Неточные совпадения
Да где же Маша?» — Тут вошла
девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за
уши, которые у нее так и горели.
Усталые глаза его видели во тьме комнаты толпу призрачных, серых теней и среди них маленькую
девушку с лицом птицы и гладко причесанной головой без
ушей, скрытых под волосами.
То, что произошло после этих слов, было легко, просто и заняло удивительно мало времени, как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин с изумлением вспоминал, как он поднял
девушку на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала
уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела в глаза его ослепляющим взглядом.
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких духов. Можно было подумать, что тени в глазницах ее искусственны, так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на
уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту
девушку такой уродливой, какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех в этой комнате.
Климу хотелось отстегнуть ремень и хлестнуть по лицу
девушки, все еще красному и потному. Но он чувствовал себя обессиленным этой глупой сценой и тоже покрасневшим от обиды, от стыда, с плеч до
ушей. Он ушел, не взглянув на Маргариту, не сказав ей ни слова, а она проводила его укоризненным восклицанием...
Бледная
девушка нервно вскочила, оправляя выбившуюся из-за
уха прядь волос, и испуганно уставилась своими большими серыми глазами на входившего.
Выйдя за ворота, Нехлюдов встретил на твердо убитой тропинке, по поросшему подорожником и клоповником выгону, быстро перебиравшую толстыми босыми ногами крестьянскую
девушку в пестрой занавеске с пушками на
ушах.
Вслед за этим мимо окна пробежала босая
девушка в вышитой рубахе с пушками на
ушах, за
девушкой пробежал мужик, стуча гвоздями толстых сапогов по убитой тропинке.
Надежда Васильевна ничего не ответила, а только засмеялась и посмотрела на Привалова вызывающим, говорившим взглядом. Слова
девушки долго стояли в
ушах Привалова, пока он их обдумывал со всех возможных сторон. Ему особенно приятно было вспомнить ту энергичную защиту, которую он так неожиданно встретил со стороны Надежды Васильевны. Она была за него: между ними, незаметно для глаз, вырастало нравственное тяготение.
Так это странно мне показалось, ведь я вовсе не к тому сказала; да и как же этого ждать было? да я и
ушам своим не верила, расплакалась еще больше, думала, что он надо мною насмехается: «грешно вам обижать бедную
девушку, когда видите, что я плачу»; и долго ему не верила, когда он стал уверять, что говорит не в шутку.
— Знаешь ли, что я думаю? — прервала
девушка, задумчиво уставив в него свои очи. — Мне все что-то будто на
ухо шепчет, что вперед нам не видаться так часто. Недобрые у вас люди:
девушки все глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было.
— Но самое главное, — продолжал Ярченко, пропустив мимо
ушей эту шпильку, — самое главное то, что я вас всех видел сегодня на реке и потом там… на том берегу… с этими милыми, славными
девушками. Какие вы все были внимательные, порядочные, услужливые, но едва только вы простились с ними, вас уже тянет к публичным женщинам. Пускай каждый из вас представит себе на минутку, что все мы были в гостях у его сестер и прямо от них поехали в Яму… Что? Приятно такое предположение?
Стоявшие около меня женщины и
девушки сопровождали жалобными восклицаниями каждое неудачное движение бегающего животного, которого рев долетал до
ушей моих, и мне стало очень его жалко.
Между тем приехал исправник с семейством. Вынув в лакейской из
ушей морской канат и уложив его аккуратно в жилеточный карман, он смиренно входил за своей супругой и дочерью, молодой еще
девушкой, только что выпущенной из учебного заведения, но чрезвычайно полной и с такой развитой грудью, что даже трудно вообразить, чтоб у
девушки в семнадцать лет могла быть такая высокая грудь. Ее, разумеется, сейчас познакомили с княжной. Та посадила ее около себя и уставила на нее спокойный и холодный взгляд.
