Неточные совпадения
— Позвольте, господа, позвольте; не теснитесь, дайте пройти! — говорил он, пробираясь сквозь толпу, — и
сделайте одолжение, не угрожайте; уверяю вас, что ничего не будет, ничего не
сделаете, не робкого десятка-с, а, напротив, вы же, господа, ответите, что насилием прикрыли уголовное дело.
— В сущности, мы едва ли имеем право
делать столь определенные выводы о жизни людей. Из
десятков тысяч мы знаем, в лучшем случае, как живет сотня, а говорим так, как будто изучили жизнь всех.
Варвара возвратилась около полуночи. Услышав ее звонок, Самгин поспешно зажег лампу, сел к столу и разбросал бумаги так, чтоб видно было: он давно работает. Он
сделал это потому, что не хотел говорить с женою о пустяках. Но через
десяток минут она пришла в ночных туфлях, в рубашке до пят, погладила влажной и холодной ладонью его щеку, шею.
— Ну что — то есть? — сердито откликнулся Дронов. — Ну, — спекуляю разной разностью. Сорву пяток-десяток тысяч, потом — с меня сорвут. Игра. Азарт. А что мне еще
делать? Вполне приятно и это.
В нем крылась бессознательная, природная, почти непогрешительная система жизни и деятельности. Он как будто не знал, что
делал, а выходило как следует, как
сделали бы
десятки приготовленных умов путем размышления, науки, труда.
Только по итогам
сделаешь вывод, что Лондон — первая столица в мире, когда сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из конца в конец города снуют
десятки тысяч экипажей.
— Да чего нам делать-то? Известная наша музыка, Миколя; Данила даже двух арфисток вверх ногами поставил: одну за одну ногу схватил, другую за другую да обеих, как куриц, со всем потрохом и поднял… Ох-хо-хо!.. А публика даже уж точно решилась: давай Данилу на руках качать. Ну, еще акварию раздавили!.. Вот только тятеньки твоего нет, некогда ему, а то мы и с молебном бы ярмарке отслужили. А тятеньке везет, на третий
десяток перевалило.
Не прошло недели деревенского житья, как Надежда Васильевна почувствовала уже, что времени у нее не хватает для самой неотступной работы, не говоря уже о том, что было бы желательно
сделать. Приходилось, как говорится, разрываться на части, чтобы везде поспеть: проведать опасную родильницу, помочь нескольким больным бабам, присмотреть за выброшенными на улицу ребятишками… А там уже до
десятка белоголовых мальчуганов и девчонок исправно являлись к Надежде Васильевне каждое утро, чтобы «происходить грамоту».
Он осторожен и в то же время предприимчив, как лисица; болтлив, как старая женщина, и никогда не проговаривается, а всякого другого заставит высказаться; впрочем, не прикидывается простачком, как это
делают иные хитрецы того же
десятка, да ему и трудно было бы притворяться: я никогда не видывал более проницательных и умных глаз, как его крошечные, лукавые «гляделки» [Орловцы называют глаза гляделками, так же как рот едалом.
— Ну-ну, не важность. Вот ты мне тройку подвалила — разве такие тройки бывают!
Десятка с девяткой — ах ты,
сделай милость! Отставь назад.
Некоторые из них
делали обороты на
десятки тысяч, а иные даже имели лавки в Москве.
Решительно нет ничего; но я сам, рассуждающий теперь так спокойно и благоразумно, очень помню, что в старые годы страстно любил стрельбу в узерк и, несмотря на беспрерывный ненастный дождь, от которого часто сырел на полке порох, несмотря на проклятые вспышки (ружья были тогда с кремнями), которые приводили меня в отчаяние, целые дни, правда очень короткие, от зари до зари, не пивши, не евши, мокрый до костей,
десятки верст исхаживал за побелевшими зайцами… то же
делали и другие.
