Неточные совпадения
— Ну, чего ты, паскуда, жалеешь, подумай-ко! — говорила льстивая
старуха, — ведь тебя бригадир-то в медовой сыте купать станет.
Слово «дворянин» заставило
старуху как будто несколько
подумать.
Он постоял над ней: «боится!» —
подумал он, тихонько высвободил из петли топор и ударил
старуху по темени, раз и другой.
«Старушонка вздор! —
думал он горячо и порывисто, —
старуха, пожалуй, что и ошибка, не в ней и дело!
«Ассенизатор, —
подумал Самгин, взглянув вслед ему. — Воображает себя умником. Похож на альфонса, утешителя богатых
старух».
Клим Самгин смотрел, слушал и чувствовал, что в нем нарастает негодование, как будто его нарочно привели сюда, чтоб наполнить голову тяжелой и отравляющей мутью. Все вокруг было непримиримо чуждо, но, заталкивая в какой-то темный угол, насиловало, заставляя
думать о горбатой девочке, о словах Алины и вопросе слепой
старухи...
Голос был бабий, но нельзя было
подумать, что стихи читает
старуха.
— Знаю, не говорите — не от сердца, а по привычке. Она
старуха хоть куда: лучше их всех тут, бойкая, с характером, и был когда-то здравый смысл в голове. Теперь уж, я
думаю, мозги-то размягчились!
«Все забыли твою красоту, черномазая
старуха, —
думал он, — кроме тебя: и в этом твоя мука!»
«
Старуха узнала — это она! —
подумал он. — Вера поступила благонравно: все открыла ей!»
— Я-то
думаю: кто пришел? А это сам барин, золотой ты мой, красавчик ненаглядный! — говорила
старуха. — Куда зашел, не побрезговал. Ах ты, брильянтовый! Сюда садись, ваше сиятельство, вот сюда на коник, — говорила она, вытирая коник занавеской. — А я
думаю, какой чорт лезет, ан это сам ваше сиятельство, барин хороший, благодетель, кормилец наш. Прости ты меня, старую дуру, — слепа стала.
Старуха зорко наблюдала эту встречу: Привалов побледнел и, видимо, смутился, а Надежда Васильевна держала себя, как всегда. Это совсем сбило Марью Степановну с толку: как будто между ними ничего не было и как будто было. Он-то смешался, а она как ни в чем не бывало… «Ох, не проведешь меня, Надежда Васильевна, —
подумала старуха, поднимаясь неохотно с места. — Наскрозь вас вижу с отцом-то: все мудрить бы вам…»
Этот разговор был прерван появлением Марьи Степановны, которая несколько времени наблюдала разговаривавших в дверную щель. Ее несказанно удивлял этот дружеский характер разговора, хотя его содержание она не могла расслышать. «И не разберешь их…» —
подумала она, махнув рукой, и в ее душе опять затеплилась несбыточная мечта. «Чего не бывает на свете…» —
думала старуха.
— Цветет-то она цветет, да кабы не отцвела скоро, — с подавленным вздохом проговорила
старуха, — сам знаешь, девичья краса до поры до время, а Надя уж в годах, за двадцать перевалило. Мудрят с отцом-то, а вот счастья господь и не посылает… Долго ли до греха — гляди, и завянет в девках. А Сережа-то прост, ох как прост, Данилушка. И в кого уродился,
подумаешь… Я так полагаю, што он в мать, в Варвару Павловну пошел.
Подумав несколько, старик велел малому ввести посетителя в залу, а
старуху послал вниз с приказанием к младшему сыну сейчас же и явиться к нему наверх.
Имея всего рублей 160 в запасе, Лопухов рассудил с своим приятелем, что невозможно ему с Верочкою
думать теперь же обзаводиться своим хозяйством, мебелью, посудою; потому и наняли три комнаты с мебелью, посудой и столом от жильцов мещан: старика, мирно проводившего дни свои с лотком пуговиц, лент, булавок и прочего у забора на Среднем проспекте между 1–ю и 2–ю линиею, а вечера в разговорах со своею
старухою, проводившею дни свои в штопанье сотен и тысяч всякого старья, приносимого к ней охапками с толкучего рынка.
Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой
старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем и не
подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
— Добре! от добре! — сказал Солопий, хлопнув руками. — Да мне так теперь сделалось весело, как будто мою
старуху москали увезли. Да что
думать: годится или не годится так — сегодня свадьбу, да и концы в воду!
Отец не
думает, что он старше своего сына, а сын не почитает отца и живет, как хочет;
старуха мать в юрте имеет не больше власти, чем девочка-подросток.
