Неточные совпадения
У меня недоставало сил стащить его
с места, и я начинал кричать: «Ату! ату!» Тогда Жиран
рвался так сильно, что я насилу мог удерживать его и не раз упал, покуда добрался до
места.
Я хотел было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал на
месте, и только лишь когда я добежал до квартиры, я услышал, как отворилась и
с шумом захлопнулась наружная дверь внизу. Мимо хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул в мою комнату, задвинулся на защелку и, не зажигая свечки, бросился на мою кровать, лицом в подушку, и — плакал, плакал. В первый раз заплакал
с самого Тушара! Рыданья
рвались из меня
с такою силою, и я был так счастлив… но что описывать!
— Тонечка… женщина… — заговорил он,
порываясь встать
с своего горнего
места.
Тарантас тотчас сдернуло
с места, он
рванулся вперед наперерез речной волне — и пошел, дрыгая и колыхаясь…
Павел пожал плечами и ушел в свою комнату; Клеопатра Петровна, оставшись одна, сидела довольно долго, не двигаясь
с места. Лицо ее приняло обычное могильное выражение: темное и страшное предчувствие говорило ей, что на Павла ей нельзя было возлагать много надежд, и что он, как пойманный орел, все сильней и сильней начинает
рваться у ней из рук, чтобы вспорхнуть и улететь от нее.
Вот и сегодня. Ровно в 16.10 — я стоял перед сверкающей стеклянной стеной. Надо мной — золотое, солнечное, чистое сияние букв на вывеске Бюро. В глубине сквозь стекла длинная очередь голубоватых юниф. Как лампады в древней церкви, теплятся лица: они пришли, чтобы совершить подвиг, они пришли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей — себя. А я — я
рвался к ним,
с ними. И не могу: ноги глубоко впаяны в стеклянные плиты — я стоял, смотрел тупо, не в силах двинуться
с места…
Вместе
с этим кто-то громко крикнул, молодая девушка
рванулась к морю, и Матвей услышал ясно родное слово: «Отец, отец!» Между тем, корабль, тихо работавший винтами, уже отодвинулся от этого
места, и самые волны на том
месте смешались
с белым туманом.
Вдруг бешеная ярость охватила Передонова. Обманули! Он свирепо ударил кулаком по столу, сорвался
с места и, не прощаясь
с Вершиною, быстро пошел домой. Вершина радостно смотрела за ним, и черные дымные тучи быстро вылетали из ее темного рта и неслись и
рвались по ветру.
Между тем вдруг головль сделал отчаянный прыжок и выскочил на густую осоку, которая свесилась
с берега и была поднята подтопившею его водою: стоило только осторожно взять головля рукой или накрыть его сачком и вытащить на берег таском; но я, столь благоразумный, терпеливый, можно сказать искусный рыбак, соблазнился тем, что рыба лежит почти на берегу, что надобно протащить ее всего какую-нибудь четверть аршина до безопасного
места, схватил за лесу рукою и только натянул ее — головль взметнулся, как бешеный, леса
порвалась, и он перевалился в воду…
На
месте творчества в литературе водворилась улица
с целой массой вопросов, которые так и
рвутся наружу, которых, собственно говоря, и скрыть-то никак невозможно, но которые тем не менее остаются для литературы заповедною областью.
Не спал и молодой человек. Лежа под открытым окном — это было его любимое
место, — заложив руки за голову, он задумчиво следил за читавшим. Когда бродяга углублялся в книгу и лицо его становилось спокойнее, на лице молодого человека тоже выступало спокойное удовлетворение, когда же лоб бродяги сводился морщинами и глаза мутились от налегавшего на его мысли тумана, молодой человек беспокоился, приподымался
с подушки, как будто
порываясь вмешаться в тяжелую работу.
Певец чистой, идеальной женской любви, г. Тургенев так глубоко заглядывает в юную, девственную душу, так полно охватывает ее и
с таким вдохновенным трепетом,
с таким жаром любви рисует ее лучшие мгновения, что нам в его рассказе так и чуется — и колебание девственной груди, и тихий вздох, и увлаженный взгляд, слышится каждое биение взволнованного сердца, и наше собственное сердце млеет и замирает от томного чувства, и благодатные слезы не раз подступают к глазам, и из груди
рвется что-то такое, — как будто мы свиделись
с старым другом после долгой разлуки или возвращаемся
с чужбины к родимым
местам.
Вода была лошадям по груди,
с необыкновенной силой
рвалась между белых камней, которые в иных
местах виднелись на уровне воды, и образовывала около ног лошадей пенящиеся, шумящие струи.
Никто бы не домогался того, чего не дано ему, никто не
рвался бы
с места, на котором поставлен, никто не рассуждал бы о том, что выше его звания.
— Пустите! —
рванулся тот от него локтем. — Мое
место там… вместе
с ними… Оставьте меня!
А у самого сердце так и кипит, встал он и ходит, как зверь в узенькой клетке. Лицо горит, глаза полымем пышут,
порывается он пройти в общую залу и там положить конец разговорам Лохматова, но сам ни
с места. Большого скандала боится.
Люди бегут, падают, опять бегут и стараются собрать веревки. Наконец лодки привязаны, палатка поймана. В это время
с моря нашла только одна большая волна.
С ревом она
рванулась на берег, загроможденный камнями. Вода прорвалась сквозь щели и большими фонтанами взвилась кверху. Одновременно сверху посыпались камни. Они прыгали, словно живые, перегоняли друг друга и, ударившись о гальку, рассыпались впрах. На
местах падения их, как от взрывов, образовывались облачка пыли, относимые ветром в сторону.
Но едва сдвинули его
с места, как Веленчук начал кричать ужасно и
рваться.
— Я сама сирота, к сироте-то у меня так сердце и
рвется; вы, тетушка, заменили им мать и отца, а мне никто не заменил, да и при жизни отца
с матерью я была все равно что сирота… Царство им небесное,
место покойное… Не тем будут помянуты, отказались от дочки свой заживо…
Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно
место; войска были одушевлены присутствием императоров и
рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться
с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.