Неточные совпадения
Из благословенья образом ничего не вышло. Степан Аркадьич
стал в комически-торжественную позу рядом
с женою; взял образ и, велев Левину кланяться в землю, благословил его
с доброю и насмешливою улыбкой и поцеловал его троекратно; то же сделала и Дарья Александровна и тотчас же заспешила ехать и опять запуталась в предначертаниях движения
экипажей.
Прямо
с прихода Крак потянул к кочкам. Васенька Весловский первый побежал за собакой. И не успел Степан Аркадьич подойти, как уж вылетел дупель. Весловский сделал промах, и дупель пересел в некошенный луг. Весловскому предоставлен был этот дупель. Крак опять нашел его,
стал, и Весловский убил его и вернулся к
экипажам.
Когда на другой день
стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть
экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме
с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…
Разгорался спор, как и ожидал Самгин.
Экипажей и красивых женщин
становилось как будто все больше. Обогнала пара крупных, рыжих лошадей, в коляске сидели, смеясь, две женщины, против них тучный, лысый человек
с седыми усами; приподняв над головою цилиндр, он говорил что-то, обращаясь к толпе, надувал красные щеки, смешно двигал усами, ему аплодировали. Подул ветер и, смешав говор, смех, аплодисменты, фырканье лошадей, придал шуму хоровую силу.
Вдруг раздался
с колокольни ближайшего монастыря благовест, и все —
экипажи, пешеходы — мгновенно
стало и оцепенело. Мужчины сняли шляпы, женщины
стали креститься, многие тагалки преклонили колени. Только два англичанина или американца промчались в коляске в кругу, не снимая шляп. Через минуту все двинулось опять. Это «Angelus». Мы объехали раз пять площадь.
Стало темно; многие разъезжались. Мы поехали на Эскольту есть сорбетто, то есть мороженое.
Так я в первый раз увидел колибер, уже уступивший место дрожкам, высокому
экипажу с дрожащим при езде кузовом, задняя часть которого лежала на высоких, полукругом, рессорах. Впоследствии дрожки были положены на плоские рессоры и
стали называться, да и теперь зовутся, пролетками.
— В
экипаж посадил, — сказал он, — там на углу
с десяти часов коляска ждала. Она так и знала, что ты у той весь вечер пробудешь. Давешнее, что ты мне написал, в точности передал. Писать она к той больше не
станет; обещалась; и отсюда, по желанию твоему, завтра уедет. Захотела тебя видеть напоследях, хоть ты и отказался; тут на этом месте тебя и поджидали, как обратно пойдешь, вот там, на той скамье.
Наконец и наша завозня
с каретой и лошадьми, которую, точно, несколько снесло, причалила к пристани;
экипажи выгрузили и
стали запрягать лошадей; отец расплатился за перевоз, и мы пошли пешком на гору.
— Все мы, и я и господа чиновники, — продолжал между тем Постен, —
стали ему говорить, что нельзя же это, наконец, и что он хоть и муж, но будет отвечать по закону… Он, вероятно, чтобы замять это как-нибудь, предложил Клеопатре Петровне вексель, но вскоре же затем,
с новыми угрозами,
стал требовать его назад… Что же оставалось
с подобным человеком делать, кроме того, что я предложил ей мой
экипаж и лошадей, чтобы она ехала сюда.
Павел, как только сел в
экипаж, — чтобы избежать всяких разговоров
с отцом, — притворился спящим, и в воображении его сейчас же начал рисоваться образ Мари, а он как будто бы
стал жаловаться ей.
Луша не боялась грозы и
с замирающим сердцем любовалась вспыхивающей ночной темью, пока громовые раскаты
стали делаться слабее и реже, постепенно превращаясь в отдаленный глухой рокот, точно по какой-то необыкновенной мостовой катился необыкновенно громадный
экипаж.
Сидевшая
с ним рядом Полина тоже постарела и была худа, как мумия. Во всю последнюю станцию Калинович ни слова не проговорил
с женой и вообще не обращал на нее никакого внимания. У подъезда квартиры, когда он
стал выходить из
экипажа, соскочивший
с своего тарантаса исправник хотел было поддержать его под руку.
Разобрав свои вещи, он сейчас же сел у окна и
стал глядеть
с жадным любопытством на улицу: там сновали уже туда и сюда
экипажи, шли пешеходы, проехал взвод казаков, провезли, по крайней мере на десяти лошадях, какую-то машину.
Но когда их по вечеру действительно привезли, связанных по рукам и по ногам,
с жандармами, вся каторга высыпала к палям смотреть, что
с ними будут делать. Разумеется, ничего не увидали, кроме майорского и комендантского
экипажа у кордегардии. Беглецов посадили в секретную, заковали и назавтра же отдали под суд. Насмешки и презрение арестантов вскоре упали сами собою. Узнали дело подробнее, узнали, что нечего было больше и делать, как сдаться, и все
стали сердечно следить за ходом дела в суде.
