Неточные совпадения
Краса и гордость
русская,
Белели
церкви Божии
По горкам, по холмам,
И с ними в славе спорили
Дворянские дома.
Дома с оранжереями,
С китайскими беседками
И с английскими парками;
На каждом флаг играл,
Играл-манил приветливо,
Гостеприимство
русскоеИ ласку обещал.
Французу не привидится
Во сне, какие праздники,
Не день, не два — по месяцу
Мы задавали тут.
Свои индейки жирные,
Свои наливки сочные,
Свои актеры, музыка,
Прислуги — целый полк!
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда
церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца
русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
— Как! чтобы жиды держали на аренде христианские
церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на
Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Мне тогда было всего лет восемь, но я уже побывал в своей жизни в Орле и в Кромах и знал некоторые превосходные произведения
русского искусства, привозимые купцами к нашей приходской
церкви на рождественскую ярмарку.
А город, окутанный знойным туманом и густевшими запахами соленой рыбы, недубленых кож, нефти, стоял на грязном песке; всюду, по набережной и в пыли на улицах, сверкала, как слюда, рыбья чешуя, всюду медленно шагали распаренные восточные люди, в тюбетейках, чалмах, халатах; их было так много, что город казался не
русским, а
церкви — лишними в нем.
— Надо. Отцы жертвовали на
церкви, дети — на революцию. Прыжок — головоломный, но… что же, брат, делать? Жизнь верхней корочки несъедобного каравая, именуемого Россией, можно озаглавить так: «История головоломных прыжков
русской интеллигенции». Ведь это только господа патентованные историки обязаны специальностью своей доказывать, что существуют некие преемственность, последовательность и другие ведьмы, а — какая у нас преемственность? Прыгай, коли не хочешь задохнуться.
«Семь епископов отлучили Льва Толстого от
церкви. Семеро интеллигентов осудили, отвергают традицию
русской интеллигенции — ее критическое отношение к действительности, традицию интеллекта, его движущую силу».
«Вот госпиталь, вот казармы», — говорил один, «это
церковь такая-то», — перебивал другой, «а это дом
русского консула», — добавил третий.
Русская история явила совершенно исключительное зрелище — полнейшую национализацию
церкви Христовой, которая определяет себя, как вселенскую.
На необъятной
русской равнине возвышаются
церкви, подымаются святые и старцы, но почва равнины еще натуралистическая, быт еще языческий.
По
русскому же пониманию и упованию надо, чтобы не
церковь перерождалась в государство, как из низшего в высший тип, а, напротив, государство должно кончить тем, чтобы сподобиться стать единственно лишь
церковью и ничем иным более.
Желая везде и во всем убить всякий дух независимости, личности, фантазии, воли, Николай издал целый том церковных фасад, высочайше утвержденных. Кто бы ни хотел строить
церковь, он должен непременно выбрать один из казенных планов. Говорят, что он же запретил писать
русские оперы, находя, что даже писанные в III Отделении собственной канцелярии флигель-адъютантом Львовым никуда не годятся. Но это еще мало — ему бы издать собрание высочайше утвержденных мотивов.
Москва того времени была центром, к которому тяготело все неслужащее поместное
русское дворянство. Игроки находили там клубы, кутилы дневали и ночевали в трактирах и у цыган, богомольные люди радовались обилию
церквей; наконец, дворянские дочери сыскивали себе женихов. Натурально, что матушка, у которой любимая дочь была на выданье, должна была убедиться, что как-никак, а поездки в Москву на зимние месяцы не миновать.
«Осени себя крестным знамением,
русский народ!» — раздалось в
церквах, и вслед за этими словами по всей России пронесся вздох облегчения.
Не за колдовство и не за богопротивные дела сидит в глубоком подвале колдун: им судия Бог; сидит он за тайное предательство, за сговоры с врагами православной
Русской земли — продать католикам украинский народ и выжечь христианские
церкви.
Эта нелепая, темная жизнь недолго продолжалась; перед тем, как матери родить, меня отвели к деду. Он жил уже в Кунавине, занимая тесную комнату с
русской печью и двумя окнами на двор, в двухэтажном доме на песчаной улице, опускавшейся под горку к ограде кладбища Напольной
церкви.
