Неточные совпадения
Но в этом одиночестве грудь наша не была замкнута счастием, а, напротив, была больше, чем когда-либо, раскрыта всем интересам; мы много жили тогда и во все стороны, думали и читали, отдавались всему и снова сосредоточивались на нашей любви; мы сверяли наши думы и мечты и с удивлением видели, как бесконечно шло наше сочувствие, как во всех тончайших, пропадающих изгибах и разветвлениях
чувств и мыслей,
вкусов и антипатий все было родное, созвучное.
В Перцове после того он пробыл всего только один день, в продолжение которого был в весьма дурном расположении духа: его не то, что очень обеспокоило равнодушие дам, оказанное к его произведению, — он очень хорошо видел, что Клеопатра Петровна слишком уж лично приняла все к себе, а m-lle Прыхина имела почти детский
вкус, — но его гораздо более тревожило его собственное внутреннее
чувство.
Княжна усиливается забыть его, усиливается закалить свои
чувства, потерять зрение, слух,
вкус, обоняние и осязание, сделаться существом безразличным, но все усилия напрасны.
Ты думаешь о наслаждениях мысли,
чувства и
вкуса, о свободе, об искусстве, об литературе, а он свое твердит: жрать!
Я курил много; табак, опьяняя, притуплял беспокойные мысли, тревожные
чувства. Водка, к счастью моему, возбуждала у меня отвращение своим запахом и
вкусом, а Павел пил охотно и, напившись, жалобно плакал...
Он был в восторге от великолепия памятника, но к его восторгу примешивалось некоторое беспокойное
чувство: он боялся, как бы кто не стал критиковать его пирамиды, которая была для него заветным произведением его ума,
вкуса, преданности и любви к усопшему Савелию.
Он часто обращался к ней во время обеда, требуя разных мелких услуг: «то-то мне подай, того-то мне налей, выбери мне кусочек по своему
вкусу, потому что, дескать, у нас с невесткой один
вкус; напомни мне, что бишь я намедни тебе сказал; расскажи-ка нам, что ты мне тогда-то говорила, я как-то запамятовал…» Наконец, и после обеда: «то поди прикажи, то поди принеси…» и множество тому подобных мелочей, тонких вниманий, ласковых обращений, которые, несмотря на их простую, незатейливую отделку и грубоватую иногда форму, были произносимы таким голосом, сопровождались таким выражением внутреннего
чувства, что ни в ком не осталось сомнения, что свекор души не слышит в невестке.
Я уже входил во
вкус беспорядочной газетной работы и, главное, начинал чувствовать себя дома, — это большое
чувство в каждой профессии.
Зотушка так и сделал. Прошел рынок, обошел фабрику и тихим незлобивым шагом направился к высокому господскому дому, откуда ему навстречу, виляя хвостом, выбежал мохнатый пестрый Султан, совсем зажиревший на господских хлебах, так что из пяти
чувств сохранил только зрение и
вкус. Обойдя «паратьнее крыльцо», Зотушка через кухню пробрался на половину к барышне Фене и предстал перед ней, как лист перед травой.
Астров. Э! (Жест нетерпения.) Останьтесь, прошу вас. Сознайтесь, делать вам на этом свете нечего, цели жизни у вас никакой, занять вам своего внимания нечем, и, рано или поздно, все равно поддадитесь
чувству, — это неизбежно. Так уж лучше это не в Харькове и не где-нибудь в Курске, а здесь, на лоне природы… Поэтично по крайней мере, даже осень красива… Здесь есть лесничество, полуразрушенные усадьбы во
вкусе Тургенева…
Дядя Григорий Семеныч правду сказал: совсем благородные мысли из употребления вышли. И очень возможно, что именно в этой утрате
вкуса к благородному мышлению и заключается объяснение того тоскливого
чувства, которое тяготеет над переживаемою нами современностью.
Сохраняйте в целости
вкус к благородным мыслям и возвышенным
чувствам, который завещан нам лучшими преданиями литературы и жизни!
Нароков. Ну, нет, хлеб-то я себе всегда достану; я уроки даю, в газеты корреспонденции пишу, перевожу; а служу у Гаврюшки, потому что от театра отстать не хочется, искусство люблю очень. И вот я, человек образованный, с тонким
вкусом, живу теперь между грубыми людьми, которые на каждом шагу оскорбляют мое артистическое
чувство. (Подойдя к столу.) Что это за книги у вас?
Я сделал вид, что одобряю всё, и опять по тому странному
чувству, которое заставляло меня обращаться с ним с тем большей лаской, чем мучительнее мне было его присутствие, я сказал ему, что полагаюсь на его
вкус и ей советую то же.
