Неточные совпадения
Вронскому, бывшему при нем как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными
лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и Цыгане, и кутежи с
русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил себе
русский дух, бил подносы с посудой, сажал на колени Цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только в этом и состоит весь
русский дух?
Из таких
лиц в особенности занимала ее одна
русская девушка, приехавшая на воды с больною
русскою дамой, с мадам Шталь, как ее все звали.
Признав этих
лиц за
Русских, Кити уже начала в своём воображении составлять о них прекрасный и трогательный роман.
Манера обращения принца с теми самыми
лицами, которые, к удивлению Вронского, из кожи вон лезли, чтобы доставлять ему
русские удовольствия, была презрительна.
— На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие глаза на
лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к Цыганам! Знаешь, я очень полюбил Цыган и
русские песни.
Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в
русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было
лицо.
Хотя, конечно, они
лица не так заметные, и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные, хотя главные ходы и пружины поэмы не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, — но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то что сам человек
русский, хочет быть аккуратен, как немец.
«Вот, посмотри, — говорил он обыкновенно, поглаживая его рукою, — какой у меня подбородок: совсем круглый!» Но теперь он не взглянул ни на подбородок, ни на
лицо, а прямо, так, как был, надел сафьяновые сапоги с резными выкладками всяких цветов, какими бойко торгует город Торжок благодаря халатным побужденьям
русской натуры, и, по-шотландски, в одной короткой рубашке, позабыв свою степенность и приличные средние лета, произвел по комнате два прыжка, пришлепнув себя весьма ловко пяткой ноги.
Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Всё те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли
русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет
Знакомых
лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?
«Уж не немка ли здесь хозяйка?» — пришло ему на мысль; но хозяйкой оказалась
русская, женщина лет пятидесяти, опрятно одетая, с благообразным умным
лицом и степенною речью.
Обнаженное
лицо его совершенно утратило черту, придававшую ему сходство со множеством тех суздальских
лиц, которые, сливаясь в единое
лицо, создают образ неискоренимого, данного навсегда
русского человека.
Он перевелся из другого города в пятый класс; уже третий год, восхищая учителей успехами в науках, смущал и раздражал их своим поведением. Среднего роста, стройный, сильный, он ходил легкой, скользящей походкой, точно артист цирка.
Лицо у него было не
русское, горбоносое, резко очерченное, но его смягчали карие, женски ласковые глаза и невеселая улыбка красивых, ярких губ; верхняя уже поросла темным пухом.
Владимирские пастухи-рожечники, с аскетическими
лицами святых и глазами хищных птиц, превосходно играли на рожках
русские песни, а на другой эстраде, против военно-морского павильона, чернобородый красавец Главач дирижировал струнным инструментам своего оркестра странную пьесу, которая называлась в программе «Музыкой небесных сфер». Эту пьесу Главач играл раза по три в день, публика очень любила ее, а люди пытливого ума бегали в павильон слушать, как тихая музыка звучит в стальном жерле длинной пушки.
Он сильно поседел, снова отрастил три бороды и длинные волосы; похудевшее
лицо его снова стало
лицом множества
русских, суздальских людей.
Татарин был длинный, с узким
лицом, реденькой бородкой и напоминал Ли Хунг-чанга, который гораздо меньше похож на человека, чем
русский царь.
Клим достал из кармана очки, надел их и увидал, что дьякону лет за сорок, а
лицо у него такое, с какими изображают на иконах святых пустынников. Еще более часто такие
лица встречаются у торговцев старыми вещами, ябедников и скряг, а в конце концов память создает из множества подобных
лиц назойливый образ какого-то как бы бессмертного
русского человека.
Лицо Попова налилось бурой кровью, глаза выкатились, казалось, что он усиленно старается не задремать, но волосатые пальцы нервозно барабанили по коленям, голова вращалась так быстро, точно он искал кого-то в толпе и боялся не заметить. На тестя он посматривал сердито, явно не одобряя его болтовни, и Самгин ждал, что вот сейчас этот неприятный человек начнет возражать тестю и затрещит бесконечный, бесплодный, юмористически неуместный на этом параде красивых женщин диалог двух
русских, которые все знают.
— Вот все чай пью, — говорила она, спрятав ‹
лицо› за самоваром. — Пусть кипит вода, а не кровь. Я, знаешь, трусиха, заболев — боюсь, что умру. Какое противное, не
русское слово — умру.
— Что же, при республике все эти бурята, калмыки и дикари получат право жениться на
русских? — Она была высокая, с длинным
лицом, которое заканчивалось карикатурно острым подбородком, на ее хрящеватом носу дрожало пенсне, на груди блестел шифр воспитанницы Смольного института.
