Доминанта (литературоведение)

Доминанта (эмоционально-смысловая доминанта) текста — комплекс когнитивных и эмотивных эталонов, характерных для определённого типа личности и служащих психической основой метафоризации и вербализации картины мира в том или ином художественном тексте (литературном произведении). Может использоваться при анализе художественного текста в рамках психиатрического литературоведения. Является главенствующим приёмом, необходимым при создании художественного целого.

Это понятие в том или ином виде использовалось в работах по эстетике и литературоведению (лингвисты Виктор Виноградов, Роман Якобсон, Григорий Гуковский, Михаил Бахтин, Александр Потебня, Майкл Риффатер, Илья Гальперин, философы Густав Шпет, Владимир Соловьёв, Андрей Белый, литературоведы Борис Эйхенбаум, Юрий Тынянов, Ян Мукаржовский и многие другие).

В этих работах отмечается, что доминанта текста может быть выделена по разным основаниям — идеологическому, жанровому, образно-композиционному, временному, языковому. При анализе поведения человека обычно говорится о доминанте физиологического (Ухтомский) и психологического (в том числе поведенческого) характера. Но поскольку художественный текст является образным субъективным отражением реальности и, следовательно, несёт эмоционально-смысловую нагрузку, то применительно к нему можно говорить не просто о доминанте, а об эмоционально-смысловой доминанте текста — об эмоционально-смысловой направленности текста и о выраженности в тексте характерологических и индивидных черт личности автора.

В художественном тексте эмоционально-смысловая доминанта выступает как организующий принцип, предопределяющий отбор автором определённых сюжетов, героев, синтаксических и лексико-семантических средств. Выявление эмоционально-смысловой доминанты в тексте может быть сделано с помощью методов прикладной психолингвистики. При этом выделяются светлые, тёмные, весёлые, печальные, красивые тексты.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

По Р. Якобсону, «поэтическая функция предполагает интро-вертивное отношение к вербальным знакам как единству означающего и означаемого и является доминантой в поэтическом языке, который нуждается в особенно тщательном лингвистическом анализе <…>» [Якобсон 1987]. Исходя из этого тезиса, формальная школа выдвинула на первый план проблему «грамматики поэзии» (см. [Шапир 1987]), т. е. особым образом организованной структуры поэтического языка. Хотя какой-либо цельной теории поэтического языка «формальной школой» разработано не было, в целом, как отмечает О. Г. Ревзина, «выделение поэтической функции имело для лингвистической поэтики столь же фундаментальное значение, что и постулаты знаковости и системности» [Ревзина 1998: 12]. Новым словом в науке стала трактовка поэтической речи не просто как стилевой разновидности языка, а как качественно иного состояния языка («<…> поэтичность – это не просто дополнение речи риторическими украшениями, а общая переоценка речи и всех ее компонентов» [Якобсон 1975: 228]). Тем не менее нельзя не согласиться с утверждением, что «прямой переход от поэтической функции, как она определена Р. Якобсоном, к поэтическому языку как „системе возможностей“ оказался неосуществимым» [Ревзина 1998: 12]. Для этого необходимо было осознание качественного различия между поэтическим и естественным языком, а также углубление в специфику художественной речи как особой знаковой системы.

В. В. Фещенко, Лаборатория логоса. Языковой эксперимент в авангардном творчестве, 2009