Васильков. Да, я дикарь; но у меня мягкие
чувства и образованный
вкус. Дай мне твою прелестную руку. (Берет руку Лидии.) Как хороша твоя рука! Жаль, что я не художник.
Псевдоклассическая теория действительно понимала искусство как подделку под действительность с целью обмануть
чувства, но это — злоупотребление, принадлежащее только эпохам испорченного
вкуса.
Все отрасли промышленности, все ремесла, имеющие целью удовлетворять «
вкусу» или эстетическому
чувству, мы признаем «искусствами» в такой же степени, как архитектуру, когда их произведения замышляются и исполняются под преобладающим влиянием стремления к прекрасному и когда другие цели (которые всегда имеет и архитектура) подчиняются этой главной цели.
Это справедливо не только относительно низших
чувств (осязания, обоняния,
вкуса), но также и относительно высших — зрения и слуха.
Слёткин взял лист в обе руки и стал трепетно, но внятно, со
вкусом и
чувством, читать раздельный акт.
Купец был так вежлив, что предоставлял мне на волю взять, сколько хочу, и я приказал подать… Что же?.. и теперь смех берет, как вспомню!.. Вообразите, что в этом хитром городе сыр совсем не то, что у нас. Это кусок — просто — мыла! будь я бестия, если лгу! мыло, голое мыло — и по зрению, и по
вкусу, и по обонянию, и по всем
чувствам. Пересмеявшись во внутренности своей, решился взять кусок, чтобы дать и Кузьме понятие о петербургском сыре. Принес к нему, показываю и говорю...
Упоенный ожившим счастьем, я не выходил из гостиной, увивался около жены и, почитая, что бывшая мрачность происходила в ней от ее положения… радовался, что по
вкусу пришлись ей гости, и она вошла в обыкновенные
чувства; а потому, питая к ним благодарность за приезд их, я бесперестанно занимал их то любопытным рассказом о жизни моей в столице Санкт-Петербурге, об актерщиках и танцовщицах, то водил их на гумно или чем-нибудь подобным веселил их.
— Гм… этого холода я не ощущаю, ибо мне ясно моё место в великом механизме жизни, более поэтическом, чем все фантазии… Что же касается до метафизических брожений
чувства и ума, то ведь это, знаете, дело
вкуса. Пока ещё никто не знает, что такое красота? Во всяком случае, следует полагать, что это ощущение физиологическое.
Не один раз прочитав его со вниманием и всегда с наслаждением, мы считаем за долг сказать свое мнение откровенно и беспристрастно, подкрепляя по возможности доказательствами похвалы свои и осуждения, разумеется кроме тех случаев, где и то и другое будет основано на
чувстве чисто эстетическом —
вкусе: он у всякого свой.
Сначала
чувства новорождённого чрезвычайно туры, таре что в первое время он не может отличить даже молока матери от самых горьких веществ, и только привычка к сладкому мало-помалу научает его различать сладкий и горький
вкус.
Кроме того, наше образованное общество отличается
вкусом к изящным искусствам и поэзии; а известно, что Малороссия изобилует прелестными песнями, прославляющими козацкую удаль и нежные семейные
чувства.
Все в один голос осыпали меня насмешливыми поздравлениями, что «нашелся еще такой же урод, как я и профессор Городчанинов, лишенный от природы
вкуса и
чувства к прекрасному, который ненавидит Карамзина и ругает эпоху, произведенную им в литературе; закоснелый славяноросс, старовер и гасильник, который осмелился напечатать свои старозаветные остроты и насмешки, и над кем же?
В прошлом странный брак во
вкусе Достоевского, длинные письма и копии, писанные плохим, неразборчивым почерком, но с большим
чувством, бесконечные недоразумения, объяснения, разочарования, потом долги, вторая закладная, жалованье жене, ежемесячные займы — и всё это никому не в пользу, ни себе, ни людям.
Трилецкий. Жаль, что вы, такая умная женщина, ничего не смыслите в гастрономии. Кто не умеет хорошо поесть, тот урод… Нравственный урод!.. Ибо… Позвольте, позвольте! Так не ходят! Ну? Куда же вы? А, ну это другое дело. Ибо
вкус занимает в природе таковое же место, как и слух и зрение, то есть входит в число пяти
чувств, которые всецело относятся к области, матушка моя, психологии. Психологии!
Уныние мое казалось непонятно
Наперсникам, рабам: я
вкус свой притупил,
Излишней негою все
чувства изнурил —
Не нужное для нас бывает ли приятно?
Ни
чувства пылкие, ни блеск ума, ни
вкус,
Ни слог певца «Пиров», столь чистый, благородный —
Ничто не трогает души твоей холодной!