Единственный иерарх
церкви, о котором стоит упомянуть, когда говорят о
русской религиозной философии, это — архиепископ Иннокентий [См. «Сочинения Архиепископа Иннокентия».].
Я представляю крайнюю левую в
русской религиозной философии ренессансной эпохи, но связи с православной
Церковью не теряю и не хочу терять.
Даже у тех
русских, которые не только не имеют православной веры, но даже воздвигают гонение на православную
церковь, остается в глубине души слой, формированный православием.
Раскольники почуяли измену в
церкви и государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в
русском царстве.
Русская религиозная проблематика была очень мало связана с духовной средой, с духовными академиями, с иерархами
церкви.
Лучше был киевский период и период татарского ига, особенно для
церкви, и, уж конечно, был лучше и значительнее дуалистический, раскольничий петербургский период, в котором наиболее раскрылся творческий гений
русского народа.
К
русской социальной теме он не стал равнодушен, у него была своя социальная утопия, утопия теократическая, в которой
церковь поглощает целиком государство и осуществляет царство свободы и любви.
Так было в народе, так будет в
русской революционной интеллигенции XIX в., тоже раскольничьей, тоже уверенной, что злые силы овладели
церковью и государством, тоже устремленной к граду Китежу, но при ином сознании, когда «нетовщина» распространилась на самые основы религиозной жизни.
Хомяков идеализировал историческое
русское православие и часто бывал несправедлив к католичеству, но у него было верное чувство
церкви, бесконечно свободное.
Русские богоискатели ищут Вселенской
Церкви и новых откровений.
— Душа-человек. Как есть
русский. И не скажешь, что немец. И вино пьет, и сморкается по-нашему; в
церковь только не ходит. А на работе — дошлый-предошлый! все сам! И хозяйка у него — все сама!
— Немножко как будто с точечками, а впрочем, как есть —
русский: и в
церковь нашу ходит, и ругается по-нашему.
Плакала, слушая эту проповедь, почти навзрыд Сусанна; у Егора Егорыча также текли слезы; оросили они и глаза Сверстова, который нет-нет да и закидывал свою курчавую голову назад; кого же больше всех произнесенное отцом Василием слово вышибло, так сказать, из седла, так это gnadige Frau, которая перед тем очень редко видала отца Василия, потому что в православную
церковь она не ходила, а когда он приходил в дом, то почти не обращала на него никакого внимания; но тут, увидав отца Василия в золотой ризе, с расчесанными седыми волосами, и услыхав, как он красноречиво и правильно рассуждает о столь возвышенных предметах, gnadige Frau пришла в несказанное удивление, ибо никак не ожидала, чтобы между
русскими попами могли быть такие светлые личности.
— Я называю
русскими мартинистами, — начал Егор Егорыч, приподнимаясь немного на своей постели, — тех, кои, будучи православными, исповедуют мистицизм, и не по Бему, а по правилам и житию отцов нашей
церкви, по правилам аскетов.
Что Кашин в свое время принадлежал к числу цветущих
русских муниципий — об этом и доныне свидетельствует великое множество
церквей, из которых некоторые считают не более трех-четырех домов в приходе, но и за всем тем могут существовать, благодаря прежде сделанным щедрым вкладам.
— Ребята, — продолжал Никита Романович, — кто из нас богу не грешен! Так искупим же теперь грехи наши, заслужим себе прощение от господа, ударим все, как мы есть, на врагов
церкви и земли
Русской!
Вот и мы трое идем на рассвете по зелено-серебряному росному полю; слева от нас, за Окою, над рыжими боками Дятловых гор, над белым Нижним Новгородом, в холмах зеленых садов, в золотых главах
церквей, встает не торопясь
русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой, мутной Оки, качаются золотые лютики, отягченные росою, лиловые колокольчики немотно опустились к земле, разноцветные бессмертники сухо торчат на малоплодном дерне, раскрывает алые звезды «ночная красавица» — гвоздика…
— Вот кого новообрядствующей-то
церкви надо гнать, вот кого зорить да жечь! А не нас, мы — искони Русь, наша вера истинная, восточная, корневая
русская вера, а это все — Запад, искаженное вольнодумство! От немцев, от французов — какое добро? Вон они в двенадцатом-то году…
— А
русских много там? И
церкви есть?