Его особенно удивляла легкость движений толстяка, легкость его речи. Он даже попытался вспомнить: изображен в
русской литературе такой жизнерадостный и комический тип? А Бердников, как-то особенно искусно смазывая редиску маслом, поглощая ее, помахивая пред
лицом салфеткой, распевал тонким голоском...
— Стойте! — спокойнее и трезвее сказал Бердников, его
лицо покрылось, как слезами, мелким потом и таяло. — Вы не можете сочувствовать распродаже родины, если вы честный,
русский человек. Мы сами поднимем ее на ноги, мы, сильные, талантливые, бесстрашные…
Было очень шумно, дымно, невдалеке за столом возбужденный еврей с карикатурно преувеличенным носом непрерывно шевелил всеми десятью пальцами рук пред
лицом бородатого
русского, курившего сигару, еврей тихо, с ужасом на
лице говорил что-то и качался на стуле, встряхивал кудрявой головою.
А в сыне ей мерещился идеал барина, хотя выскочки, из черного тела, от отца бюргера, но все-таки сына
русской дворянки, все-таки беленького, прекрасно сложенного мальчика, с такими маленькими руками и ногами, с чистым
лицом, с ясным, бойким взглядом, такого, на каких она нагляделась в
русском богатом доме, и тоже за границею, конечно, не у немцев.
Через несколько минут послышались шаги, портьера распахнулась. Софья вздрогнула, мельком взглянула в зеркало и встала. Вошел ее отец, с ним какой-то гость, мужчина средних лет, высокий, брюнет, с задумчивым
лицом. Физиономия не
русская. Отец представил его Софье.
Но лишь коснется речь самой жизни, являются на сцену
лица, события, заговорят в истории, в поэме или романе, греки, римляне, германцы,
русские — но живые
лица, — у Райского ухо невольно открывается: он весь тут и видит этих людей, эту жизнь.
— Друг мой, если хочешь, никогда не была, — ответил он мне, тотчас же скривившись в ту первоначальную, тогдашнюю со мной манеру, столь мне памятную и которая так бесила меня: то есть, по-видимому, он само искреннее простодушие, а смотришь — все в нем одна лишь глубочайшая насмешка, так что я иной раз никак не мог разобрать его
лица, — никогда не была!
Русская женщина — женщиной никогда не бывает.
— Насмешливо-с, то есть немножко насмешливо, этакая добрая
русская улыбка такая, знаете; ну,
лицу, конечно, под досадную руку, знаете: «Ты здесь, борода, чего дожидаешься?
Да и сверх того, им было вовсе не до
русской литературы; напротив, по его же словам (он как-то раз расходился), они прятались по углам, поджидали друг друга на лестницах, отскакивали как мячики, с красными
лицами, если кто проходил, и «тиран помещик» трепетал последней поломойки, несмотря на все свое крепостное право.
Из остальных я припоминаю всего только два
лица из всей этой молодежи: одного высокого смуглого человека, с черными бакенами, много говорившего, лет двадцати семи, какого-то учителя или вроде того, и еще молодого парня моих лет, в
русской поддевке, —
лицо со складкой, молчаливое, из прислушивающихся.
Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль, в неизвестное будущее: английский лоцман, в синей куртке, в кожаных панталонах, с красным
лицом, да
русский штурман, с знаком отличия беспорочной службы, указывают пальцем путь кораблю и безошибочно назначают день и час его прибытия.
Отворив дверь из коридора, мать-Шустова ввела Нехлюдова в маленькую комнатку, где перед столом на диванчике сидела невысокая полная девушка в полосатой ситцевой кофточке и с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на мать,
лицо. Против нее сидел, согнувшись вдвое на кресле, в
русской, с вышитым воротом рубашке молодой человек с черными усиками и бородкой. Они оба, очевидно, были так увлечены разговором, что оглянулись только тогда, когда Нехлюдов уже вошел в дверь.
Арестанты — бородатые, бритые, старые, молодые,
русские, инородцы, некоторые с бритыми полуголовами, гремя ножными кандалами, наполняли прихожую пылью, шумом шагов, говором и едким запахом пота. Арестанты, проходя мимо Масловой, все жадно оглядывали ее, и некоторые с измененными похотью
лицами подходили к ней и задевали ее.
— Epouvantable! [Ужасно!] — сказала она про жару. — Я не переношу этого. Се climat me tue. [Этот климат меня убивает.] — И, поговорив об ужасах
русского климата и пригласив Нехлюдова приехать к ним, она дала знак носильщикам. — Так непременно приезжайте, — прибавила она, на ходу оборачивая свое длинное
лицо к Нехлюдову.
Можно желать братства и единения
русских, французов, англичан, немцев и всех народов земли, но нельзя желать, чтобы с
лица земли исчезли выражения национальных ликов, национальных духовных типов и культур.
