Неточные совпадения
— Да кто его презирает? — возразил Базаров. — А я все-таки скажу, что человек, который всю свою жизнь поставил на
карту женской любви и, когда ему эту
карту убили, раскис и опустился до того, что ни на что не стал способен, этакой человек — не мужчина, не самец. Ты говоришь, что он несчастлив: тебе лучше знать; но дурь из него не вся вышла. Я уверен, что он не шутя воображает себя дельным человеком, потому что
читает Галиньяшку и раз в месяц избавит мужика от экзекуции.
— Ну, — сказал он, не понижая голоса, — о ней все собаки лают, курицы кудакают, даже свиньи хрюкать начали. Скучно, батя! Делать нечего. В
карты играть — надоело, давайте сделаем революцию, что ли? Я эту публику понимаю. Идут в революцию, как неверующие церковь посещают или участвуют в крестных ходах. Вы знаете — рассказ напечатал я, — не
читали?
Освобожденный стол тотчас же заняли молодцеватый студент, похожий на переодетого офицера, и скромного вида человек с жидкой бородкой, отдаленно похожий на портреты Антона Чехова в молодости. Студент взял
карту кушаний в руки, закрыл ею румяное лицо, украшенное золотистыми усиками, и сочно заговорил, как бы
читая по
карте...
В селе Верхлёве, где отец его был управляющим, Штольц вырос и воспитывался. С восьми лет он сидел с отцом за географической
картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи и подводил итоги безграмотным счетам крестьян, мещан и фабричных, а с матерью
читал Священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же «Телемака».
Но довольно Ликейских островов и о Ликейских островах, довольно и для меня и для вас! Если захотите знать подробнее долготу, широту места, пространство, число островов, не поленитесь сами взглянуть на
карту, а о нравах жителей, об обычаях, о произведениях, об истории —
прочтите у Бичи, у Бельчера. Помните условие: я пишу только письма к вам о том, что вижу сам и что переживаю изо дня в день.
— Ах, я усмехнулся совсем другому. Видите, чему я усмехнулся: я недавно
прочел один отзыв одного заграничного немца, жившего в России, об нашей теперешней учащейся молодежи: «Покажите вы, — он пишет, — русскому школьнику
карту звездного неба, о которой он до тех пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам эту
карту исправленною». Никаких знаний и беззаветное самомнение — вот что хотел сказать немец про русского школьника.
Помню, как меня учили
читать топографические
карты и как долго не мог я к этому привыкнуть, а тут простой дикарь, отроду никогда не видевший их, разбирается так свободно, как будто он всю жизнь только этим и занимался.
Однако, спустя короткое время, пронесся разъяснительный слух, что в Петербурге накрыли тайное общество злонамеренных молодых людей, которые в
карты не играют, по трактирам не ходят, шпицбалов не посещают, а только книжки
читают и промежду себя разговаривают. Струнников серьезно обеспокоился и самолично полетел к Перхунову, который, как об этом упомянуто выше, уже был однажды заподозрен в вольнодумстве.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют,
читать книжки или играть в
карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Отец вообще мало был с нами; он проводил время или с Прасковьей Ивановной и ее гостями, всегда играя с ней в
карты, или призывал к себе Михайлушку, который был одним из лучших учеников нашего Пантелея Григорьича, и
читал с ним какие-то бумаги.
В свободное же время они сидели в собрании, с усердием
читали «Инвалид» и спорили о чинопроизводстве, играли в
карты, позволяли охотно младшим офицерам угощать себя, устраивали у себя на домах вечеринки и старались выдавать своих многочисленных дочерей замуж.
— В самом деле, бедный! Как это достает тебя? Какой страшный труд: получить раз в месяц письмо от старушки и, не
читая, бросить под стол или поговорить с племянником! Как же, ведь это отвлекает от виста! Мужчины, мужчины! Если есть хороший обед, лафит за золотой печатью да
карты — и все тут; ни до кого и дела нет! А если к этому еще случай поважничать и поумничать — так и счастливы.
Вместо того чтобы благородно стоять свидетельством, продолжать собою пример, вы окружаете себя какою-то сволочью, вы приобрели какие-то невозможные привычки, вы одряхлели, вы не можете обойтись без вина и без
карт, вы
читаете одного только Поль де Кока и ничего не пишете, тогда как все они там пишут; всё ваше время уходит на болтовню.
Воронцов положил
карты и, извинившись, распечатал и стал
читать.