А Александров, сразу узнавший Зиночку, подумал с чувством гордости: «Она точно вышла из звуков музыки, как некогда гомеровская богиня из морской пены», и тут же сообразил, что это пышное сравнение не для
ушей прелестной
девушки.
— Если вы, тетя, меня не возьмете, то я за вашею каретой побегу и закричу, — быстро и отчаянно прошептала она совсем на
ухо Варваре Петровне; хорошо еще, что никто не слыхал. Варвара Петровна даже на шаг отшатнулась и пронзительным взглядом посмотрела на сумасшедшую
девушку. Этот взгляд всё решил: она непременно положила взять с собой Лизу!
Лицо Хромого, как широкий нож, покрытый ржавчиной от крови, в которую он погружался тысячи раз; его глаза узки, но они видят всё, и блеск их подобен холодному блеску царамута, любимого камня арабов, который неверные зовут изумрудом и который убивает падучую болезнь. А в
ушах царя — серьги из рубинов Цейлона, из камней цвета губ красивой
девушки.
Господин с бакенбардами сидел рядом с молоденькой
девушкой, полной, свежей и, не умолкая, звонко хохотавшей над тем, что он, склонясь к плечу ее, шептал ей в
ухо.
Одна за другой в голове
девушки рождались унылые думы, смущали и мучили ее. Охваченная нервным настроением, близкая к отчаянию и едва сдерживая слезы, она все-таки, хотя и полусознательно, но точно исполнила все указания отца: убрала стол старинным серебром, надела шелковое платье цвета стали и, сидя перед зеркалом, стала вдевать в
уши огромные изумруды — фамильную драгоценность князей Грузинских, оставшуюся у Маякина в закладе вместе со множеством других редких вещей.
Сидят, по
уши в деньгах зарымшись, а нет, чтобы бедной
девушке помочь.
Господин Шмит, отец
девушки, толстый немец, с головой, суживающейся кверху, и с оттопыренными
ушами, как у дочери, наливал какому-то студенту суп с таким снисходительно-величавым видом, как будто оказывал этим благодеяние на всю жизнь.
Все мы, конечно, были знакомы г-ну Шмиту. Он был истинный артист своего дела и знал студентов не только по фамилиям, но и по степени их аппетита и по их вкусам. Меня всегда забавляло странное сходство толстого и некрасивого немца с его субтильной и хорошенькой дочкой. Когда он смеялся, широкий рот раскрывался до
ушей, и он становился похож на толстую лягушку…
Девушка казалась мне теперь маленьким головастиком…
— Дьявол бы совсем взял эту глупость! — начал он мне на
ухо, стараясь в то же время сморгнуть и утереть свою слезу. — Выдумать еще надо что-нибудь глупее, как прийти на семейный праздник для того, чтобы поздравить
девушку и вдруг самому напроситься на общее внимание!
Девушка слабо вскрикивает, закрывает лицо ладонями, а грудь локтями, и так краснеет, что даже
уши и шея становятся у нее пурпуровыми.
Точно молния опалила меня; я стоял и не верил глазам, не верил
ушам! Что же, стало быть, она меня любит! Она пришла ко мне, а не к мистеру Астлею! Она, одна,
девушка, пришла ко мне в комнату, в отели, — стало быть, компрометировала себя всенародно, — и я, я стою перед ней и еще не понимаю!
Случалось, что Марфе Андревне попадалась за рукав какая-нибудь
девушка, и Марфа Андревна вела эту ночную бродяжку к себе за
ухо, ставила ее перед образником на колени на мешочек, насыпанный гречею, и, усевшись сама на сундучок, заставляла грешницу класть земные поклоны, определяя число их сотнями, а иногда даже тысячей.
Смотрю — вид у Титова такой, словно он вдруг на сажень выше меня вырос, и я где-то у ног его ползу. Понял я, что издевается он надо мной, кончил разговор, а вечером передал Ольге речи её отца. Заблестели слёзы на глазах у
девушки, а около
уха у неё задрожала какая-то малая синенькая жилка, и трепет этот жалостный откликнулся в сердце у меня. Говорит Ольга, улыбаясь...