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько
десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет на некоторое расстояние в другом направлении, поднимется и,
сделав круг, залетит с противоположной стороны к тому месту, где скрылась; опять садится на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Сам ее так уважаю, что думаю: не ты ли, проклятая, и землю и небо
сделала? а сам на нее с дерзостью кричу: «ходи шибче», да все под ноги ей лебедей, да раз руку за пазуху пущаю, чтобы еще одного достать, а их, гляжу, там уже всего с
десяток остался…
Он рассыпался над селом золотым дождем; в честь его назначались особенные радения, на которых Гузнов гремел и прорицал, а"голуби"кружились и скакали, выкрикивая:"Накатил, сударь, накатил!"Жертвы меняльного фанатизма вербовались
десятками, а становой пристав, получив мзду, ходил по улице и
делал вид, что все обстоит благополучно.
В другой брошюре, под заглавием: «Сколько нужно людей, чтобы преобразить злодейство в праведность», он говорит: «Один человек не должен убивать. Если он убил, он преступник, он убийца. Два, десять, сто человек, если они
делают это, — они убийцы. Но государство или народ может убивать, сколько он хочет, и это не будет убийство, а хорошее, доброе дело. Только собрать побольше народа, и бойня
десятков тысяч людей становится невинным делом. Но сколько именно нужно людей для этого?
На каждый из этих пунктов он ставит еще
десятки вопросов, ответы на которые дает потом из сочинений известных богословов, а главное предоставляет самому читателю
сделать вывод из изложения всей книги.
Общее дело надо
делать, говорят люди и спорят промеж себя неугомонно, откликаясь на каждое неправильно сказанное слово
десятком других, а на этот
десяток — сотнею и больше.
— Здесь, — говорил он, —
делали поляки подкоп; вон там, в этом овраге, Лисовский совсем было попался в руки удалым служителям монастырским. А здесь, против этой башни, молодец Селява, обрекши себя неминуемой смерти, перекрошил один около
десятка супостатов и умер, выкупая своею кровию погибшую душу родного брата, который передался полякам.
— Нет, Трама, я предпочел бы иметь свою мастерскую и
десятка три вот таких молодцов, как вы. Ого, тут мы
сделали бы кое-что…
Но как бы хорошо человек ни выбрал жизнь для себя — ее хватает лишь на несколько
десятков лет, — когда просоленному морской водою Туба минуло восемьдесят — его руки, изувеченные ревматизмом, отказались работать — достаточно! — искривленные ноги едва держали согнутый стан, и, овеянный всеми ветрами старик, он с грустью вышел на остров, поднялся на гору, в хижину брата, к детям его и внукам, — это были люди слишком бедные для того, чтоб быть добрыми, и теперь старый Туба не мог — как
делал раньше — приносить им много вкусных рыб.
А Лунёв подумал о жадности человека, о том, как много пакостей
делают люди ради денег. Но тотчас же представил, что у него —
десятки, сотни тысяч, о, как бы он показал себя людям! Он заставил бы их на четвереньках ходить пред собой, он бы… Увлечённый мстительным чувством, Лунёв ударил кулаком по столу, — вздрогнул от удара, взглянул на дядю и увидал, что горбун смотрит на него, полуоткрыв рот, со страхом в глазах.
Я пережил
десятки ваших ужинов и обедов, когда вы говорили и
делали, что хотели, а я должен был слушать, видеть и молчать, — я не хочу подарить вам этого.
— Я собрал бы остатки моей истерзанной души и вместе с кровью сердца плюнул бы в рожи нашей интеллигенции, чер-рт ее побери! Я б им сказал: «Букашки! вы, лучший сок моей страны! Факт вашего бытия оплачен кровью и слезами
десятков поколений русских людей! О! гниды! Как вы дорого стоите своей стране! Что же вы
делаете для нее? Превратили ли вы слезы прошлого в перлы? Что дали вы жизни? Что
сделали? Позволили победить себя? Что
делаете? Позволяете издеваться над собой…»
— Революционеры — враги царя и бога.