— Книги
читал. Потом — писал письма. Потом
карты рисовал. Он сильно хворал, кашлял всё, даже и ночью. Потом — умер.
Хозяева дружески подшучивали над ним и каждый вечер продолжали
читать, слушать или играть в
карты; если друг немец выигрывал у них гривен шесть медью, то бывал очень доволен, говоря, что сегодня недорого заплатит извозчику.
Чтение книг было одним из главных удовольствий у Багровых; но как нельзя было беспрестанно
читать или слушать чтение, то выучили Софью Николавну играть в
карты; преподаванием этой науки преимущественно занимался Клоус, и когда только Багровы проводили вечер дома, то он непременно составлял их партию.
— И
карты… Да я и без них узнаю много, вот хоть бы по лицу. Если, например, который человек должен скоро нехорошей смертью умереть, я это сейчас у него на лице
прочитаю, даже говорить мне с ним не нужно.
— Кто хочет
читать, — возразил, воздержно улыбаясь, председатель, — тот не будет всякий вечер сидеть за
картами.
— Конечно, так-с; вот, например, говорят об этом-с Бельтове, что он в руки
карт не берет, а все
читает.
«Другажды, —
читаю, пишут отец Маркел, — проходя с дьяконом случайно вечернею порою мимо дома того же священника отца Иоанна, опять видели, как он со всем своим семейством, с женою, племянником и с купно приехавшею к нему на каникулярное время из женской гимназии племянницею, азартно играл в
карты, яростно ударяя по столу то кралею, то хлапом, и при сем непозволительно восклицал: „никто больше меня, никто!“»
Прочитав сие, взглянул я на преосвященного владыку и, не дожидаясь его вопроса, говорю...
Зима протекала невесело. Везде в Москве играли в
карты, но если вместо этого придумывали какое-нибудь другое развлечение, например пели,
читали, рисовали, то выходило еще скучнее. И оттого, что в Москве было мало талантливых людей и на всех вечерах участвовали все одни и те же певцы и чтецы, само наслаждение искусством мало-помалу приелось и превратилось для многих в скучную, однообразную обязанность.
Пепе не любит немцев, он живет идеями и настроениями улицы, площади и темных лавочек, где свои люди пьют вино, играют в
карты и,
читая газеты, говорят о политике.
— Ну их к лешему,
карты! Надоело! Давайте
читать!
Между чаем и ужином —
карт в этом доме не было —
читали, Василий Николаевич Андреев-Бурлак рассказывал, М. Н. Климентова, недавно начавшая выступать на сцене и только что вышедшая замуж за С. А. Муромцева, пела. Однажды, не успели сесть за ужин, как вошли постоянные гости этих суббот: архитектор М. Н. Чичагов — строитель Пушкинского театра и общий друг артистов, П. А. Маурин — нотариус и театрал. Их встретили приветствиями и поднятыми бокалами, а они в ответ, оба в один голос...
— Почему, Саша, почему, объясни? — негромко вскричал Пётр. — Ведь я тогда буду знать все сдачи, какие возможны в игре, — подумай! Взгляну на свои
карты, — приблизил книжку к лицу и начал быстро
читать, — туз пик, семёрка бубен, десятка треф — значит, у партнёров: у одного — король червей, пятёрка и девятка бубен, у другого — туз, семёрка червей, дама треф, третий имеет даму бубен, двойку червей и десятку треф!
Читают много книг, по ночам сидят долго, часто собирают гостей, однако вина пьют мало и в
карты не играют.
Такое вмешательство до того бесило дворянина, что он в досаде смешивал
карты и, стиснув их в руке, или сидел молча, пока Gigot, потеряв терпение, отходил от него прочь, или же начинал вдруг креститься и
читать «Да воскреснет бог», отплевываясь от Gigot, как от черта.
Дон-Кихот, гостя в Петербурге, имел праздным все свое время, и когда уставал
читать, тогда обыкновенно раскладывал из
карт пасьянс.
Иногда от скуки, преимущественно по зимам, устав играть в
карты, петь песни и тогдашние романсы, устав слушать сплетни и пересуды, она заставляла себе
читать вслух современные романы и повести, но всегда была недовольна чтецами; одна только мать моя несколько ей угождала.
В
карты он не играл, говорить ему доктора запрещали,
читать, держа книгу все одною рукой, было неловко.
Во время наших приятельских обедов и вечеров редко обходилось дело без
карт; но сначала обыкновенно что-нибудь
читали или слушали музыку.