Существенно, что к этой же второй ступени тематического авторского аскетизма относятся, согласно Бахтину, и нетрадиционные монологические дискурсы, в частности, те, которые построены с позиции героя, как бы подавившего автора. Напомним, что категория автора претерпела в бахтинской концепции существенные изменения и что соответственно этим изменениям автор с лингвистической точки зрения – это не более, чем доминирующая в романе интенциональная точка зрения, преимущественно занимающая в двуголосых конструкциях позицию предиката. Любая доминирующая в монологическом романе точка зрения есть в этом смысле функциональная метаморфоза автора. Доминирующий в некоторых типах романа герой – это тоже одна из таких авторских метаморфоз. Победа героя над автором – изощренная форма авторского тематического аскетизма (или, если угодно, мазохизма) второй ступени: автор может здесь не только тематически молчать, но может и условно оставить за своим голосом некую тематическую определенность – с тем, чтобы «подставлять» ее под тональную предикацию победившего в романе голоса героя. Но для героя эта победа пиррова. В таких случаях осуществляется ритуальный маскарад автора и героя (обряд переодевания), или символическое обращение в ивановском смысле: как Бог есть жертва – ?Жертва есть бог, так Герой есть автор → Автор есть герой. Все нестандартные типы дискурсов, в которых хотя и нет тематических точек над «и», но сохранена некая тональная доминанта, относятся к монологизму второй ступени редукции – вне зависимости от инстанции, от которой исходит эта доминирующая тональность, будь то рассказчик или герой. Только на третьей – полифонической – ступени, предполагающей, что автор саморедуцируется не только тематически, но и тонально, доминирующее начало исчезает в языковом отношении полностью.

Л. А. Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006

Представление о языке как некой духовной сущности в триипостасном проявлении системы, функции и стиля сложилось, по-видимому, окончательно, и в наши дни все больше говорят о доминантах, константах, концептах как мыслимых категориях именно языка – не речи и не речевой деятельности. Видимо, по этой причине и философия вплотную занялась проблемами языка, в то время как профессиональная лингвистика распадается на социолингвистику, которую интересует функция языка в обществе, на психолингвистику или стилистику с их интересом к стилю и стилям, на философию языка и т. д. Осмыслить это объективное движение к специализации лингвистического знания по предмету (формально явленному) при одновременном обобщении его по объекту (содержательной сущности) – наша задача сегодня. Не определив конечной цели такого развития событий, мы не сможем творчески влиять на качество и интенсивность работ лингвистического цикла.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

Таким образом, метамодернизм – новая «культурная доминанта», определяющая умонастроение и мировосприятие современного, вышедшего на историческую сцену, поколения. Трудно найти обобщающее слово для стратегии развития, включающей одновременно восхождение к сложности, критику предшествующего этапа и рефлексивное усиление его отдельных свойств. Метамодернизм возникает как осмысление текущих культурных практик и эстетик восприятия, творящих определенный дискурс. Это и «эвристический лейбл, соответствующий последним изменениям в эстетике и культуре», и «стремление исследовать эти изменения» (Вермюлен, ван ден Аккер, 2014, p. 1). Как зарождающееся новое интеллектуальное движение метамодернизм «проявляется в разнообразных моделях мышления, практиках, формах искусства, техниках и жанрах» (ibid.).

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

Ставя проблему преемственности творческого опыта подобным образом, нужно попытаться отойти от привычной оппозиции в понимании творчества как ориентированного на новации, и религиозной веры, определяемой традицией. Сама возможность такого подхода продиктована, на наш взгляд, спецификой российской истории, которая в истоке формировалась как культура веры. Выявляя специфику художественного самосознания представителей русского искусства, мы рассматриваем их опыт в аспекте взаимной релевантности искусства и религии. Данный принцип связан с особенностью постижения святоотеческой традицией непосредственной целостности искусства и религии, которая трактуется в работе как опыт непосредственного восприятия и переживания сакральности универсума, выраженного фактом бытия произведения искусства. Другими словами, эта культура является опытом веры с доминантой эстетического постижения целостности Бога, мира, человека, что предстает как особая форма связи, или общения с умонепостигаемой трансцендентной реальностью посредством художественного образа.