Десятка бубен, тройка, валет пик. Они подкуплены немцами для того, чтобы разорить Россию… Мы, русские, стали всё
делать сами, а немцам… Король, пятёрка и девятка, — чёрт возьми! Шестнадцатое совпадение!..
— Ты живи так —
сделал, что назначено, а сам в сторону. Бойких людей опасайся: из
десятка бойких — один, может, добьётся, девять — разобьётся.
В горах встречается много бродячих растений, которые точно сознательно идут в известном направлении,
делая по дороге остановки для отдыха. Конечно, для таких передвижений нужны
десятки и сотни лет.
Будущность его представляется мне ясно. За всю свою жизнь он приготовит несколько сотен препаратов необыкновенной чистоты, напишет много сухих, очень приличных рефератов,
сделает с
десяток добросовестных переводов, но пороха не выдумает. Для пороха нужны фантазия, изобретательность, умение угадывать, а у Петра Игнатьевича нет ничего подобного. Короче говоря, это не хозяин в науке, а работник.
Все эти ужасы были только далеким откликом кровавого замирения Башкирии, когда русские проделывали над пленными башкирами еще большие жестокости:
десятками сажали на кол, как
делал генерал Соймонов под Оренбургом, вешали сотнями, отрубали руки, обрезывали уши, морили по тюрьмам и вообще изводили всяческими способами тысячи людей.
Правительству достаточно разбросать по приискам несколько
десятков своих контор, где старатель мог бы
сделать и заявку открытых россыпей и сдать добытый металл за ту же цену, какую получают теперь капиталисты-золотопромышленники.
— Это
делает честь вашим нежным чувствам. Но прилагаете вы их не в то место. Разве можно иначе с этими… (Его лицо выразило презрение, даже больше, какую-то ненависть.) Из этих
десятков свалившихся, как бабы, может быть, только несколько человек действительно изнемогли. Я
делаю это не из жестокости — во мне ее нет. Нужно поддерживать спайку, дисциплину. Если б с ними можно было говорить, я бы действовал словом. Слово для них — ничто. Они чувствуют только физическую боль.
В это самое время милосердая Катерина Михайловна была в исключительно филантропическом расположении духа вследствие того, что ей принесли оброка до полуторы тысячи ассигнациями и неизвестно откуда явился кочующий по помещикам разносчик с красным товаром, и потому старуха придумывала, кому из горничных, которых было у ней до двух
десятков, и что именно купить на новое платье, глубоко соображая в то же время, какой бы подарок
сделать и милому m-r Мишо, для которого все предлагаемые в безграмотном реестре материи, начиная от английского трико до индийского кашемира, казались ей недостойными.
— Силища у него была — беда, какая! Двупудовой гирей два
десятка раз без передыху крестился. А дела — нету, земли — маленько, вовсе мало… и не знай сколько! Просто — жрать нечего, ходи в кусочки. Я, маленький, и ходил по татарам, у нас там все татара живут, добрые Татара, такие, что — на! Они — все такие. А отцу — чего
делать? Вот и начал он лошадей воровать… жалко ему было нас…
— Что делать-то, батюшка, — отвечал старик мягким голосом, — нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет — да! Хоть бы и мое дело, не молодой бы молодик, а на седьмой
десяток валит… Пора бы не бревна катать, а лыко драть да на печке лежать — да!
На
десятке дуэлей, которые имел в полку, я из троих моих противников
сделал решето: по мертвым стрелял несколько раз…
На балконе показался Завалишин в фантастическом русском костюме: в чесучовой поддевке поверх шелковой голубой косоворотки и в высоких лакированных сапогах. Этот костюм, который он всегда носил дома,
делал его похожим на одного из провинциальных садовых антрепренеров, охотно щеголяющих перед купечеством широкой натурой и одеждой в русском стиле. Сходство дополняла толстая золотая цепь через весь живот, бряцавшая
десятками брелоков-жетонов.
