Неточные совпадения
А
князь опять больнехонек…
Чтоб только время выиграть,
Придумать: как тут быть,
Которая-то барыня
(Должно быть, белокурая:
Она ему, сердечному,
Слыхал я, терла щеткою
В то время левый бок)
Возьми и брякни барину,
Что мужиков помещикам
Велели воротить!
Поверил! Проще малого
Ребенка стал старинушка,
Как паралич расшиб!
Заплакал! пред иконами
Со всей
семьею молится,
Велит служить молебствие,
Звонить в колокола!
Жена?.. Нынче только он говорил с
князем Чеченским. У
князя Чеченского была жена и
семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная
семья, от которой тоже были дети. Хотя первая
семья тоже была хороша,
князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй
семье. И он возил своего старшего сына во вторую
семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
— Случайно-с… Мне все кажется, что в вас есть что-то к моему подходящее… Да не беспокойтесь, я не надоедлив; и с шулерами уживался, и
князю Свирбею, моему дальнему родственнику и вельможе, не надоел, и об Рафаэлевой Мадонне госпоже Прилуковой в альбом сумел написать, и с Марфой Петровной
семь лет безвыездно проживал, и в доме Вяземского на Сенной в старину ночевывал, и на шаре с Бергом, может быть, полечу.
Ну, чем же я, Бакула, не боярин!
Вались, народ, на мой широкий двор,
На трех столбах да на
семи подпорках!
Пожалуйте,
князья, бояре, просим.
Несите мне подарки дорогие
И кланяйтесь, а я ломаться буду.
Разве мы не видали своими глазами
семьи голодных псковских мужиков, переселяемых насильственно в Тобольскую губернию и кочевавших без корма и ночлегов по Тверской площади в Москве до тех пор, пока
князь Д. В. Голицын на свои деньги велел их призреть?
Было
семь часов пополудни;
князь собирался идти в парк. Вдруг Лизавета Прокофьевна одна вошла к нему на террасу.
— В
семь часов; зашел ко мне мимоходом: я дежурю! Сказал, что идет доночевывать к Вилкину, — пьяница такой есть один, Вилкин. Ну, иду! А вот и Лукьян Тимофеич…
Князь хочет спать, Лукьян Тимофеич; оглобли назад!
— Но Варвара Ардалионовна была у меня в
семь часов? — спросил удивленный
князь.
Здесь Ульрих Райнер провел
семь лет, скопил малую толику капитальца и в исходе седьмого года женился на русской девушке, служившей вместе с ним около трех лет гувернанткой в том же доме
князей Тотемских.
Мне тут же показалось одно: что вчерашний визит ко мне Маслобоева, тогда как он знал, что я не дома, что сегодняшний мой визит к Маслобоеву, что сегодняшний рассказ Маслобоева, который он рассказал в пьяном виде и нехотя, что приглашение быть у него сегодня в
семь часов, что его убеждения не верить в его хитрость и, наконец, что
князь, ожидающий меня полтора часа и, может быть, знавший, что я у Маслобоева, тогда как Нелли выскочила от него на улицу, — что все это имело между собой некоторую связь.
Между прочим, я рассказал ей все о Нелли, о Маслобоеве, о Бубновой, о сегодняшней встрече моей у Маслобоева с
князем и о назначенном свидании в
семь часов.
Там Калинович увидел
князя со всей
семьей за круглым столом, на котором стоял серебряный самовар с чашками и, по английскому обыкновению, что-то вроде завтрака.
Надобно сказать, что при всей деликатности, доходившей до того, что из всей
семьи никто никогда не видал
князя в халате, он умел в то же время поставить себя в такое положение, что каждое его слово, каждый взгляд был законом.
Лета от сотворения мира
семь тысяч семьдесят третьего, или по нынешнему счислению 1565 года, в жаркий летний день, 23 июня, молодой боярин
князь Никита Романович Серебряный подъехал верхом к деревне Медведевке, верст за тридцать от Москвы.