Они уже не довольствуются одним исполнением церковных треб, а агитируют за свободу
церкви и за
русскую народность.
Приехали на Святки семинаристы, и сын отца Захарии, дающий приватные уроки в добрых домах, привез совершенно невероятную и дикую новость: какой-то отставной солдат, притаясь в уголке Покровской
церкви, снял венец с чудотворной иконы Иоанна Воина и, будучи взят с тем венцом в доме своем, объяснил, что он этого венца не крал, а что, жалуясь на необеспеченность отставного
русского воина, молил сего святого воинственника пособить ему в его бедности, а святой, якобы вняв сему, проговорил: „Я их за это накажу в будущем веке, а тебе на вот покуда это“, и с сими участливыми словами снял будто бы своею рукой с головы оный драгоценный венец и промолвил: „Возьми“.
Церкви везде одни и те же, и если католическая, англиканская и лютеранская не имеют под рукой такого покорного правительства, как
русское, то это происходит не от отсутствия желания воспользоваться таковым.
Справедливо, что нигде в Европе нет столь деспотического правительства и до такой степени согласного с царствующей
церковью. И потому участие власти в развращении народа в России самое сильное; но несправедливо, чтобы
церковь русская в своем влиянии на народ отличалась чем-нибудь от какой-либо другой
церкви.
[Имеющее некоторый успех между
русскими людьми определение
церкви Хомякова не исправляет дела, если признавать вместе с Хомяковым, что единая истинная
церковь есть православная.
Деятельность нашей
русской, так называемой православной,
церкви на виду у всех. Это факт огромный, который скрыть нельзя и о котором спорить нельзя.
Деятельность этой
церкви состоит в том, чтобы всеми возможными мерами внушить 100-миллионной массе
русского народа те отсталые, отжитые, не имеющие теперь никакого оправдания верования, которые когда-то исповедовали чуждые нашему народу люди и в которые почти никто уже не верит, часто даже и те, на обязанности которых лежит распространение этих ложных верований.
Для православных божественная
церковь совпадает с учреждением восточной и
русской иерархии.
Переселение, тяжкое везде, особенно противно
русскому человеку; но переселяться тогда в неизвестную басурманскую сторону, про которую, между хорошими, ходило много и недобрых слухов, где, по отдаленности
церквей, надо было и умирать без исповеди и новорожденным младенцам долго оставаться некрещенными, — казалось делом страшным!..
— И отечеству, боярин! — перервал с жаром Авраамий. — Мы не иноки западной
церкви и благодаря всевышнего, переставая быть мирянами, не перестаем быть
русскими. Вспомни, Юрий Дмитрич, где умерли благочестивые старцы Пересвет и Ослябя!.. Но я слышу благовест… Пойдем, сын мой, станем молить угодника божия, да просияет истина для очей наших и да подаст тебе господь силу и крепость для исполнения святой его воли!
Кроме того, чему Аню учили французские учителя и дьячок
русской посольской
церкви, она немало сделала для себя и сама.
Ане всегда очень нравилось внимание князя; ей с ним было веселее и как-то лучше, приятнее, чем со старушкой княгиней и ее французскими роялистскими генералами или с дьячком
русской посольской
церкви.
До Кумыша чусовское население можно назвать горнозаводским, за исключением некоторых деревень, где промышляют звериной или рыбной ловлей; ниже начинается сельская полоса — с полями, нивами и поемными лугами. Несколько сел чисто
русского типа, с рядом изб и белой
церковью в центре, красиво декорируют реку; иногда такое село, поставленное на крутом берегу, виднеется верст за тридцать.
Русской крестьянин, надев солдатскую суму, встречает беззаботно смерть на неприятельской батарее или, не будучи солдатом, из одного удальства пробежит по льду, который гнется под его ногами; но добровольно никак не решится пройти ночью мимо кладбищной
церкви; а посему весьма натурально, что ямщик, оставшись один подле молчаливого барина, с приметным беспокойством посматривал на кладбище, которое расположено было шагах в пятидесяти от большой дороги.
— Бога ради, барон! — сказала хозяйка, — не говорите этого при родственнике моем князе Радугине. Он без памяти от этой
церкви, и знаете ли почему? Потому что в построении ее участвовали одни
русские художники.