Антиинтеллектуализм

Антиинтеллектуализм — отрицание возможности познания при помощи разума, связанное с приматом нерационального познания и восприятия мира (иррационализм и фидеизм).

В бытовом смысле — враждебность и недоверие к интеллектуалам и интеллектуальной работе. Может выражаться в различных формах, таких как нападки на науку, литературу или систему образования. Возник как реакция на научно-техническую революцию. Связан с недоверием масс к образованию, не носящему практического характера.

Американский публицист Герберт Аптекер писал: «В империалистическом обществе, находящемся в стадии прогрессирующего маразма, — а США уже поражены им — страх правителей перед человечностью всё более усиливается. Они страшатся чувства социального долга, коллективизма, любви, сострадания, мужества, солидарности, недовольства существующим порядком. Но главный их враг — человеческий разум». То же самое[уточнить] отмечает и физик Р. Хофштадтер, назвавший свою книгу «Антиинтеллектуализм в американской жизни».

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Что касается антиинтеллектуализма, то здесь имеет смысл разграничить пару «интеллектуализм/антиинтеллектуализм» в понимании сторонников и единомышленников Бергсона и аналогичную пару в понимании сообщества мыслителей, являющихся противниками бергсоновской концепции. Так, чрезвычайно близкий Бергсону по духу и воззрениям Уильям Джеймс писал: «Самым важным… вкладом Бергсона в философию является его критика интеллектуализма. На мой взгляд, Бергсон убил интеллектуализм окончательно и без всякой надежды на возрождение»[254]. «Интеллектуализм, – продолжает философ, – коренится в нашей способности… приводить сырой поток нашего чисто чувственного опыта в систему понятий. <…> Начало интеллектуализма в порочном смысле относится к тому времени, когда Сократ и Платон учили, что то, что есть вещь в действительности, высказано в ее определении»[255]. Джеймс выстраивает цепочку отождествлений: вещь – понятие; понятие – определение; определение – сущность вещи; следствия из определения – свойства объекта. Если из данного определения не выводятся такие-то свойства, значит, объект ими не обладает; объекты оказываются замкнуты в себе, поскольку любое определение налагает ограничения. Не останавливаясь на остроумном доказательстве Джеймса, приведем его вывод: «Интеллектуализм… способен лишь на одно: дать природе иррациональный и, по-видимому, невозможный облик»[256]. Как видно, иррационализм здесь выводится из интеллектуализма и является коррелятом последнего, а вовсе не антиинтеллектуализма, как полагали противники Бергсона.

Елена Ровенко, Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон, 2015

Шлейсрмахеровское «настроение» есть соус к рагу из зайца, ранее чем пойман самый заяц, – по известному сравнению у Достоевского (разговор Шатова с Ставрогиным в «Бесах»)[139]. Это есть не наивный, но утонченный атеизм (я разумею здесь, конечно, не личную религиозность Шлейермахера, которая не подлежит сомнению, но религиозную философию его «Речей»). Вообще в истории мысли это есть предельный пункт унижения религии под видом ее защиты, ибо мужественнее и естественнее прямо признать, что религии нет и она вообще невозможна, нежели в самый темный угол сознания, пользуясь его сумерками, упрятывать религию. Исторически совсем наоборот. «Речи о религии» сделались событием и явились делом мужества и энтузиазма со стороны их автора, который, впрочем, подчинялся в них влиянию немецкого романтизма, а еще более – немецкого пиетизма. По существу же шлейермахеровский субъективизм является лишь одной из разновидностей протестантского субъективизма (ибо протестантизм вообще есть победа имманентизма, а следовательно, и субъективизма) и в той или другой форме продолжает жить в протестантской теологии. Это проявляется вообще в ее антидогматизме, который она смешивает с антиинтеллектуализмом и проповедует под предлогом борьбы с инородными религии элементами. Таково, напр., самое влиятельное и типичное направление немецкого богословия – ричлианство[140]. Согласно основной мысли Ричля, к области религии принадлежат только «ценности», установляемые «суждениями о ценности», причем этот религиозный прагматизм соединяется с весьма скептическим отношением к догмату, почитая его «метафизикой», воспрещенной Кантом. Вообще «настроение», «переживание», понимаемое в совершенно имманентном смысле, доминирует в религиозной жизни Германии XIX века; достаточно назвать двух современных представителей имманентизма в религии – Трёльча и Германа[141].

Сергей Булгаков, Свет невечерний. Созерцания и умозрения, 1917