Чем кончу длинный мой рассказ?
Ты угадаешь, друг мой милый!
Неправый старца гнев погас;
Фарлаф пред ним и пред Людмилой
У ног Руслана объявил
Свой стыд и мрачное злодейство;
Счастливый
князь ему простил;
Лишенный силы чародейства,
Был принят карла во дворец;
И, бедствий празднуя конец,
Владимир в гриднице высокой
Запировал в
семье своей.
Княгиня Марья Васильевна, нарядная, улыбающаяся, вместе с сыном, шестилетним красавцем, кудрявым мальчиком, встретила Хаджи-Мурата в гостиной, и Хаджи-Мурат, приложив свои руки к груди, несколько торжественно сказал через переводчика, который вошел с ним, что он считает себя кунаком
князя, так как он принял его к себе, а что вся
семья кунака так же священна для кунака, как и он сам.
— Скажи сардарю, — сказал он еще, — что моя
семья в руках моего врага; и до тех пор, пока
семья моя в горах, я связан и не могу служить. Он убьет мою жену, убьет мать, убьет детей, если я прямо пойду против него. Пусть только
князь выручит мою
семью, выменяет ее на пленных, и тогда я или умру, или уничтожу Шамиля.
Петр Платонович Мещерский, которого жандарм называл «
князем», был действительно потомок обедневшей княжеской
семьи. Прекрасно образованный, он существовал переводами, литературным заработком, гонораром за свои пьесы и был некоторое время мировым судьей. Его камеру охотно посещали газетные репортеры, находившие интересный материал для газет.
Приказание княжеское было исполнено в точности.
Семья нечаянного восприемника новорожденного княжича, потихоньку голося и горестно причитывая, через день, оплаканная родственниками и свойственниками, выехала из родного села на доморощенных, косматых лошаденках и, гонимая страшным призраком грозного
князя, потянулась от родных степей заволжских далеко-далеко к цветущей заднепровской Украине, к этой обетованной земле великорусского крепостного, убегавшего от своей горе-горькой жизни.
К тому же эта прелестная девушка в самые ранние годы своей юности вдруг совсем осиротела и, оставаясь одна на всем свете, по самому своему положению внушала к себе сочувствие и как бы по повелению самой судьбы делалась естественным членом
семьи призревших ее
князей Протозановых.
Князь Дмитрий, шутивший со всеми, с Gigot, с Дон-Кихотом, с Ольгою Федотовной, шутил и с княжною Анастасией, которая была на
семь лет его старше и шуток не любила.
Бабушка, не вынесшая из всех преданий своей
семьи никакого особого уважения к
князю Платону, гнушалась, однако, вторить этому памфлету, а когда к ней с ним приставали, то она лениво, как бы нехотя, отвечала...
Такие крошечные рты, с немножко оттопыренными губками, нарисованы у всех Протозановых, которых портреты я с детства видела в бабушкином доме; но
князь Яков Львович немножко даже утрировал эту черту: его маленький ротик придавал его лицу сходство с какою-то бойкою птичкой, отчего в
семье его звали также и «чижиком».
Часов в
семь вечера
князь уехал из дому.
Возвратясь домой,
князь, кажется, только и занят был тем, что ожидал духовную, и когда часам к
семи вечера она не была еще ему привезена, он послал за нею нарочного к нотариусу; тот, наконец, привез ему духовную.
Князь подписал ее и тоже бережно запер в свой железный шкаф. Остальной вечер он провел один.
Услыхав, что ее сопернице угрожает это счастие, княгиня страшно и окончательно испугалась за самое себя; она, судя по собственным своим чувствам, твердо была убеждена, что как только родится у
князя от Елены ребенок, так он весь и навсегда уйдет в эту новую
семью; а потому, как ни добра она была и как ни чувствовала отвращение от всякого рода ссор и сцен, но опасность показалась ей слишком велика, так что она решилась поговорить по этому поводу с мужем серьезно.