Ольга Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Понятие «доминанта на собеседнике» раскрыто А. А. Ухтомским в статье «Доминанта как фактор поведения» (1966) и в «Письмах». Механизм доминаты не рассматривался им как специфически физиологический. Доминанта – это «функц. орган», в равной степени относящийся и к физиологии, и к психологии. От содержания доминанты зависит мировосприятие человека – «интегральный образ» мира: «Человек видит реальность такою, каковы его доминанты, т. е. главенствующие направления его деятельности. Человек видит в мире и людях предопределенное своею деятельностью, т. е. так или иначе самого себя. Тут зачатки аутизма». Доминанта на себе порождает «двойника» (таков тип мировосприятия господина Голядкина в «Двойнике» Ф. М. Достоевского). Чтобы увидеть лицо другого, необходимо освободиться от эгоцентрической доминанты и воспитать в себе «доминанту на собеседнике». Это возможно путем постоянного труда над собой: путем перестройки господствующей направленности своей деятельности и внимания. В этом переключении доминанты на других человек обретает и свое «лицо» – свою неповторимую индивидуальность.

Коллектив авторов, Психология общения. Энциклопедический словарь, 2011

Типы изображений в декоративно-прикладном искусстве. Круг символов в искусстве ограничен, но в ходе столетий постепенно видоизменяется, что связано с накоплением и преобразования идейного содержания и технологического опыта. Радикально изменяют перспективу развития искусства это рубеж I–II тыс. н. э. и вторая половина XIX в. В начале закладываются важнейшие эстетические доминанты образной системы, ведущей к ее переосмыслению, перестройке, изменению в иконографии благодаря христианскому духовному опыту. А критическая масса культуры XIX в. в условиях опромышливания процессов жизни определила светские черты художественных образов и соответствующее эстетическое начало.

В. Б. Кошаев, Декоративно-прикладное искусство. Понятия. Этапы развития. Учебное пособие для вузов, 2014

Выбор Фауста в качестве духовной доминанты западноевропейской культуры обозначил ее персонифицированный образ как форму, в которой культура была осмыслена в «Закате Европы»: «Зримая авансцена всякой истории, – отмечает Шпенглер, – имеет такое же значение, как и внешний облик отдельного человека – рост, выражение лица, осанка, походка, не язык, а речь, не написанное, а почерк. Все это воочию предстает знатоку людей. Тело во всех его проявлениях, все ограниченное, ставшее, преходящее есть выражение души. Но быть знатоком людей значит при этом знать и те человеческие организмы большого стиля, которые я называю культурами, понимать их мимику, их язык, их поступки, как понимают мимику, язык, поступки отдельного человека» [38, с. 258]. Эта установка определила выбор особой методологии исследования культуры – физиогномики – метода, обычно применяемого при исследовании типа личности человека, его характера, душевных свойств, исходя из анализа черт лица. Именно этот метод позволил воплотить замысел Шпенглера – создать портрет культуры, что, по словам самого автора «Заката Европы», объясняет и выбор Фауста в качестве «натуры»: «Описательная, формообразующая физиогномика есть перенесенное в духовную сферу искусство портрета. Дон Кихот, Гамлет, Вертер, Жюльен Сорель – портреты эпохи. Фауст – портрет целой культуры <…> Настоящий портрет в смысле Рембрандта есть физиогномика, т. е. история, заколдованная в мгновение. Ряд его автопортретов есть не что иное, как – подлинно гетевская – автобиография. Так следовало бы писать биографию великих культур» [38, с. 258]. Исходя из этого, Шпенглер выделяет «черты лица истории», в которых отразятся формы проявления фаустовской культуры – «формы государства, как и хозяйственные формы, сражения, как и искусства, науки, как и боги, математика, как и мораль» [38, с. 259].

А. А. Степанова, «Закат Европы» Освальда Шпенглера и литературный процесс 1920–1930-х гг. Поэтология фаустовской культуры, 2015

Совершенно очевидно, что «стиль эпохи» – категория, искусственно выделенная исследователями, поскольку не дает объяснения происходящим в тот или иной период литературным явлениям. Показательно, что известные литературоведы, С. С. Аверинцев, М. Л. Андреев, М. Л. Гаспаров, П. А. Гринцер, А. В. Михайлов – видимо, признавая (ощущая) ограниченность понятия «стиль эпохи», используют другое выражение – «поэтическая доминанта эпохи»[52]. Не случайно и сам Д. С. Лихачев так нигде и ни разу не дал четкого определения используемого им понятия. Что, в таком случае, подразумевать под «стилем эпохи»? Это некое организующее начало, первотолчок или же результат деятельности человека? Судя по примерам и рассуждениям Д. С. Лихачева, – это результат деятельности людей, т. е. следствие. А что же выступает причиной? Остается неясным.

