Неточные совпадения
Жеребец, с усилием тыкаясь ногами, укоротил быстрый ход своего большого тела, и кавалергардский офицер, как человек, проснувшийся от тяжелого сна, оглянулся кругом и с
трудом улыбнулся. Толпа своих и
чужих окружила его.
Когда прибегнем мы под знамя
Благоразумной тишины,
Когда страстей угаснет пламя
И нам становятся смешны
Их своевольство иль порывы
И запоздалые отзывы, —
Смиренные не без
труда,
Мы любим слушать иногда
Страстей
чужих язык мятежный,
И нам он сердце шевелит.
Так точно старый инвалид
Охотно клонит слух прилежный
Рассказам юных усачей,
Забытый в хижине своей.
Я знаю: дам хотят заставить
Читать по-русски. Право, страх!
Могу ли их себе представить
С «Благонамеренным» в руках!
Я шлюсь на вас, мои поэты;
Не правда ль: милые предметы,
Которым, за свои грехи,
Писали втайне вы стихи,
Которым сердце посвящали,
Не все ли, русским языком
Владея слабо и с
трудом,
Его так мило искажали,
И в их устах язык
чужойНе обратился ли в родной?
— А что отвечал в Москве вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал: «Все богатеют разными способами, так и мне поскорей захотелось разбогатеть». Точных слов не помню, но смысл, что на даровщинку, поскорей, без
труда! На всем готовом привыкли жить, на
чужих помочах ходить, жеваное есть. Ну, а пробил час великий, тут всяк и объявился, чем смотрит…
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет
чужой силы и эта привычка насквозь проникла все классы, все отношения и действия людей. Я — понимаю: привычка эта возникла из желания человека облегчить
труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но в корне подрывает глубокий смысл
труда, его поэзию.
Есть такие молодцы, что весь век живут на
чужой счет, наберут, нахватают справа, слева, да и в ус не дуют! Как они могут покойно уснуть, как обедают — непонятно! Долг! последствия его — или неисходный
труд, как каторжного, или бесчестие.
Робкий, апатический характер мешал ему обнаруживать вполне свою лень и капризы в
чужих людях, в школе, где не делали исключений в пользу балованных сынков. Он по необходимости сидел в классе прямо, слушал, что говорили учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с
трудом, с потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.
— Праздные повесы, которым противен
труд и всякий порядок, — продолжал Райский, — бродячая жизнь, житье нараспашку, на
чужой счет — вот все, что им остается, как скоро они однажды выскочат из колеи. Они часто грубы, грязны; есть между ними фаты, которые еще гордятся своим цинизмом и лохмотьями…
— Это еще хуже, папа: сын бросит своего ребенка в
чужую семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности… Дочь, по крайней мере, уже своим позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько забот и
трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему родители выгонят родную дочь из своего дома, а сына простят?
В этом он был совершенная противоположность своему старшему брату, Ивану Федоровичу, пробедствовавшему два первые года в университете, кормя себя своим
трудом, и с самого детства горько почувствовавшему, что живет он на
чужих хлебах у благодетеля.
Удивительная женщина Татьяна Борисовна, а никто ей не удивляется: ее здравый смысл, твердость и свобода, горячее участие в
чужих бедах и радостях, словом, все ее достоинства точно родились с ней, никаких
трудов и хлопот ей не стоили…
Приятно ум
чужой своим примерить,
На меру взять и на́ вес; глупость мерять —
Напрасно
труд терять.
Дядья, в одинаковых черных полушубках, приподняли крест с земли и встали под крылья; Григорий и какой-то
чужой человек, с
трудом подняв тяжелый комель, положили его на широкое плечо Цыганка; он пошатнулся, расставил ноги.
Чтобы облегчить мой
труд и сократить время, мне любезно предлагали помощников, но так как, делая перепись, я имел главною целью не результаты ее, а те впечатления, которые дает самый процесс переписи, то я пользовался
чужою помощью только в очень редких случаях.
