Неточные совпадения
Церковь определилась как
русская мужицкая
церковь по преимуществу, в ней женственная народная стихия возобладала над мужественным Логосом.
Она попала под власть государства, потому что внутри самой народной
церкви русские анархические начала были сильнее начал организующих, начал истинного самоуправления.
И загнанные в катакомбы, мы будем продолжать себя чувствовать сынами России и будем верны великой
русской культуре Пушкина и Достоевского, подобно тому, как мы будем продолжать себя чувствовать христианами и сынами
церкви и после того, как гонения на
Церковь Христову загонят нас в катакомбы и там придется нам творить свои молитвы.
Огромное значение в оздоровлении
русского народа и в освобождении его от злого наваждения будет иметь начавшееся гонение на
церковь.
Православная
церковь не только святыня для всякого верующего, но и великая ценность, великое духовное сокровище
русской культуры, духовная основа жизни
русского народа.
С
церковью связана и
русская идея, призвание
русского народа в мире.
Падение «священного
русского царства» означает новый период в истории Восточной
церкви.
Падение
русского самодержавия облегчит движение к соединению
церквей.
Русский синодальный строй был внесением в православную
церковь протестантских начал, заимствованных из Германии, он представлял собой обмирщение
церкви.
Свободная
церковь в новом
русском государстве должна действовать как внутренняя духовная сила и делать государство изнутри, а не извне христианским.
Поскольку
русский народ останется христианским народом, он не может не желать, чтобы
церковь занимала в его государстве особенное место, он не может приравнять ее к частным обществам.
Почему молчит
церковь, почему собор не скажет своего властного слова об ужасах, переживаемых Россией, о духовном падении
русского народа?
Русская революция обнаружила ту старую истину, которая для многих была недостаточно ясна, —
церкви изменила и от нее отпала не только
русская интеллигенция, как принято было думать и говорить, но и
русский народ изменил
церкви и отпал от нее.
Необходимо задуматься над странным
русским противоречием:
русский народ объявили самым религиозным, единственным религиозным народом в мире, а
церковь русская была в унижении, в немощи, в параличе.
Если в
Русской православной
церкви совсем почти не было жизни прихода, не было соборности, то вина лежит не на
Церкви Христовой с ее непреходящими святынями, а на церковном народе, на человеческих грехах иерархии, на человеческой религиозной немощи.
Некогда, во времена св. Сергия Радонежского,
церковь и была определяющей силой
русской истории.
Когда я критикую православное религиозное воспитание, я менее всего хочу судить
церковь, которой не одолеют и врата адовы, я имею в виду
русский тип религиозности с его человеческой стороны.
Но только
церковь учила
русский народ правде, и без
церкви не может он быть спасен от духовной смерти.
С большим основанием можно сказать, что для
русской религиозной жизни необходимо соединение
церквей и пробуждение человеческой активности в
церкви.
Стоит взглянуть на него в
русской церкви, когда, прислонясь в сторонке к стене, он задумывается и долго не шевелится, горько стиснув губы, потом вдруг опомнится и начнет почти незаметно креститься…
Провидение до сего времени хранило
Русскую Церковь, и она не была вовлечена в тот процесс, происходящий в Европе, результатом которого стала дехристианизация в науке и в гражданском обществе.
Он рассказывает, что К. К. за три дни до смерти все говорила, что должна умереть, сделала завещание, присоединилась к
русской церкви, потому что не было пастора.
Неточные совпадения
Краса и гордость
русская, // Белели
церкви Божии // По горкам, по холмам, // И с ними в славе спорили // Дворянские дома. // Дома с оранжереями, // С китайскими беседками // И с английскими парками; // На каждом флаг играл, // Играл-манил приветливо, // Гостеприимство
русское // И ласку обещал. // Французу не привидится // Во сне, какие праздники, // Не день, не два — по месяцу // Мы задавали тут. // Свои индейки жирные, // Свои наливки сочные, // Свои актеры, музыка, // Прислуги — целый полк!
Но вот уж близко. Перед ними // Уж белокаменной Москвы, // Как жар, крестами золотыми // Горят старинные главы. // Ах, братцы! как я был доволен, // Когда
церквей и колоколен, // Садов, чертогов полукруг // Открылся предо мною вдруг! // Как часто в горестной разлуке, // В моей блуждающей судьбе, // Москва, я думал о тебе! // Москва… как много в этом звуке // Для сердца
русского слилось! // Как много в нем отозвалось!
— Как! чтобы жиды держали на аренде христианские
церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на
Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Мне тогда было всего лет восемь, но я уже побывал в своей жизни в Орле и в Кромах и знал некоторые превосходные произведения
русского искусства, привозимые купцами к нашей приходской
церкви на рождественскую ярмарку.
А город, окутанный знойным туманом и густевшими запахами соленой рыбы, недубленых кож, нефти, стоял на грязном песке; всюду, по набережной и в пыли на улицах, сверкала, как слюда, рыбья чешуя, всюду медленно шагали распаренные восточные люди, в тюбетейках, чалмах, халатах; их было так много, что город казался не
русским, а
церкви — лишними в нем.