Но на одиннадцатый день чувство действительности все-таки заявило о правах своих. Нельзя безнаказанно, в течение
семи дней сряду, не выходя из нумера, предаваться изнурительным исследованиям о церемонияле при погребении великого
князя Трувора. Поэтому вопрос: отчего столько дней за мной нет кареты? — вдруг встал передо мной со всею ясностью!
Многие знавали
князя назад тому лет шесть или
семь, во время его пребывания в Мордасове, и уверяли, что он тогда терпеть не мог уединения и отнюдь не был похож на затворника.
— Мы живем в наших детях,
князь, — с высоким чувством отвечала Марья Александровна. — У меня тоже есть свой ангел-хранитель! И это она, моя дочь, подруга моих мыслей, моего сердца,
князь! Она отвергла уже
семь предложений, не желая расставаться со мною.
— Будь покоен, всё пойдёт, как надо. Я — тридцать
семь лет безнаказанно служил
князьям моим, а человек — не бог, человек — не милостив, угодить ему трудно. И тебе, сватья Ульяна, хорошо будет, станешь вместо матери парням моим, а им приказано будет уважать тебя.
— Высока премудрость эта, не досягнуть её нашему разуму. Мы — люди чернорабочие, не нам об этом думать, мы на простое дело родились. Покойник
князь Юрий
семь тысяч книг перечитал и до того в мысли эти углубился, что и веру в бога потерял. Все земли объездил, у всех королей принят был — знаменитый человек! А построил суконную фабрику — не пошло дело. И — что ни затевал, не мог оправдать себя. Так всю жизнь и прожил на крестьянском хлебе.
Через месяц после «Двух Фигаро» составился опять спектакль у
князя Ив. Мих. Долгорукова. Я сам напросился сыграть какую-нибудь роль, и хозяин с благодарностью принял мое предложение; кажется, спектакль состоял из небольшой комедии Н. И. Хмельницкого «Нерешительный, или
Семь пятниц на неделе», и также маленькой комедии Коцебу «Новый век»; в последней я играл старого купца или банкира Верлова. Спектакль был миленький, но должно признаться, что Кокошкин говорил правду: это были пиески!
Князь Абрезков. Да, но вы знаете
семью Виктóра и его самого. Его отношения к Лизавете Андреевне все время были и остаются самыми почтительными и далекими. Он помогал ей, когда ей было трудно.
Князь Абрезков. Вы знаете его и его
семьи строгие православные убеждения. Я не разделяю их. Я шире смотрю на вещи. Но уважаю их и понимаю. Понимаю, что для него и в особенности для матери немыслимо сближение с женщиной без церковного брака.
Иосиф Делинский, именитый гражданин, бывший
семь раз степен-ным посадником — и всякий раз с новыми услугами отечеству, с новою честию для своего имени, — всходит на железные ступени, открывает седую, почтенную свою голову, смиренно кланяется народу и говорит ему, что
князь московский прислал в Великий Новгород своего боярина, который желает всенародно объявить его требования…
В
семье из этого ничего стройного не выходило, и благодаря тому, что падчерицы его не всегда умели скрыть, что он им неприятен и что они страдают за свою умную и образованную мать, видя ее женою такого остолопа, —
князь страдал от своего положения и даже стал возбуждать к себе сострадание в сердце очень чувствительной и доброй танты.
Ее дочери, которые унаследовали не все ее свойства, напрасно боялись, что ее пассаж со вторым браком повредит их карьере: одна из этих дочерей очень скоро и очень приятно разочаровалась в этом, потому что прибывший в их местность для принятия наследства молодой сын именитого вельможи,
князь Z., один раз побывав у тети Полли, так полюбил ее, и ее Гильдегарду, и всё их семейство, что не захотел оставаться чужим этой
семье и твердо настоял на том, чтобы ему был разрешен брак с ее старшею дочерью, с тою самою Сусанной, которая была груба к матери, стыдилась ее беременности, а потом еще более стыдилась этой своей выходки и сделалась образцом дочерней любви и уважения к матери.