В отношении к телесному оно нераздельно разделяется посредством пяти частных
чувств: зрения, слуха, обоняния,
вкуса и осязания, и, будучи изменяемо, неизменно проявляет действенность свою…
Все наши
чувства имеют свою способность ощущать красоту: не только зрение, но и слух, и обоняние, и
вкус, и осязание, и нет решительно никаких оснований исключать отсюда какое-либо из существующих и возможных
чувств, ибо всем им доступна область прекрасного.
Т. 5. С. 296).], и в то же время оно притязает на объективность и общезначимость своих оценок, что и приводит Канта к постановке вопроса: «как возможны синтетические суждения a priori в области эстетики?» Художественный
вкус поэтому становится у Канта «Vermögen» [Способность, возможность, сила (нем.).] и рассматривается как аналогичная разуму способность a priori оценивать сообщаемость (Muttheilbarkeit)
чувств, которые связаны с данным представлением (без посредства понятия) (160) [«
Вкус можно было бы даже определить как способность суждения о том, чему наше
чувство придает всеобщую сообщаемостъ без посредства понятия» (Кант И. Соч...
Находить здесь правую меру, для которой нет внешних критериев, а есть только внутренний (так сказать, религиозно-эстетический), и есть задача «духовного художества», руководимого лишь духовным
вкусом,
чувством духовного такта…
Эстетическое
чувство признается Кантом «совершенно неопределимым путем логических доказательств (Beweisgründe), как будто бы оно было только субъективным» (Kritik der Urtheilskraft, Reclam, 145) [«Суждение
вкуса вовсе не определимо доводами, как если бы оно было чисто субъективным» (Кант И. Соч...
Возвышенность и серьезность духа налагает печать строгости и красоты и на хозяйственный уклад жизни, погоня же за эстетикой повседневности скорее свидетельствует об упадке
чувства красоты, даже при утонченности
вкуса.
«Истинная наука есть законченное созерцание; истинная практика есть самопроизвольное развитие и искусство; истинная религия есть
чувство и
вкус к бесконечному» (39. — Курс. мой).
В душе Теркина стремительно чередовались эти мысли и вопросы. Каждая новая минута, — он то и дело поворачивал голову в сторону зеленого столбика, — наполняла его больше и больше молодым
чувством любовной тревоги, щекотала его мужское неизбежное тщеславие, — он и не скрывал этого от себя, — давала ему особенный
вкус к жизни, делала его смелее и добрее.
После"Званых блинов"я набросал только несколько картинок из жизни казанских студентов (которые вошли впоследствии в казанскую треть романа"В путь-дорогу") и даже читал их у Дондуковых в первый их приезд в присутствии профессора Розберга, который был очень огорчен низменным уровнем нравов моих бывших казанских товарищей и вспоминал свое время в Москве, когда все они более или менее настраивали себя на идеи,
чувства,
вкусы и замашки идеалистов.
Одет он был прихотливо и со
вкусом, играл с
чувством.
Только человек, совершенно лишенный
чувства меры и
вкуса, мог написать «Тита Андроника», «Троила и Крессиду» и так безжалостно изуродовать старую драму «King Leir».
Небольшой голос его был чрезвычайно приятен, нежность же,
вкус и
чувство меры, с которыми он владел этим голосом, были необыкновенны и показывали в нем огромное природное дарованье.
Сравниваю я, как меня любил Николай и как теперь со мною Домбрович. Тот был двадцатилетний офицер, этот сорокалетний подлеточек. А ведь какое же сравнение! С Домбровичем мне неизмеримо приятнее. Николай накупал мне разных разностей, пичкал конспектами; но не мог отозваться ни на мои
вкусы, ни на мой ум… Он даже не обращал внимания на мое женское
чувство.
У Фебуфиса не было недостатка в фантазии, он прекрасно сочинял большие и очень сложные картины, рисунок его отличался правильностью и смелостью, а кисть его блистала яркою колоритностью. Ему почти в одинаковой степени давались сюжеты религиозные и исторические, пейзаж и жанр, но особенно пленяли
вкус и
чувство фигуры в его любовных сценах, которых он писал много и которые часто заходили у него за пределы скромности.
Чувства ее к Степану Ивановичу горели сугубым пламенем, и она ему вскорости же опять нетерпеливо отписывала: „За доверие твое, бесценный друг мой, весьма тебя благодарю, и в рассуждении моего
вкуса, в чем на меня полагаешься, от души тебе угодить надеюсь, но только прошу тебя, ангел моей души, — приезжай ко мне сколь возможно скорее, потому что сердце мое по тебе стосковалося, и ты увидишь, что я не об одной себе сокрушаюсь, но и твой
вкус понимаю.