И никто из губернаторской прислуги — ни швейцар, ни другие — не заметили подозрительного субъекта, хотя он
десятки раз прошел мимо парадного; а ночью один из агентов для опыта подергал дверь, и она оказалась незапертой, так что он походил по швейцарской, для доказательства
сделал царапину на стене и незамеченный ушел.
Какое сознание прав человека могло развиться в том, кого с малых лет воспитывали в той мысли, что у него есть тысяча, или сотня, или
десяток (все равно) людей, которых назначение — служить ему, выполнять его волю — и с которыми он может
сделать все, что хочет?
Когда Марфа уверилась, что старик ушел, она села за стан и стала ткать. Она ударила раз
десяток бердом, но руки не шли, она остановилась и стала думать и вспоминать, каким она сейчас видела Корнея, — она знала, что это был он — тот самый, который убивал ее и прежде любил ее, и ей было страшно за то, что она сейчас
сделала. Не то она
сделала, что надо было. А как же надо было обойтись с ним? Ведь он не сказал, что он Корней и что он домой пришел.
Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по
десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле — и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку — и извлек огонь. Потом из собственных волос
сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»
— Вот и я то же самое, — поддержал, встав на ноги и держась за спинку скамьи, большой сухощавый духовный. — Вот у них в городе дьякон гласом подупавши, многолетие вроде как петух выводит. Пригласили меня за
десятку позднюю обедню
сделать. Многолетие проворчу и опять в ночь в свое село.
Не по нраву пришлись Чапурину слова паломника. Однако
сделал по его: и куму Ивану Григорьичу, и удельному голове, и Алексею шепнул, чтоб до поры до времени они про золотые прииски никому не сказывали. Дюкова учить было нечего, тот был со Стуколовым заодно. К тому же парень был не говорливого
десятка, в молчанку больше любил играть.
Я не один
десяток раз присутствовал при том, как он
делал интубацию, не один
десяток раз сам проделывал ее на фантоме и на трупе.
Ему не нравилось место, на котором он ежедневно спокойно стоял в течение
десятка годов; хотелось тоже
делать что-нибудь такое праздничное, что
делают другие.
Пройдут
десятки, может быть и сотни лет, но придет время, когда наши внуки будут удивляться на наши суды, тюрьмы, казни так же, как мы удивляемся теперь на сжигание людей, на пытки. «Как могли они не видеть всю бессмысленность, жестокость и зловредность того, что они
делали?» — скажут наши потомки.
— Ну, ежели казенная цена, так уж тут нечего
делать. Только вот что — псалтырей-то, земляк, отбери не
десяток, а тройку… Будет с них, со псов, чтоб им издохнуть!.. Значит, двадцать пять рублев за книги-то будет?
— С порядочным, — кивнув вбок головой, слегка наморщив верхнюю губу, сказал Смолокуров. — По тамошним местам он будет из первых. До Сапожниковых далеко, а деньги тоже водятся. Это как-то они, человек с
десяток, складчи́ну было
сделали да на складочны деньги стеариновый завод завели. Не пошло. Одни только пустые затеи. Другие-то, что с Зиновьем Алексеичем в до́лях были, хошь кошель через плечо вешай, а он ничего, ровно блоха его укусила.
— Извольте-с. У меня есть мысль, соображение или, лучше сказать, совершенно верный, математически рассчитанный и точный, зрело обдуманный план в полгода времени
сделать из двадцати пяти тысяч рублей серебром громадное состояние в несколько
десятков миллионов.
Может быть, и совсем бы не рубил
десятки лет и
сделал бы из этого дремучего бора «заказник».
Он ей верил; факты налицо. Рудич — мот и эгоист, брюзга, важнюшка, барич, на каждом шагу «щуняет ее», — она так нарочно и выразилась сейчас, по-мужицки, — ее «вульгарным происхождением», ни чуточки ее не жалеет, пропадает по целым ночам,
делает истории из-за каждого рубля на хозяйство, зная, что проиграл не один
десяток тысяч ее собственных денег.