Неточные совпадения
Помалчивали странники,
Покамест бабы
прочиеНе поушли вперед,
Потом поклон отвесили:
«Мы люди чужестранные,
У нас забота есть,
Такая ли заботушка,
Что
из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
Из поручений досталось ему, между
прочим, одно: похлопотать о заложении в опекунский совет [Опекунский совет — учреждение, ведавшее воспитательными
домами и занимавшееся также выдачей ссуд под залог имений.] нескольких сот крестьян.
Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только, как выражаются, с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов «полежать» и «завалиться», которые в большом ходу у нас на Руси, все равно как фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие сны на боку, на спине и во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и
прочими принадлежностями); все те, которых нельзя было выманить
из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи с двухаршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками; словом, оказалось, что город и люден, и велик, и населен как следует.
Тут есть большой
дом, весь под распивочными и
прочими съестно-выпивательными заведениями;
из них поминутно выбегали женщины, одетые, как ходят «по соседству» — простоволосые и в одних платьях.
Он даже усмехнулся, так что бакенбарды поднялись в сторону, и покачал головой. Обломов не поленился, написал, что взять с собой и что оставить
дома. Мебель и
прочие вещи поручено Тарантьеву отвезти на квартиру к куме, на Выборгскую сторону, запереть их в трех комнатах и хранить до возвращения из-за границы.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее
из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили
прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы
дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
За отсутствием Татьяны Марковны Тушин вызвался быть хозяином Малиновки. Он называл ее своей зимней квартирой, предполагая ездить каждую неделю, заведовать
домом, деревней и прислугой,
из которой только Василиса, Егор, повар и кучер уезжали с барыней в Новоселово.
Прочие все оставались на месте, на своем положении. Якову и Савелью поручено было состоять в распоряжении Тушина.
Но говорят и пишут, между
прочим американец Вилькс, француз Малля (Mallat), что здесь нет отелей; что иностранцы, после 11-ти часов, удаляются
из города, который на ночь запирается, что остановиться негде, но что зато все гостеприимны и всякий
дом к вашим услугам. Это заставляет задумываться: где же остановиться, чтоб не быть обязанным никому? есть ли необходимые для путешественника удобства?
Простодушный разврат
прочих вертится около стакана вина и бутылки пива, около веселой беседы и трубки, самовольных отлучек
из дома, ссор, иногда доходящих до драк, плутней с господами, требующими от них нечеловеческого и невозможного.
Вот только Акуля с Родивоном —
из мужской прислуги он один в
доме и есть, а
прочие всё девушки — всё что-то про себя мурлыкают.
Разломали все хлевушки и сарайчики, очистили от грязи
дом, построенный Голицыным, где прежде резали кур и был склад всякой завали, и выявились на стенах, после отбитой штукатурки, пояски, карнизы и
прочие украшения, художественно высеченные
из кирпича, а когда выбросили
из подвала зловонные бочки с сельдями и уничтожили заведение, где эти сельди коптились, то под полом оказались еще беломраморные покои. Никто
из москвичей и не подозревал, что эта «коптильня» в беломраморных палатах.
Ее это огорчило, даже обидело. На следующий день она приехала к нам на квартиру, когда отец был на службе, а мать случайно отлучилась
из дому, и навезла разных материй и товаров, которыми завалила в гостиной всю мебель. Между
прочим, она подозвала сестру и поднесла ей огромную куклу, прекрасно одетую, с большими голубыми глазами, закрывавшимися, когда ее клали спать…
— Довольно! Проклятие мое…
прочь из этого
дома! Николай, неси мой сак, иду…
прочь!
Незнакомка Белоярцева была дочь одного генерала, жившего в бельэтаже собственного
дома, на одной
из лучших улиц Петербурга. В этом
доме знали о Белоярцеве и о его заведении по рассказам одного местного Репетилова, привозившего сюда разные новости и, между
прочим, рассказывавшего множество самых невероятных чудес о сожительстве граждан.
— Ловят, но откупаются. Вот она!.. Матушка наша Учня великая! — присовокупил старик, показывая на открывшееся вдруг
из лесу огромное село, в котором, между
прочим, виднелось несколько каменных
домов, и вообще все оно показалось Вихрову как-то необыкновенно плотно и прочно выстроенным.
