дополняют друг друга, делая акцент на различных аспектах существующей социально-экономической модели общества, которую условно можно назвать «новый русский капитализм» (в отличие от «старого русского капитализма», который существовал до 1917 года). С большинством приведенных выше определений мы полностью согласны. При этом критики «нового русского капитализма» предлагают свои рецепты по преодолению отдельных «дефектов» этой модели.

Валентин Юрьевич Катасонов, Религия Денег. Духовно-религиозные основы капитализма, 2013

Получили развитие и так называемые «мозговые центры»[1] – для оказания влияния на органы власти и общественность. Так, в качестве делового и научного центра в 1994 же году был создан Арбатский клуб. Его с момента образования возглавил академик РАН Дмитрий Львов, известный теоретик создания финансово-промышленных групп. Данью времени стало вхождение в состав клуба известного в свое время «нового русского» бизнесмена Владимира Брынцалова.

Алексей Мухин, Невидимки. Справочник по современному российскому масонству, 2009

Тем не менее коммерчески активному «петушку» братьев Пате пришлось потесниться на российском экране, предоставив место новой русской киноэмблеме – крылатому коню Пегасу, фирменному знаку А. Ханжонкова. Чудо-конь, который, согласно античному мифу, дарует вдохновение, был не случайно избран покровителем кинокомпании Ханжонкова: задачи «художества», творчества, просвещения сознательно выдвигались Ханжонковым на первый план. В этом смысле он, делец, подвизавшийся в тогда еще малопочтенной, но крайне прибыльной отрасли, олицетворял лучшие черты дореволюционного русского коммерсанта, тяготеющего к культуре, ставящего просветительство, или, как тогда говорили, искусство, значительно выше выгоды.

Константин Ремишевский, История, ожившая в кадре. Белорусская кинолетопись: испытание временем. Книга 1. 1927–1953, 2014

В результате российское общество имеет слабое представление о реальности иного порядка, нежели персональные повседневные заботы, – о реальности существования себя как целого, о реальности собственных общественно-политических интересов, о реальности сложного устройства жизни за пределами страны. Равнодушие (и даже презрение) к общественной сфере используется властью, которая легко манипулирует атомизированным социумом, подменяя мучительную (из-за отсутствия понятного всем языка) общественную дискуссию контролируемыми всплесками массовой истерики по надуманным, искусственным поводам. Подобная истерика дается обществу легко, ибо она касается вещей, прямо «обычного человека» не касающихся, вещей в практическом смысле неактуальных – вроде козней Америки, мумии Ленина или так называемых «традиционных ценностей». Последние ведь тоже воспринимаются как нечто орнаментальное и не требующее никакой реальной ответственности. Так сформировалась странная идентичность нового русского патриота, своего рода калейдоскоп, в котором яркие картинки случайно составляются из случайных вещей, предложенных властью. Именно поэтому официальная пропаганда столь успешна в России – она в каком-то смысле дает возможность члену общества «играть» с определением себя как «патриота», не требуя за это никакой ответственности. Все абсолютно не обязательно, царство легкомысленного произвола.

Кирилл Кобрин, Постсоветский мавзолей прошлого. Истории времен Путина, 2017

В начале-середине 2000-х лейтмотивом многих публикаций стали богатство и хамство «новых русских». В 2008 г. журнал «Штерн», который нельзя назвать бульварным, поместил на обложке фотографии карикатурных мужчин с лишним весом в золотых цепях в окружении не менее карикатурных красавиц в бикини. Заголовок: «Русские идут. Как русские забирают места у немцев на пляжах». В обширной статье приводились исключительно негативные сообщения о пьянстве, сквернословии, вызывающем поведении «русских», из-за которых страдают как немецкие туристы, так и владельцы курортных отелей.

Дмитрий Стратиевски, Путин, водка и казаки. Представления о России на Западе, 2014

Новый русский порядок должен быть таким, чтобы явные сбои в соборной работе институтов устранялись невзирая ни на какие внесистемные ценности. Страна должна стать единым организмом и работать как часы. Иного шанса у власти и народа просто нет. Чтобы соответствовать «новой сложности», нужно решительно изменить требования к качеству элиты. Обычно элиту подвергают ротации и репрессиям не из-за кровожадности, но потому, что она становится помехой органическому течению национальной жизни.

Виталий Аверьянов, Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды, 2014

Невозможно понять идеациональное искусство без постижения многовекового опыта русской духовной культуры. Русские церкви с их уникальным строением, внутренним устройством глубоко символичны. Русская иконопись повествует о человеке Ветхого и Нового заветов. Это целая философия, «умозрение в красках». В храме и иконе воплотилось мироощущение русского народа. Вадим Кожинов еще в 1968 году писал о том, что интерес к великолепию храмов часто не соотносится с вопросом, а зачем их воздвигали и расписывали. По его мнению, до сих пор не обращено внимание на такую сторону русской ДУХОВНОЙ культуры, как Православная литургия. Он пишет: «Исследователями доказано, что русская Православная литургия представляет собой трансформацию древнегреческой трагедии (в особенности пасхальная литургия), что… в сущности, Православная литургия есть возвышенная опера, известная сейчас только по записям пения Шаляпина… А между тем на Западе издан целый ряд работ о Православной литургии, которая ставится выше, чем католическое богослужение» (11, 141). Поэтическая сторона литургии не вызывает сомнений, и В. Кожинов прямо заявляет о том, что именно «поэтическая стихия Православной литургии оказала громадное воздействие на новую русскую культуру» (11, 142). Он приводит в пример пушкинского «Пророка», в котором автор возвращает нас к действу, совершавшемуся в древнерусских храмах. Именно для такого действа храмы и были построены. Они служат «тем телом, в котором осуществляется напряженная духовная жизнь» (11, 142).

Людмила Камедина, Творчество как преодоление зла в духовно-нравственном становлении личности, 2014