Неточные совпадения
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все
светские… Только я,
право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
Зато любовь красавиц нежных
Надежней дружбы и родства:
Над нею и средь бурь мятежных
Вы сохраняете
права.
Конечно так. Но вихорь моды,
Но своенравие природы,
Но мненья
светского поток…
А милый пол, как пух, легок.
К тому ж и мнения супруга
Для добродетельной жены
Всегда почтенны быть должны;
Так ваша верная подруга
Бывает вмиг увлечена:
Любовью шутит сатана.
— И, что ты! в Петербург! Я и от людей-то отвыкла.
Право. Месяца с два тому назад вице-губернатор наш уезд ревизовал, так Филофей Павлыч его обедать сюда пригласил. Что ж бы ты думал? Спрашивает он меня за обедом… ну, одним словом, разговаривает, а я, как солдат, вскочила, это, из-за стола:"Точно так, ваше превосходительство!.."Совсем-таки
светское обращение потеряла.
— Нет, уж обойдитесь как-нибудь без
прав; не завершайте низость вашего предположения глупостью. Вам сегодня не удается. Кстати, уж не боитесь ли вы и
светского мнения и что вас за это «столько счастья» осудят? О, коли так, ради бога не тревожьте себя. Вы ни в чем тут не причина и никому не в ответе. Когда я отворяла вчера вашу дверь, вы даже не знали, кто это входит. Тут именно одна моя фантазия, как вы сейчас выразились, и более ничего. Вы можете всем смело и победоносно смотреть в глаза.
— Ах, маменька, какие вы,
право, — жеманно возражала Алена Евстратьевна, совсем сконфуженная незнанием Татьяны Власьевны
светских приличий. — Это везде так принято в порядочном обществе…
Не
светская женщина теперь перед вами, вам стоит только взглянуть на меня, не львица… так, кажется, нас величают… а бедное, бедное существо, которое,
право, достойно сожаления.
Несмотря на это распадение с жизнию, ученые, памятуя, какой могучий голос имели университеты и доктора в средние века, когда к ним относились с вопросами глубочайшей важности, захотели вершать безапелляционным судом все сциентифические и художественные споры; они, подрывшие во имя всеобщего
права исследования касту католических духовных пастырей, показывали поползновение составить свой цех пастырей
светских.
Тип лица молоденькой
светской девицы невольно сообщился Психее, и чрез то получила она своеобразное выражение, дающее
право на название истинно оригинального произведения.
Ты не веришь моему равнодушию к
светским удовольствиям, говоря: «Пусть безобразные женщины ненавидят зеркало; красота и любезность охотно в него заглядывают, — а свет есть для нас зеркало!» Но я,
право, не думаю тебя обманывать.
— Ну, нет; что вы смеетесь! Он,
право, хороший человек, немного
светский, но не похож на других. Посмотрите, сколько у него души в пении!
Когда они прихлебывали чай из своих чашек, то каждая непременно самым противоестественным образом оттопыривала в сторону мизинец
правой руки, что, как известно, считается признаком
светского тона и грациозной изнеженности.
Носители прежней власти, теряя веру в церковную для нее опору и живое чувство религиозной связи с подданными, все больше становились представителями вполне
светского абсолютизма, борющегося с подданными за свою власть под предлогом защиты своих священных
прав: священная империя, накануне своего падения, вырождается в полицейское государство, пораженное страхом за свое существование.
Таким образом в этот великий день было совершено два освобождения: получили
право новой жизни Висленев и Бодростин, и оба они были обязаны этим Глафире, акции которой, давно возвышенные на
светской бирже, стали теперь далеко выше пари и на базаре домашней суеты. Оба они были до умиления тронуты; у старика на глазах даже сверкали слезы, а Висленев почти плакал, а через час, взойдя в кабинет Бодростина, фамильярно хлопнул его по плечу и шепнул...
Эта последняя была женщина
светская, — по-своему очень неглупая, щедрая, даже расточительная; она занялась Пенькновским с знанием дела: экипировала его со вкусом и так выдержала в отношении всей его внешности, что в одно прекрасное утро все мы, невзначай взглянув на моего друга, почувствовали, что он имеет неоспоримое
право называться замечательным красавцем.
Он был актер"старой"школы, но какой? Не ходульной, а тонкой, правдивой, какая нужна для высокой комедии. Когда-то первый любовник в
светских ролях, Сосницкий служил даже моделью для петербургских фешенеблей, а потом перешел на крупные роли в комедии и мог с полным
правом считаться конкурентом М.С.Щепкина, своего старшего соратника по сцене.
В тоне Виктора Павловича она прочла приговор мужу. И ему больно за Александра Ильича, — ему, человеку служебной карьеры, никогда не знавшему ничего, кроме чиновничьих своих обязанностей. Но он имеет
право уважать себя… Прошлое его вяжется с настоящим… Он честен, стоит за закон, строг к себе, пользуется властью не для суетных услаждений сословного или
светского чванства.
То рыцари немецкие, искавшие иные опасностей, славы и награды небесной, другие добычи, земель и вассалов, наступили на нее, окрестили ее мечом и первые ознакомили бедных ее жителей с именем и
правами господина, с высокими замками, данью и насилиями; то власти, ею управлявшие, духовные и
светские, епископы и гермейстеры [Гермейстер — глава рыцарских орденов меченосцев и Тевтонского в Ливонии (нем.).], в споре за первенство свое, терзали ее на части.
Сигизмунд Нарцисович был
прав — должность сердца молодой девушки исправляли пока
светские мнения о приличии.
Мы не будем рассказывать эти, подчас довольно пошлые вариации
светских сплетен, так как все они были далеки от той истины, которую мы, по
праву бытописателя, открыли перед нашими читателями; скажем лишь, что эти толки заняли около месяца, срок громадный для скучающих одним и тем же известием и жаждущих новизны
светских кумушек.
— Что, ваша светлость, разве я не
прав? От меня ничего не укроется… Жениться, кажется, князю Святозарову на любовнице Потемкина не приходится… А ведь я и женю… Это убьет твою мать. Слышишь… женю… Это
светский скандал… Похуже, чем дело Безбородко…
В таких лицах тогда недостатка не было. К митрополиту была вхожа целая группа
светских людей, из коих каждый мог основательно оспаривать у другого
право и на общественное уважение, и на набожность и благочестие. Таковы, например, были: Степан Онисимович Бурачок (изд. «Маяка»), граф Дмитрий Николаевич Толстой, Андрей Николаевич Муравьев, Андрей Андреевич Вагнер, Аркадий Николаевич Мазовской и Иван Якимович Мальцев.