Между
прочим, Лукьяныч счел долгом запастись сводчиком. Одним утром сижу я у окна — вижу, к барскому
дому подъезжает так называемая купецкая тележка. Лошадь сильная, широкогрудая, длинногривая, сбруя так и горит, дуга расписная.
Из тележки бойко соскакивает человек в синем армяке, привязывает вожжами лошадь к крыльцу и направляется в помещение, занимаемое Лукьянычем. Не проходит десяти минут, как старик является ко мне.
Княжна пришла в ужас, и на другой день мадам Шилохвостова была с позором изгнана
из дома, а Подгоняйчиков, для примера
прочим, переведен в оковский земский суд на вакансию простого писца.
Курзал прибодряется и расцвечивается флагами и фонарями самых причудливых форм и сочетаний; лужайки около него украшаются вычурными цветниками, с изображением официальных гербов; армия лакеев стоит, притаив дыхание, готовая по первому знаку ринуться вперед; в кургаузе, около источников, появляются дородные вассерфрау 12; всякий частный
дом превращается в Privat-Hotel, напоминающий невзрачную провинциальную русскую гостиницу (к счастию, лишенную клопов), с дерюгой вместо постельного белья и с какими-то нелепыми подушками, которые расползаются при первом прикосновении головы; владельцы этих
домов, зимой ютившиеся в конурах ради экономии в топливе, теперь переходят в еще более тесные конуры ради прибытка; соседние деревни, не покладывая рук, доят коров, коз, ослиц и щупают кур; на всяком перекрестке стоят динстманы, пактрегеры 13 и
прочий подневольный люд, пришедший с специальною целью за грош продать душу; и тут же рядом ржут лошади, ревут ослы и без оглядки бежит жид, сам еще не сознавая зачем, но чуя, что
из каждого кармана пахнет талером или банковым билетом.
— Какое горе?
Дома у тебя все обстоит благополучно: это я знаю
из писем, которыми матушка твоя угощает меня ежемесячно; в службе уж ничего не может быть хуже того, что было; подчиненного на шею посадили: это последнее дело. Ты говоришь, что ты здоров, денег не потерял, не проиграл… вот что важно, а с
прочим со всем легко справиться; там следует вздор, любовь, я думаю…
Словом сказать, мы вышли
из суда обеленными, при общем сочувствии собравшейся публики. Мужчины поздравляли нас, дамы плакали и махали платками. Вместе с нами признаны были невинными и
прочие наши товарищи, исключая, впрочем, Редеди и"корреспондента". Первый, за распространение вредных мечтаний в среде ситцевых фабрикантов, был присужден к заключению в смирительный
дом; последний, за написание в Проплеванной фельетона о"негодяе" — к пожизненному трепету.
Столовая опустела, все разошлись по своим комнатам.
Дом мало-помалу стихает, и мертвая тишина ползет
из комнаты в комнату и наконец доползает до последнего убежища, в котором дольше
прочих закоулков упорствовала обрядовая жизнь, то есть до кабинета головлевского барина. Иудушка наконец покончил с поклонами, которые он долго-долго отсчитывал перед образами, и тоже улегся в постель.
—
Прочь лапы, псы! Что я вам — потаскушка
из ваших? Валитесь дрыхнуть, пока бар ваших
дома нет, — ну, живо! А то беда будет вам!
Должность у Козелкова была не мудреная: выйти в двенадцать часов
из дому в департамент, там потереться около столов и рассказать пару скандалёзных анекдотов, от трех до пяти погранить мостовую на Невском, потом обедать в долг у Дюссо, потом в Михайловский театр, потом… потом всюду, куда ни потянет Сережу, Сережку, Левушку, Петьку и
прочих шалунов возрождающейся России.
Убежавши
из дому, чтобы свидеться с Борисом, и уже задумывая о смерти, она, однако, вовсе не
прочь от побега: узнавши, что Борис едет далеко, в Сибирь, она очень просто говорит ему: «Возьми меня с собой отсюда».