А. Н. Ужанков, О специфике развития русской литературы XI – первой трети XVIII века: Стадии и формации, 2009

Доминанты концептуализации Сартром категории Другого строились на идеях интенциональности Гуссерля и экзистенциально-феноменологической концепции М. Мерло-Понти. Отправной точкой исследования проблемы интерсубъективности стало понятие «жизненного мира» как универсального поля дорефлексивных структур. Жизненный мир продуцирует психические переживания и интенциональность, которая представляет собой направленность сознания на предмет, конституирующая этот предмет и смысл, инвариантную структуру жизненного мира, в сознании[38]. Связь сознания, всегда интенционально направленного, с любым феноменом жизненного мира – базисное первичное отношение – осуществляется на фоне общего нетематического смыслового горизонта, в свете чего интерсубъективность, то есть, отношение Я и Другого, их диалог, выступают как базисное отношение.

Коллектив авторов, Историография и источниковедение в культурологическом исследовании (Культурологические исследования’ 10), 2010

Мы для себя следующим образом обозначили круг тех научных проблем и сфер действительности, к которым авторы монографии попытались применить имевшиеся в их распоряжении принципы трансдисциплинарности. Прежде всего, это две группы проблем, которые в широком смысле можно назвать общественными, или социогуманитарными, с одной стороны, и естественнонаучными – с другой. Впрочем, названное деление учитывает лишь доминанты, поскольку общественная значимость естественнонаучной проблематики также учитывается авторами монографии.

Т. С. Злотникова, Философия творческой личности, 2017

Научная рациональность представляет собой исторически развивающееся явление, обусловленное мировоззренческими доминантами культуры, а потому можно выделить исторические типы, или модели, научной рациональности. Специфические особенности типа научной рациональности находятся в зависимости от господствующей в научном сообществе научной парадигмы и формируются в рамках научной картины мира.

Е. В. Тимошина, Общая теория права. Учебник, 2017

Мероны в синергетике составляют исчислимую в своих параметрах область недостающих либо избыточных структурных компонентов той или иной системы. Их набор выводится на основе ряда инвариантов, служащих аттракторами для коллективной переменной (параметра порядка), что и составляет основу принципов и методов гармонизации систем, критериально вполне отлаженную. Если в классических, традиционных, исторически сформированных областях знаний на первом месте стоят унаследовавшие логическую (иерархическую) схему ветвления субординационные связи и отношения, то в трансдисциплинарном своде знаний, в частности в синергетике, напротив, самодовлеющи отношения координации. Если в первых логика как последовательность необходимостей составляет основу и методологию научного поиска, то во вторых на переднем плане их концептуальности стоят параллельные ряды событий, то есть собственно пространственные атрибуты структурированных целостностей. При этом вполне определенно устанавливается, с одной стороны, количество доминант в создаваемой (проектируемой) структуре системы, а с другой – количество и удельные веса средних по своим масштабам членов (включений) и длинный «хвост» мелких и мельчайших структурных компонентов. Последние чаще всего «учреждаемы» (вводимы, бронируемы) для заполнения «структурных мест». Они таким образом создают ферментирующий эффект в функциональном облике всей системы в целом. Здесь обнаруживается действие своего рода закона, суть которого выражается сформулированной в теории множеств теоремой Маршалла Холла[25], из которой, в частности, можно получить следствие, что чем мощнее (могущественней) структурная доминанта в системе, тем длиннее в ее структурном составе «хвост» мелких включений.