Бобров никак не мог отыскать Митрофана. Раза два или три ему послышалось, будто его кучер отзывается на крик откуда-то из самой середины перепутавшихся
экипажей. Но проникнуть туда не было никакой возможности, потому что давка
становилась с каждой минутой все сильнее и сильнее.
Пролетка опять понеслась
с прежней быстротой. Зарево
становилось все сильнее. Длинные тени от лошадей перебегали
с одной стороны дороги на другую. Временами Боброву начинало казаться, что он мчится по какому-то крутому косогору и вот-вот вместе
с экипажем и лошадьми полетит
с отвесной кручи в глубокую пропасть. Он совершенно потерял способность опознаваться и никак не мог узнать места, по которому проезжал. Вдруг лошади
стали.
Это так было и сделано: откушали, помолились,
экипаж подан, и
стали садиться, — Ольга Федотовна еще ранее была усажена на высокое переднее сиденье и плотно застегнута кожаным фартуком. Она так самого нужного и не вспомнила, а теперь было уже некогда: граф и графиня сели, — на крыльце оставались только княгиня
с двумя сыновьями да Gigot
с Патрикеем.
— А вот почему. Я недавно переезжал через Оку на пароме
с каким-то барином. Паром пристал к крутому месту: надо было втаскивать
экипажи на руках. У барина была коляска претяжелая. Пока перевозчики надсаживались, втаскивая коляску на берег, барин так кряхтел, стоя на пароме, что даже жалко его
становилось… Вот, подумал я, новое применение системы разделения работ! Так и нынешняя литература: другие везут, дело делают, а она кряхтит.
Но гуляли женщины редко, — и день и вечер проводили в стенах, мало замечая, что делается за окнами: все куда-то шли и все куда-то ехали люди, и
стал привычен шум, как прежде тишина. И только в дождливую погоду, когда в мокрых стеклах расплывался свет уличного фонаря и особенным
становился стук
экипажей с поднятыми верхами, Елена Петровна обнаруживала беспокойство и говорила, что нужно купить термометр, который показывает погоду.
Это вышло уж очень грубо, так что ему даже
стало жаль ее. На его сердитом, утомленном лице она прочла ненависть, жалость, досаду на себя и вдруг пала духом. Она поняла, что пересолила, вела себя слишком развязно, и, опечаленная, чувствуя себя тяжелой, толстой, грубой и пьяною, села в первый попавшийся пустой
экипаж вместе
с Ачмиановым. Лаевский сел
с Кирилиным, зоолог
с Самойленком, дьякон
с дамами, и поезд тронулся.
В беспокойстве своем, в тоске и смущении, чувствуя, что так оставаться нельзя, что наступает минута решительная, что нужно же
с кем-нибудь объясниться, герой наш
стал было понемножку подвигаться к тому месту, где стоял недостойный и загадочный приятель его; но в самое это время у подъезда загремел давно ожидаемый
экипаж его превосходительства.
Заложа руки в боковые карманы своих зеленых форменных брюк, бежал он
с довольным видом, подпрыгивая то
с одной, то
с другой стороны
экипажа; иногда же, схватившись за рамку окна и повиснув на ней, просовывал в окно свою голову и, в знак прощания, посылал господину Голядкину поцелуйчики; но и он
стал уставать, все реже и реже появлялся и, наконец, исчез совершенно.
— Чичас… чичас… Знаю я твое чичас! — повторила матушка
с укоризной и выслала его вон. Потом она позвонила, велела позвать Квицинского и отдала ему приказ: немедленно отправиться
с экипажем в Еськово, во что бы то ни
стало отыскать Мартына Петровича и привезти его. — Без него не являйтесь! — заключила она. Сумрачный поляк молча наклонил голову и вышел.
— Это действительно ужасно, — тихо произнес Щавинский. — Может быть, еще неправда? Впрочем, теперь такое время, что самое невозможное
стало возможным. Кстати, вы знаете, что делается в морских портах? Во всех
экипажах идет страшное, глухое брожение. Морские офицеры на берегу боятся встречаться
с людьми свой команды.
Платон. Маменька, да ведь
с триумфом меня повезут, провожать в десяти
экипажах будут, пустых извозчиков наймут, процессию устроят, издеваться
станут — только ведь им того и нужно.
Наконец, Шушерин
с притворным участием упросил его рассказать о недавно случившемся
с ним несчастном происшествии, которое Яковлев, трезвый, скрывал от всех и которое состояло в следующем: подгулявший Яковлев вышел
с какой-то поздней пирушки и, не имея своего
экипажа, потребовал, чтоб один из кучеров отвез его домой; кучера не согласились, потому что у каждого был свой барин или свой седок; Яковлев
стал их бранить, называть скотами, которые не понимают счастия везти великого Яковлева, и как эти слова их не убедили — принялся
с ними драться; кучера рассердились и так отделали его своими кнутьями, что он несколько дней был болен.