Лет
семь тому назад, когда еще был жив
князь Микшадзе, на Зеленую Косу приехал погостить
князь Чайхидзев, екатеринославский помещик, друг и приятель Микшадзе.
С
семью верховными боярами и с фаворитом
князь Заборовский заодно находился и каждый божий день во дворец к больному царю езжал.
В день отъезда — чудный, ясный августовский день — вся хуторская
семья с Дмитрием Ивановичем и Маей, пришедшими проводить Волгиных, и
князем Виталием, их попутчиком до губернского города (
князь в этот день уезжал за границу), сидели в последний раз за завтраком на террасе.
Кроткий слепой ребенок пробудил в душе доброго толстяка самое живое сострадание, и под впечатлением этого чувства он написал письмо своему бывшему воспитаннику, который уже около
семи лет изучал за границей медицину: подробно изложив всю историю слепоты несчастной девочки, он спрашивал совета у
князя Виталия, к какому врачу обратиться для серьезного пользования малютки и кто из них может вернуть ей зрение.
— Да, дети, Лидочка не слепая больше, — начал Юрий Денисович глубоко растроганным, счастливым голосом, — она прозрела с Божией помощью, Господь послал своего доброго ангела спасти ее от слепоты.
Князь Виталий, по приезде нашем в город, после трудной, серьезной операции вернул зрение вашей сестрице. Поблагодарите же его хорошенько, дети. Он добрый волшебник нашей
семьи. Он избавил нас от большого несчастья.
Возвращение
князя Виктора в родительский дом и наступившее сравнительное спокойствие в этой
семье раздражало и дразнило ее.
Во время этого пожара погиб, задохнувшись в дыму, другой потомок старого
князя.
Семья его и дворня едва успели спастись.
— Государь и великий
князь, — начал Феофил. — Я, богомолец твой, со священными
семи соборов и с другими людинами, молим тебя утушить гнев, который ты возложил на отчину твою. Огонь и меч твой ходят по земле нашей, не попусти гибнуть рабам твоим под зельем их.
Я, как его поверенный, должен сказать вам, как человеку самому близкому
князю, что эти средства далеко не велики — он истратил уже почти три четверти своего состояния вместе с выделом полумиллиона своей жене, а потому для вас и для вашей
семьи на совершенно комфортабельную жизнь хватит, но на постоянные пикники со всеми вашими знакомыми, извините меня, может и не хватить, тем более, что московские родственники
князя, я ему еще этого не говорил и вас прошу держать пока в тайне, по полученным мною сведениям, хотят положить предел его безумным тратам.
Императрица-мать поцеловала изображение Христа и тогда только пролила несколько слез, но через минуту разразилась рыданиями. Вот как описывает эту трогательную сцену тяжелого горя августейшей
семьи один из ее очевидцев, наш известный поэт Жуковский, бывший тогда наставником великого
князя Александра Николаевича.
Мелкие лепты, как его, так и других друзей дома, в сокровищницу Марьи Викентьевны, в виду появления в
семье Боровиковых такого, выражаясь актерским языком, «жирного карася», как
князь Владимир, за ненадобностью прекратились, что отразилось на хозяйственном бюджете Анны Александровны, и она была очень довольна.
В Петербурге в это время готовились к свадьбе великого
князя. Туда спешили гости из Малороссии. Наталья Демьяновна собралась со всей
семьей. Она ехала по зову государыни, но главным образом влекло ее на север свиданье с ее младшим сыном, которого она не видала несколько лет.
Архиепископ Феофил, с священниками
семи церквей и с прочими сановными мужами, поехали на поклон и просьбу к великому
князю по общему приговору народа, но когда посольство это вернулось назад без успеха, волнения в городе еще более усилились.