Встречаются даже странные случаи: из-за желания оригинальности иной честный человек готов решиться даже на низкое дело; бывает даже и так, что иной из этих несчастных не только честен, но даже и добр, провидение своего семейства, содержит и питает своими
трудами даже
чужих, не только своих, и что же? всю-то жизнь не может успокоиться!
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, — маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средств совладать с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] — человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима, человек без занятий и без определенного направления, но с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться на
чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный на все и ничего не делающий; из всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе на каждом шагу и не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица, не знающая, что ей делать, но полная презрения к обыкновенному
труду.
Когда два голоса, рыдая и тоскуя, влились в тишину и свежесть вечера, — вокруг стало как будто теплее и лучше; все как бы улыбнулось улыбкой сострадания горю человека, которого темная сила рвет из родного гнезда в
чужую сторону, на тяжкий
труд и унижения.
Оттого, что он сам их не понимает и не дает себе
труда подумать о том, куда девать свою душевную силу; и вот он проводит свою жизнь в том, что острит над глупцами, тревожит сердца неопытных барышень, мешается в
чужие сердечные дела, напрашивается на ссоры, выказывает отвагу в пустяках, дерется без надобности…
Нилу я ничего не говорю… хоть много положил
труда на него, хоть он и приемыш мой… но всё ж он —
чужая кровь.
Живет некто, пытается что-то создать, стягивает в русло своих намерений множество
чужих сил, умов и воль, пожирает массу человеческого
труда и вдруг — капризно бросает все недоделанным, недостроенным, да часто и самого себя выбрасывает вон из жизни. И бесследно погибает тяжкий
труд людей, ничем разрешается напряженная, порою мучительная работа.
Загоскин говорил без умолку о себе: о множестве своих занятий, о бесчисленном количестве прочитанных им книг, о своих археологических
трудах, о пребывании в
чужих краях (он не был далее Данцига), о том, что он изъездил вдоль и поперек всю Русь и пр. и пр.
Судя по себе и по некоторым избранным натурам, Овэн думал, что
труд сам в себе заключает много привлекательности и что жизнь на
чужой счет тяжела и отвратительна для всякого человека.
Лучше я ничего не буду делать», — так рассуждают люди, лишенные [полных] прав на свой
труд, и — [или] вовсе отказываются от
труда, где можно, как Маша, [например,] или стараются употреблять как можно меньше усилий и усердия для
чужой работы, как делают помещичьи крестьяне вообще [по всей России].
«Я не имею права на стеснение
чужой личности, так как никто не имеет права стеснять меня самого; значит, я не могу рассчитывать жить на
чужой счет: это значило бы отнимать у других плоды их
трудов, то есть насиловать, порабощать их личность.
Благодаря историческим
трудам последнего времени и еще более новейшим событиям в Европе мы начинаем немножко понимать внутренний смысл истории народов, и теперь менее, чем когда-нибудь, можем отвергать постоянство во всех народах стремления, — более или менее сознательного, но всегда проявляющегося в фактах, — к восстановлению своих естественных прав на нравственную и материальную независимость от
чужого произвола.
Стало быть, я необходимо должен заботиться сам об обеспечении своей жизни, должен работать: живя своим
трудом, я не буду иметь надобности отнимать
чужое и вместе с тем, имея материальное обеспечение, буду иметь средства постоянно сохранять свою собственную независимость».
— Удивительно, — отвечал поэт. — Как!
Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха, и уже стала вашею собственностию, как будто вы с нею носились, лелеяли, развивали ее беспрестанно. Итак для вас не существует ни
труда, ни охлаждения, ни этого беспокойства, которое предшествует вдохновению?.. Удивительно, удивительно!..
Иван Ксенофонтыч (потерявшись). Нет, я потому деньги принес, что нам
чужих не надобно… мы живем бедно… мы живем своими
трудами… мы смирно живем. Я вам еще денег принесу, сколько у меня есть… я достану, заработаю.
Так что большая часть его
труда, если он живет своим
трудом, а не
чужим, вместо того чтобы употребляться на облегчение или улучшение положения его и положения его семьи, уходит на эти подати, пошлины, монополии.