Затем следует Вторая Падь, в которой шесть дворов. Тут у одного зажиточного старика крестьянина из ссыльных живет в сожительницах
старуха, девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребенка и зарыла его в землю, на суде же говорила, что ребенка она не убила, а закопала его живым, — этак,
думала, скорей оправдают; суд приговорил ее на 20 лет. Рассказывая мне об этом, Ульяна горько плакала, потом вытерла глаза и спросила: «Капустки кисленькой не купите ли?»
Марья терпеливо выслушала ворчанье и попреки
старухи, а сама
думала только одно: как это баушка не поймет, что если молодые девки выскакивают замуж без хлопот, так ей надо самой позаботиться о своей голове. Не на кого больше-то надеяться… Голова у Марьи так и кружилась, даже дух захватывало. Не из важных женихов машинист Семеныч, а все-таки мужчина… Хорошо баушке Лукерье теперь бобы-то разводить, когда свой век изжила… Тятенька Родион Потапыч такой же: только про себя и знают.
«Омманет еще, —
думала тысячу первый раз
старуха. — Нет, шабаш, не дам… Пусть поищет кого-нибудь побогаче, а с меня что взять-то».
— А Маремьяна?.. Нет, голубушка, при живности
старухи нечего было тебе и
думать. Пустое это дело, закостенела она в своей старой вере…
Когда баушка Лукерья получила от Марьи целую пригоршню серебра, то не знала, что и
подумать, а девушка нарочно отдала деньги при Кишкине, лукаво ухмыляясь: «Вот-де тебе и твоя приманка, старый черт». Кое-как сообразила
старуха, в чем дело, и только плюнула. Она вообще следила за поведением Кишкина, особенно за тем, как он тратил деньги, точно это были ее собственные капиталы.
— А ты того не
подумала, Феня, что родился бы у тебя младенец и потащила бы Маремьяна к старикам да к своим
старухам крестить?
— Батюшка, родной ты наш,
думали мы, что ты и кости наши похоронишь, — голосили
старухи. — Ох, тяжко, батюшка… Молодые-то жить едут в орду, а мы помирать. Не для себя едем.
Отчаянный крик испуганной
старухи, у которой свалился платок и волосник с головы и седые косы растрепались по плечам, поднял из-за карт всех гостей, и долго общий хохот раздавался по всему дому; но мне жалко было бедной Дарьи Васильевны, хотя я
думал в то же время о том, какой бы чудесный рыцарь вышел из Карамзина, если б надеть на него латы и шлем и дать ему в руки щит и копье.
— Ну так вот что, мой батюшка, господа мои милые, доложу вам, — начала
старуха пунктуально, — раз мы, так уж сказать, извините, поехали с Макаром Григорьичем чай пить. «Вот, говорит, тут лекарев учат, мертвых режут и им показывают!» Я, согрешила грешная, перекрестилась и отплюнулась. «Экое место!» —
думаю; так, так сказать, оно оченно близко около нас, — иной раз ночью лежишь, и мнится: «Ну как мертвые-то скочут и к нам в переулок прибегут!»
— Да, это хорошо! — машинально повторил он минут через пять, как бы очнувшись после глубокой задумчивости. — Гм… видишь, Ваня, ты для нас был всегда как бы родным сыном; бог не благословил нас с Анной Андреевной… сыном… и послал нам тебя; я так всегда
думал.
Старуха тоже… да! и ты всегда вел себя с нами почтительно, нежно, как родной, благодарный сын. Да благословит тебя бог за это, Ваня, как и мы оба, старики, благословляем и любим тебя… да!
«Но для чего ж она как раз очутилась у дверей?» —
подумал я и вдруг с удивлением заметил, что она была в шубейке (я только что купил ей у знакомой
старухи торговки, зашедшей ко мне на квартиру и уступавшей мне иногда свой товар в долг); следовательно, она собиралась куда-то идти со двора и, вероятно, уже отпирала дверь, как вдруг эпилепсия поразила ее. Куда ж она хотела идти? Уж не была ли она и тогда в бреду?
При виде смирения Раисы Павловны в Луше поднялась вся старая накипевшая злость, и она совсем позабыла о том, что
думала еще вечером о той же Раисе Павловне. Духа примирения не осталось и следа, а его сменило желание наплевать в размалеванное лицо этой
старухе, которая пришла сюда с новой ложью в голове и на языке. Луша не верила ни одному слову Раисы Павловны, потому что мозг этой старой интриганки был насквозь пропитан той ложью, которая начинает верить сама себе. Что ей нужно? зачем она пришла сюда?