Пред ним, по пояс в воде, стояла Варенька, наклонив голову, выжимая руками мокрые волосы. Её тело — розовое от холода и лучей солнца, и на нём блестели капли воды, как серебряная чешуя. Они, медленно стекая по её плечам и груди, падали в воду, и перед тем как упасть, каждая капля долго блестела на солнце, как будто ей не хотелось расстаться с телом, омытым ею. И из волос её лилась вода, проходя между розовых пальцев
девушки, лилась с нежным, ласкающим
ухо звуком.
Девушка рассмеялась. В тот же момент ее схватила пара железных рук, совсем близко, над
ухом волна теплого дыхания обожгла кожу, а в сияющих, полудетских, о чем-то молящих, кому-то посылающих угрозы глазах горело такое отчаяние, что был момент, когда комната поплыла перед глазами Стеллы и резкий испуг всколыхнул тело; но в следующее мгновение все по-прежнему твердо стало на свое место. Она вырвалась.
Правда, воздух был зноен, и все общество, старики, старухи и дети, пошли гулять в тех же платьях, какие на них были, радуясь прохладе; правда, Наташа шла с открытой шеей и с голыми руками, в самых тоненьких башмачках; правда, было немного смешно смотреть на румяного, полного, пышущего здоровьем Шатова, который, ведя под руку
девушку, в своем толстом сюртуке и толстых калошах, потел и пыхтел, походил на какого-то медведя, у которого вдобавок ко всему, торчали из
ушей клочья хлопчатой бумаги…
Он показался ей чудаком, трусом, который только и заботится о себе, боится простудить ноги и
уши в жаркую погоду, беспокоится о своем здоровье, когда сам здоров, как бык, который любит только себя, а других и любить не может, который не мог забыть о своих калошах и хлопчатой бумаге, в первый раз ведя за руку
девушку, повидимому им страстно любимую (Наташа догадалась уже, что Шатов влюблен в нее).
Девушка(поет в
ухо мужчине)
Я остановился и сказал: «не угодно ли ему назначить что-нибудь другое?» — «Ничего, — возразил, смеясь, Гаврила Романыч, — у
девушек уши золотом завешаны».
— Сергей Петрович! — зашептал он мне на
ухо, обдавая меня спиртными парами, — умоляю вас — удержите графа от дальнейших замечаний относительно этой
девушки. Он по привычке может лишнее сказать, а это в высшей степени достойная особа!
На другой же день утром Полояров открыто и совершенно неожиданно для Лубянской заявил членам коммуны о том, что состоит с нею в натуральном браке; но такая откровенность, к удивлению
девушки, никому не показалась ни странною, ни зазорною, ни неуместною; напротив, все приняли известие это как самую простую, достодолжную и обыденную вещь, и только одна Лубянская сама же покраснела до
ушей и, со слезами досады на глазах, не знала куда деваться от устремившихся на нее равнодушных и каких-то словно бы оценочных взглядов.
Звуки мазурки, донесшиеся до
ушей Ильки, подтвердили слова
девушки. Илька подняла свою отяжелевшую голову и, немного подумав, вспомнила всё происшедшее.
Новый треск винтовок со стороны реки покрыл речь
девушки. Теперь над самым
ухом Игоря прожужжало несколько пуль. Снова вспыхнули огоньки по ту сторону поля, недалеко от реки и снова затрещали выстрелы, зажужжали пули. Уже не было никакого сомнения в том, что свет фонаря-прожектора привлек внимание ближайшего, находившегося в этой местности, неприятельского отряда. Австрийцы начали наугад пальбу из своих винтовок, и Милица оказалась раненой именно такой шальной пулей, посланной впотьмах наудачу в темноту.