«В поте лица снеси хлеб твой». Это неизменный закон телесный. Как женщине дан закон в муках родить, так мужчине дан закон
труда. Женщина не может освободиться от своего закона. Если она усыновит не ею рожденного ребенка, это будет все-таки
чужой ребенок, и она лишится радости материнства. То же с
трудами мужчин. Если мужчина ест хлеб, выработанный не им, он лишает себя радости
труда.
Глафира подошла скорыми шагами к двери, быстро отмахнула ее одним движением, но отмахнула не без
труда и не без усилия, потому что за дверью цепко держался за ручку и наконец вылетел на средину комнаты… кто?.. Как назвать это лицо? Глафира отступила два шага назад. Вместо Жозефа пред ней стоял…
чужой человек, брюнет, с лицом, тщательно закрытым ладонями.
Глафире Васильевне не стоило никакого
труда завертеть эту верченую голову; она без
труда забрала в свои руки его волю, в
чужих руках побывалую.
— Это просто возмутительно! — говорит он, то и дело посматривая на часы. — Это верх неуважения к
чужому времени и
труду. В Англии такой субъект не заработал бы ни гроша, умер бы с голода! Ну, погоди же, придешь ты…
Знакомые лица, — осунувшиеся, зеленовато-серые от пыли, — казались новыми и
чужими. Плечи вяло свисали, не хотелось шевелиться. Воды не было, не было не только, чтобы умыться, но даже для чаю: весь ручей вычерпали до дна раньше пришедшие части. С большим
трудом мы добыли четверть ведра какой-то жидкой грязи, вскипятили ее и, засыпав чаем, выпили. Подошли два знакомых офицера.
Несмотря на корсет и высокие рукава, было заметно, что она нуждалась и у себя на фабрике за Тулой жила впроголодь. И было очень заметно, что она заработалась; тяжелый, однообразный
труд и это ее постоянное вмешательство в
чужие дела, заботы о других переутомили и состарили ее, и Подгорин, глядя теперь на ее печальное, уже поблекшее лицо, думал, что в сущности следовало бы помочь не Кузьминкам и не Сергею Сергеичу, за которых она так хлопочет, а ей самой.
— Вот это винцо! — вскричал Никласзон, выпивая рюмку за рюмкою. — Помянуть можно покойников, что оставили нам это добро, не вкусивши его. Нет, в замке Гельмет люди жили поумнее и теперь живут так же: наслаждались и наслаждаются не только своим, даже и
чужим; а деткам велят добывать добро
трудами своими. — Он наставил себе горлышко бутылки в рот.
Только теперь, у нас, здесь, мы работаем не для своего или
чужого обогащения, а в самом
труде своем работаем над созданием новой, еще не виданной на земле жизни; в первый раз
труд сам по себе становится великим общественным делом.
— Вы видите, — заговорил Лука Иванович, высвободившись немного из своей растерянности. — Вы напускаете на себя такой тон… Вы страдаете… Это понятно; но неужели нет вам никакого исхода? Вы не желаете никаких модных увлечений, вам противны всякие ярлычки: женский
труд… свобода женской личности… да вам ничего этого не надо… вы боитесь вмешаться в
чужие дела… играть в благотворительность. Но есть для женщины другая отрада жизни.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору к Красной площади, на которой по какому-то чутью они чувствовали, что можно брать без
труда чужое.
Для одних в простом народе есть правда, связанная с природной, органической, целостной мистикой; для других — правда, связанная с материальными условиями его жизни, с тем, что он не пользуется
чужим физическим
трудом.
Для того же, чтобы они могли воздержаться, они должны, кроме того что вести естественный образ жизни: не пить, не объедаться, не есть мяса и не избегать
труда (не гимнастики, а утомляющего, не игрушечного
труда), не допускать в мыслях своих возможности общения с
чужими женщинами, так же как всякий человек не допускает такой возможности между собой и матерью, сестрами, родными, женами друзей.