Вот,
думаю, занесли-те лешие!"И опять же и то
думаю, что зачем
старуху убогую обижать…
Что ж,
думаю, и в городу украшение, ну, и нам тоже с
старухой поваляться где будет… палаты затеяли каменные-с, и плант свой преставили…
Подумал-подумал я; вижу, точно мои вожжи; ну, и мир, знашь, лаяться на меня зачал: вспомнили туточки, что какая-то
старуха накануне по селу шаталась, что она и в избу-то ко мне заходила — как тут запрешься?
Благодаря беготне дело сошло с рук благополучно; но затем предстояли еще и еще дела. Первое издание азбуки разошлось быстро, надо было готовиться к другому — уже без промахов. «Дивчину» заменили
старухой и подписали: Домна; «Пана» заменили мужичком с топором за поясом и подписали: Потап-плотник. Но как попасть в мысль и намерения «критики»? Пожалуй, будут сравнивать второе издание с первым и скажут: а! догадались!
думаете, что надели маску, так вас под ней и не узнают!
Она, впрочем,
думала, что князь только шутит, но вышло напротив: в две недели кабинетик был готов. Полине было ужасно совестно.
Старуха тоже недоумевала.
Он так заспешил, что даже не забежал к Кириллову, а вызвал только
старуху. Marie пришла в отчаяние и негодование, что он «мог только
подумать оставить ее одну».
— Ты, может быть,
думаешь, что я смерти твоей желаю, так разуверься, мой друг! Ты только живи, а мне,
старухе, и горюшка мало! Что мне! мне и тепленько, и сытенько у тебя, и даже ежели из сладенького чего-нибудь захочется — все у меня есть! Я только насчет того говорю, что у христиан обычай такой есть, чтобы в ожидании предбудущей жизни…
А наш Фарлаф? Во рву остался,
Дохнуть не смея; про себя
Он, лежа,
думал: жив ли я?
Куда соперник злой девался?
Вдруг слышит прямо над собой
Старухи голос гробовой:
«Встань, молодец: все тихо в поле;
Ты никого не встретишь боле;
Я привела тебе коня;
Вставай, послушайся меня».
Публика засмеялась,
думая, что кочегар шутит, но он стал настойчиво уговаривать смущенную
старуху...
У Маклаковых беда: Фёдоров дядя знахарку Тиунову непосильно зашиб. Она ему утин лечила, да по старости, а может, по пьяному делу и урони топор на поясницу ему, он, вскочив с порога, учал её за волосья трепать, да и ударил о порог затылком, голова у неё треснула, и с того она отдала душу богу. По городу о суде говорят, да Маклаковы-то богаты, а Тиуниха выпивала сильно;
думать надо, что сойдёт, будто в одночасье
старуха померла».
— Это почему? — спросила Елена. —
Подумаешь, вы говорите о какой-нибудь злой, неприятной
старухе. Хорошенькая молоденькая девочка…
Оленин сначала
думал, что изнуренное храброе кавказское воинство, которого он был членом, будет принято везде, особенно казаками, товарищами по войне, с радостью, и потому такой прием озадачил его. Не смущаясь однако, он хотел объяснить, что он намерен платить за квартиру, но
старуха не дала договорить ему.
— По казачьей гостеприимной старине, одна старушечья глупость, — сказал хорунжий, объясняя и как бы исправляя слова
старухи: — в России, я
думаю, не только шепталок, сколько ананасных варений и мочений кушали в свое удовольствие.
Теперь, когда
старуха кончила свою красивую сказку, в степи стало страшно тихо, точно и она была поражена силой смельчака Данко, который сжег для людей свое сердце и умер, не прося у них ничего в награду себе.
Старуха дремала. Я смотрел на нее и
думал...
Старуха задумалась о том, куда девались из жизни сильные и красивые люди, и,
думая, осматривала темную степь, как бы ища в ней ответа.
«Ох, недаром наша Алена Евстратьевна вертится, как береста на огне», —
думала про себя
старуха.
Чем дольше
думала в этом направлении сходившая с ума
старуха, тем она сильнее убеждалась в правоте напрасно обнесенного сына.
Вот те мысли, которые мучительно повертывались клубком в голове Татьяны Власьевны, когда она семидесятилетней
старухой таскала кирпичи на строившуюся церковь. Этот подвиг был только приготовлением к более трудному делу, о котором Татьяна Власьевна
думала в течение последних сорока лет, это — путешествие в Иерусалим и по другим святым местам. Теперь задерживала одна Нюша, которая, того гляди, выскочит замуж, — благо и женишок есть на примете.
— Да разве я говорю, что жилку Вуколу отдать? — тоже с раздражением в голосе заговорила
старуха, выпрямляясь. — Надо
подумать, посоветоваться.