И его разумная и трезвая правость, его рационалистическое славянофильство столкнулись
лицом к
лицу со скрытой силой, безумной и опьяненной, с темным вином
русской земли.
Серафим спасет его и всех грешных
русских людей, предстательствуя перед Всевышним от
лица русской земли.
Знатоки
русской женской красоты могли бы безошибочно предсказать, глядя на Грушеньку, что эта свежая, еще юношеская красота к тридцати годам потеряет гармонию, расплывется, самое
лицо обрюзгнет, около глаз и на лбу чрезвычайно быстро появятся морщиночки, цвет
лица огрубеет, побагровеет может быть, — одним словом, красота на мгновение, красота летучая, которая так часто встречается именно у
русской женщины.
Да и недурна она вовсе была, в
русском вкусе — высокая, дебелая, полнотелая, с глазами прекрасными,
лицо, положим, грубоватое.
— А почем я знаю, про какого? Теперь у них до вечера крику будет. Я люблю расшевелить дураков во всех слоях общества. Вот и еще стоит олух, вот этот мужик. Заметь себе, говорят: «Ничего нет глупее глупого француза», но и
русская физиономия выдает себя. Ну не написано ль у этого на
лице, что он дурак, вот у этого мужика, а?
Хороша
русская удаль, да не многим она к
лицу; а бездарные Полежаевы второй руки невыносимы.
Внутри избы были 2 комнаты. В одной из них находились большая
русская печь и около нее разные полки с посудой, закрытые занавесками, и начищенный медный рукомойник. Вдоль стен стояли 2 длинные скамьи; в углу деревянный стол, покрытый белой скатертью, а над столом божница со старинными образами, изображающими святых с большими головами, темными
лицами и тонкими длинными руками.
Женщина с удивлением посмотрела на нас, и вдруг на
лице ее изобразилась тревога. Какие
русские могут прийти сюда? Порядочные люди не пойдут. «Это — чолдоны [Так удэгейцы называют разбойников.]», — подумала она и спряталась обратно в юрту. Чтобы рассеять ее подозрения, Дерсу заговорил с ней по-удэгейски и представил меня как начальника экспедиции. Тогда она успокоилась.
Естественно, что наше появление вызвало среди китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком послал куда-то рабочих. Спустя некоторое время в фанзу пришел еще один китаец. На вид ему было 35 лет. Он был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами
лица. Наш новый знакомый был одет заметно лучше других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился к нам на
русском языке и стал расспрашивать, кто мы такие и куда идем.
Ведь англичанка не похожа на француженку, немка на
русскую, а у ней и меняется
лицо, и все одно
лицо, — какая странная!
А вот идет по полю девушка, — как странно! — и
лицо, и походка, все меняется, беспрестанно меняется в ней; вот она англичанка, француженка, вот она уж немка, полячка, вот стала и
русская, опять англичанка, опять немка, опять
русская, — как же это у ней все одно
лицо?
Я бы ничего не имела возразить, если бы вы покинули Адель для этой грузинки, в ложе которой были с ними обоими; но променять француженку на
русскую… воображаю! бесцветные глаза, бесцветные жиденькие волосы, бессмысленное, бесцветное
лицо… виновата, не бесцветное, а, как вы говорите, кровь со сливками, то есть кушанье, которое могут брать в рот только ваши эскимосы!
Толстый булочник и переплетчик, коего
лицо казалось в красненьком сафьянном переплете, под руки отвели Юрку в его будку, наблюдая в сем случае
русскую пословицу: долг платежом красен.
Монгольская сторона московского периода, исказившая славянский характер
русских, фухтельное бесчеловечье, исказившее петровский период, воплотилось во всей роскоши безобразия в графе Аракчееве. Аракчеев, без сомнения, одно из самых гнусных
лиц, всплывших после Петра I на вершины
русского правительства; этот
Повар был поражен, как громом; погрустил, переменился в
лице, стал седеть и…
русский человек — принялся попивать. Дела свои повел он спустя рукава, Английский клуб ему отказал. Он нанялся у княгини Трубецкой; княгиня преследовала его мелким скряжничеством. Обиженный раз ею через меру, Алексей, любивший выражаться красноречиво, сказал ей с своим важным видом, своим голосом в нос...
Я сначала жил в Вятке не один. Странное и комическое
лицо, которое время от времени является на всех перепутьях моей жизни, при всех важных событиях ее, —
лицо, которое тонет для того, чтоб меня познакомить с Огаревым, и машет фуляром с
русской земли, когда я переезжаю таурогенскую границу, словом К. И. Зонненберг жил со мною в Вятке; я забыл об этом, рассказывая мою ссылку.