Только что он заметил, что Анна Федоровна
стала прощаться
с хозяйкой, он выбежал в лакейскую, а оттуда, без шубы, на двор к тому месту, где стояли
экипажи.
— А, это вы? Очень рад! — обрадовался вошедший и
стал искать в потемках руку доктора, нашел ее и крепко стиснул в своих руках. — Очень… очень рад! Мы
с вами знакомы!.. Я — Абогин… имел удовольствие видеть вас летом у Гнучева. Очень рад, что застал… Бога ради, не откажите поехать сейчас со мной… У меня опасно заболела жена… И
экипаж со мной…
На больших дорогах тоже: почесть что проезду не
стало, и не то чтоб одиночников из простого народа обирал, а ладил, нельзя ли
экипаж шестериком, восьмериком, даже самые почты остановить, или к помещикам, которые побогатее, наедет
с шайкой в усадьбу и сейчас денег требует, если господин не дает или запирается, просто делали муки адские: зажгут веники и горячими этими прутьями парят.
Когда обещанный кулечек
с картофелем был привязан белобрысою Палашкой к
экипажу, Софья Ивановна, закутанная
с головы до ног,
стала усаживаться на дрожки, поддерживаемая лакеем Федором, у которого все лицо, от стужи ли, или от чего другого, было покрыто синяками.
Хлебная биржа
с каждым годом
становилась люднее, густые толпы неповоротливых бурлáков мешали свободному движению людей, обозов и
экипажей, и потому у мостовых перил над самой Окой деревянный навес поставили.
Павел Николаевич на первых же порах объявил, что он будет жить здесь не менее двух месяцев, договорил себе у содержателя гостиницы особого слугу, самого представительного и расторопного изо всего гостиничного штата, лучший
экипаж с кучером и парою лошадей, — одним словом, сразу
стал не на обыкновенную ногу дюжинного проезжающего, а был редким и дорогим гостем.
Орлов подарил ей свой портрет,
стал выезжать
с ней в открытом
экипаже, показывал ей достопримечательности Пизы, вместе
с ней бывал в опере, на гуляньях и проч.
На даче через кухарку
стало известно, что в Мироновке появилась болезнь на детей. Калерию потянуло туда, и она захватила свой ящичек
с лекарствами. Теркин вызвался проводить ее, предлагал добыть
экипаж у соседей, но ей захотелось идти пешком. Они решили это за обедом.
Рассказал ему Палтусов о поручении генерала. Они много смеялись и
с хохотом въехали во двор старого университета. Палтусов оглянул ряд
экипажей, карету архиерея
с форейтором в меховой шапке и синем кафтане, и ему
стало жаль своего ученья, целых трех лет хождения на лекции. И он мог бы быть теперь кандидатом. Пошел бы по другой дороге, стремился бы не к тому, к чему его влекут теперь Китай-город и его обыватели.
На другой день, в назначенный час, двор дома Глафиры Петровны
стал наполняться всевозможных родов
экипажами, из которых выходили важною поступью сановные особы и выпархивали
с легкостью иногда лет, иногда желания молодиться, особы прекрасного пола. Московский свет выслал в гостиные генеральши Салтыковой своих немногочисленных, но, если можно так выразиться, самых кровных представителей.
Возле церкви стояло множество разнокалиберных
экипажей, начиная
с богатых карет и кончая скромными линейками и дрожками. Церковь была переполнена. Молодой князь прибыл в нее за час до назначенного времени и все время, как толковали в народе, молился у гроба своей матери. Затем он
стал в дверях церкви принимать приглашенных.
Уже начиная
с сумерек к подъезду дома
стали вереницей подъезжать изящные
экипажи, привозившие целые семьи — мужчин во фраках, дам и девиц в бальных нарядах.
После появления Миши Алексей Андреевич
стал еще внимательнее к своей сожительнице. Он рядил ее как любимую куклу и возил по селу и окрестным деревням в щегольском
экипаже. Простой народ
с удивлением и любопытством смотрел на фаворитку, которую теперь часто
стали звать графиней.
Яша Хватов, однако, не сдался; он немедленно взял в думе несколько извозчичьих ярлыков и, прибив их ко всем своим
экипажам,
с прежним треском
стал показываться на Большой Морской и на Невском в обычные часы катанья.
Она увидала,
с одной стороны, нищету, настоящую, отталкивающую, и притворную, еще более жалкую и отталкивающую, и увидала страшную холодность дам-патронесс, приезжающих на своих тысячных
экипажах и в тысячных нарядах, и ей
становилось все тяжелее и тяжелее.