Коллектив авторов, Философские проблемы междисциплинарного синтеза, 2015

Смена доминант научных поисков в общественных науках. Первый парадигмальный сдвиг означал выделение из исторической науки «наук о политике», переход к политическому анализу, от объективизма к классовому анализу, от геополитики к глобализации/глобалистике. Исходя из философского определения человека как существа политического – гр. zoo politicon (Аристотель), были поставлены методологические вопросы: каков предмет и метод «науки о политике»? каковы методы изучения политики? применим ли объективный метод? в чем суть классового анализа? в чем сущность геополитического подхода и глобализма как метода решения глобальных проблем современности? Ответы на эти вопросы давались разные в зависимости от философских позиций: идеалистических и материалистических, объективистских и субъективистских, марксистских и антимарксистских. Сегодня они решаются с позиций глобализации, цивилизации и модернизации, постмодернизма и синергетики. Следствием является изменение теоретического арсенала политической науки. На место марксистской теории отмирания государства и классовой борьбы приходят теории управления и самоуправления, в рамках которых общество осмысливается в категориях управления сверху и управления снизу, «порядка сверху» (государства) и «порядка снизу» (самоуправление). Основу этой теории составляет закономерность чередования иерархизации и деиерархизации, напоминающих синергетическую «игру в бисер».

Л. М. Мосолова, Культурология и глобальные вызовы современности, 2010

Обращенность к культуре, человеку, его духовному миру становится доминантой современного общественного развития. Образование как явление цивилизации также ориентируется на развитие личности, что превращает культуру в важнейший фактор духовного обновления как общества в целом, так и отдельного человека.

Я. Л. Коломинский, Психологическая культура детства, 2013

К стилистическим ресурсам лексики также относятся синонимы – слова, близкие по лексическому значению, но различающиеся по звуковому составу. В системе языка они образуют синонимические ряды с доминантой (стилистически нейтральное слово), ср.: провинция – периферия, глухомань, глубинка, глушь. Двойственная природа синонимов (тождество и различие) приводит к тому, что наряду с общей они имеют индивидуальную сочетаемость, например, синонимы коричневый, каштановый, карий имеют разную сочетаемость: свободная сочетаемость у слова коричневый (карандаш, цвет, тон, дом, лист и т.д.) и ограниченная сочетаемость у слов карий (только глаза) и каштановый (только волосы). Если слово многозначно, разные его значения могут иметь разные синонимы, например, богатый «владеющий большим имуществом, в том числе материальным» – состоятельный, обеспеченный, имущий (офиц.), зажиточный; «обращающий на себя внимание своей нарядностью» – роскошный, пышный, шикарный.

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Инфраструктуры музея и исторической науки наряду с чертами сходства имеют и отличия, вытекающие из специфики функций этих социальных институтов. Инфраструктура музея ориентирована на обслуживание музейного посетителя, который «потребляет» информацию, репрезентируемую по преимуществу в форме музейных экспозиций и выставок. Главная задача – обеспечить ему доступность этих последних и максимально комфортные условия для его возможно более длительного нахождения в музее. Из этого логично вытекают доминанты – меры доступности музея и музейных услуг для различных категорий посетителей, площадки и помещения для проведения мероприятий, инфраструктура информационная (сайты, каталоги, путеводители, аудиогиды), транспортная (подъезды к музею, стоянки для транспорта и проч.), сервисная (гостиницы, кафе, сувенирные лавки и т. п.). Инфраструктура же исторической науки должна обеспечивать полноценное удовлетворение потребностей исследователя, главная задача которого – производство нового знания, а главный результат его деятельности – переход потенциальной информации, до времени сокрытой в историческом источнике, в актуальную. По этой причине музей интересует его в первую очередь как хранилище исторических источников (в форме музейных предметов), и в музее для него наиболее привлекательны фонды.

Сборник статей, Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки, 2015

Мы полагаем, что в этническом воспитании каждого народа присутствуют конкретные этнические доминанты воспитания и образования зависящие от:

Г. В. Нездемковская, Зарождение и развитие этнопедагогики России, 2011