Она так задумалась, так ушла в свои мысли в эти минуты, что и не чувствовала, не замечала даже, как ее толкали со всех сторон. До
ушей её доносились отрывки разговоров, теснившейся повсюду на площади толпы… Машинально прислушивалась к ним молодая
девушка, как во сне, как сквозь легкое забытье.
Сырой утренний туман стлался на несколько вершков от земли, пронизывая
девушку насквозь своей нездоровой влагой. Начиналась лихорадка. Дробно стучали зубы Милицы в то время, как все тело горело точно в огне. И сама радость избавления от смерти, заполнившая ее еще в первую минуту свободы, теперь исчезла, померкла. Она делала страшные усилия над собой, чтобы подвигаться вперед в то время, как чуткое, напряженное
ухо то и дело прислушивалось к окружающей лесной тишине.
Во имя Бога остановись, Милица… — неожиданно услышала
девушка тревожный шепот Игоря, раздавшийся впереди и почти одновременно с этим различила чутким
ухом раздавшийся невдалеке топот многих конских копыт.
Они были, наверно, сестры. Одна высокая, с длинной талией, в черной бархатной кофточке и в кружевной фрезе. Другая пониже, в малиновом платье с светлыми пуговицами. Обе брюнетки. У высокой щеки и
уши горели. Из-под густых бровей глаза так и сыпали искры. На лбу курчавились волосы, спускающиеся почти до бровей.
Девушка пониже ростом носила короткие локоны вместо шиньона. Нос шел ломаной игривой линией. Маленькие глазки искрились. Талия перехвачена была кушаком.
С одной стороны, голос рассудка говорил, что ему следует бежать из этого дома и более никогда не встречаться с жертвой его гнусного преступления, какою считал он Татьяну Борисовну, а с другой, голос страсти, более сильный, чем первый, нашептывал в его
уши всю соблазнительную прелесть обладания молодой
девушкой, рисовал картины ее девственной красоты, силу и очарование ее молодой страсти, и снова, как во вчерашнюю роковую ночь, кровь бросалась ему в голову, стучала в висках, и он снова почти терял сознание.
— Может, потому, что дочка здесь… — гудело в
ушах ошеломленной молодой
девушки.
— Не очень ли вы много на себя берете? — выговорила наконец Елен. — Я знаю многих
девушек, которые называют себя певицами, а между тем поют так, что хоть
уши зажимай.
Последняя, как это всегда бывает с женщинами вообще, а с молоденькими
девушками в особенности, чем более слышала дурного от своей матери о «спасителе», тем в более ярких чертах создавала в себе его образ, и Капитолина Андреевна добилась совершенно противоположных результатов: симпатия, внушенная молодой
девушке «авантюристом Савиным» — как называла его Усова — день ото дня увеличивалась, и Вера Семеновна кончила тем, что влюбилась по
уши в героя стольких приключений.
Липина. Знаешь ли, дружок, Бог невидимо посылает тебе счастье!.. Я с ним познакомилась… Прекрасный молодой человек!.. скромен, застенчив, как
девушка! А как добр! Кривлякина разыгрывала лотерею в пользу неизвестной — взял один десять билетов… Влюблен в тебя по
уши… говорят мои люди, ни на что не посмотрит… Жених, что ни говори, жених!
До чуткого
уха все еще бывшей настороже молодой
девушки донеслись звуки нескольких человеческих голосов со двора.
«Отойдите, граф, или я позвоню!» — раздался в его
ушах голос молодой
девушки.
— А я так думаю, что не надо делать людям зла, но и не следует давать им возможность и волю делать его безнаказанно себе… — после довольно продолжительной паузы задумчиво произнесла молодая
девушка, видимо, пропустив мимо
ушей патетический возглас «тети Тали» о терпении и кресте.
В
ушах, на груди и на руках Ольги Ивановны Хлебниковой тоже блестели драгоценные камни, хотя и не выдерживавшие сравнения с украшениями певицы, но и о них там, в Отрадном, молодая
девушка не смела и мечтать.