Сколько профессоров в Германии спокойно
читали свой схоластический бред во время наполеоновской драмы и спокойно справлялись на
карте, где Ауэрштет, Ваграм с тем любознательным бездушием, с которым на другой
карте отмечали они путь Одиссея,
читая Гомера!
Услышат ли они немца, плохо говорящего по-русски, — останавливают и поправляют его на каждом слове; заглянут ли в
карты к плохому игроку, — тотчас начинают выходить из себя, критикуя каждый ход его; найдут ли тетрадку пошленьких стишков, переписанных безграмотным писарем, — немедленно примутся
читать ее, преследуя на каждом шагу неправильное употребление запятых и буквы ять.
— Я вас знаю?.. кто вас знает? Чужая душа — темный лес, а товар лицом показывается. Я знаю, что вы
читаете немецкие стихи с большим чувством и даже со слезами на глазах; я знаю, что на стенах своей квартиры вы развесили разные географические
карты; я знаю, что вы содержите свою персону в опрятности; это я знаю… а больше я ничего не знаю…
Живет здесь малая кучка интеллигентов, но все они вскоре по прибытии в город поразительно бистро опускаются, много пьют, играют в
карты, не отходя от тола по двое суток, сплетничают, живут с чужими женами и с горничными, ничего не
читают и ничем не интересуются.
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в
карты не играешь,
Как я, от утра до утра.
Барышня наша, так доложить, на фортепьянах была большая музыканша, а Федор Гаврилыч на флейте играли, ну и стали тешить себя, играли вместе, старушка даже часто сама приказывала: «Подите, дети, побренчите что-нибудь», или когда вечером музыкантам прикажут играть, а их заставит танцевать разные мазурки и лекосезы, а не то в
карты займутся, либо книжку промеж собой
читают.
Придет в сумерки к тестю — «пойдем, — говорит, — часослов в пятьдесят два листа
читать», то есть, значит, в
карты играть…
Я сразу смазал
карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Гимназист садится и кладет перед собой две
карты. Аня начинает
читать числа.
Когда мне приходилось
читать статьи и повести о засасывающей тине провинциальной жизни, о гибели в ней выдающихся умов и талантов, мне всегда вспоминался отец: отчего же он не погиб, отчего не опустился до обывательщины, до выпивок и
карт в клубе?
— Беда! Целое наставление мне
прочел. Точно Борис Годунов последний монолог… Пожалуйте нам
карты… Маленький пикетец соорудим… Я еще поспею в суд… Ах, барыня вы милая!
Накинул на плечи свой алый башлык и ушел. Кончился день. В огромном темном бараке тускло светилось несколько фонарей, от плохо запиравшихся огромных окон тянуло холодным сквозняком. Больные солдаты спали, закутавшись в шинели. В углу барака, где лежали больные офицеры, горели у изголовья свечки; одни офицеры лежа
читали, другие разговаривали и играли в
карты.
— Жалость жалости рознь, а иную хоть брось. Ты поразмысли-ка, к чему он науку военную изучал,
карты читал, ишь какую уйму книг
прочитал? Для того ли, чтобы в писарях несколько лет пробыл, в офицеры не по заслугам выскочить… и в отставку…
Его обижало за город, что не может здесь установиться постоянного театра, да и скучал он, живя один без семьи, по вечерам. В
карты играл он только от скуки,
читать по вечерам ему было запрещено. Бумаги
читал ему правитель канцелярии.
Вслед за великой княгиней императрица послала Александра Шувалова сказать ей, чтобы она не горевала, что она в другой раз будет говорить с ней наедине. В ожидании этого разговора Екатерина заперлась в своей комнате, под предлогом нездоровья. Она в это время
читала первые пять томов «Истории путешествия», с
картой на столе. Когда она уставала от этого чтения, то перелистывала первые тома французской энциклопедии.
Потом поставил свои условия: каждый день быть в лавке с 9-ти часов утра и до 9-ти вечера, харчи и квартира хозяйские, жалованья 20 р. в месяц, но деньги при себе не держать, дабы баловства не было, спать у себя, баня хозяйская, кухарку не трогать, книг не
читать, на гитаре не играть, водки не пить, песен не петь, в
карты не играть и гостей к себе не принимать.
Мальчик продолжал
читать и отмечать прочитанное по
карте. Все, что говорил Степан, ему было известно наизусть.
Мальчик то внимательно
читал книгу, то сосредоточенно отмечал что-то на
карте. Книгой было, обыкновенно, описание какой-нибудь войны, и мальчик по
карте следил за движением тех или других войск.