M-r Оглоблин приходился тоже кузеном и князю Григорову, который, впрочем, так строго и сурово обращался с ним, что m-r Николя почти не осмеливался бывать у Григоровых; но, услышав последнее время в
доме у отца разговор об Елене, где, между
прочим, пояснено было, что она любовница князя, и узнав потом, что ее выгнали даже за это
из службы, Николя воспылал нестерпимым желанием, что бы там после с ним ни было, рассказать обо всем этом княгине.
Мало того: иные прибавляли, что его хотели даже посадить в сумасшедший
дом, но что какой-то
из его родственников, один важный барин, будто бы за него заступился, доказав ясно всем
прочим, что бедный князь, вполовину умерший и поддельный, вероятно, скоро и весь умрет, и тогда имение достанется им и без сумасшедшего
дома.
Главою этого замысла был Артамон Сергеевич Матвеев,
из дома которого взял царь свою супругу и который со времени женитьбы царя постоянно находился во вражде с большею частию
прочих бояр.
Скажу только, что, наконец, гости, которые после такого обеда, естественно, должны были чувствовать себя друг другу родными и братьями, встали из-за стола; как потом старички и люди солидные, после недолгого времени, употребленного на дружеский разговор и даже на кое-какие, разумеется, весьма приличные и любезные откровенности, чинно прошли в другую комнату и, не теряя золотого времени, разделившись на партии, с чувством собственного достоинства сели за столы, обтянутые зеленым сукном; как дамы, усевшись в гостиной, стали вдруг все необыкновенно любезны и начали разговаривать о разных материях; как, наконец, сам высокоуважаемый хозяин
дома, лишившийся употребления ног на службе верою и правдою и награжденный за это всем, чем выше упомянуто было, стал расхаживать на костылях между гостями своими, поддерживаемый Владимиром Семеновичем и Кларой Олсуфьевной, и как, вдруг сделавшись тоже необыкновенно любезным, решился импровизировать маленький скромный бал, несмотря на издержки; как для сей цели командирован был один расторопный юноша (тот самый, который за обедом более похож был на статского советника, чем на юношу) за музыкантами; как потом прибыли музыканты в числе целых одиннадцати штук и как, наконец, ровно в половине девятого раздались призывные звуки французской кадрили и
прочих различных танцев…
Удовлетворившись моим первым обзором, я поспешно воротился в
дом и нашел Писарева, сильно озабоченного устройством удочек, а
прочих моих приятелей и хозяина — занятых своим размещением и ожиданием завтрака, потому что мы выехали
из Москвы довольно рано.
«Обходив несколько
домов для сбора должных мне денег, в ином завтраками отпотчевали, в другом отослали до будущего понедельника, в третьем не доложили госпоже за болезнию, которая приключилась ей от того, что птичка ее вылетела
из клетки и любимая собачка переломила ножку; одним словом: вместо трехсот рублей, которые считал я тот день получить, тринадцать рублей мне отдал тот
из должников моих, который бы скорее извинен был в неисправности, ибо он всех
прочих беднее».
(Дяде Васе постоянно приносили обед в возраст
из дому, и это, между
прочим, служило поводом некоторого уважения к нему со стороны воспитанников.
— Ишь, пострел какой, прости господи, только и норовит, как бы ему
из дому прочь; погоди, Аксюшка, дай ему вернуться, вот мы ему с тобой шею-то накостыляем… Слышь, бабка, озорник-ат мой от
дому все отбивается.
Войдя в хату одной
из вдовых казачек, у коих обыкновенно собираются вечерницы, мы увидели множество девок, сидящих за столом; гребни с пряжей подле них, но веретена валялись по земле, как и
прочие работы, принесенные ими
из домов, преспокойно лежали по углам; никто и не думал о них, а девки или играли в дурачки или балагурили с парубками, которые тут же собирались также во множестве; некоторые
из них курили трубки, болтали, рассказывали и тому подобно приятным образом проводили время.
Приятельница моей маменьки, вдова, имела одну дочь, наследницу ста душ отцовских с
прочими принадлежностями. Эта вдова, умирая, не имев кому поручить дочь свою Тетясю, просила маменьку принять сироту под свое покровительство. Маменька, как были очень сердобольны ко всем несчастным, согласилися на просьбу приятельки своей и, похоронив ее, привезли Тетясю в
дом к себе. Это случилось перед приездом нашим
из училища.
Однажды, это было месяцев шесть спустя после смерти Ивана Кузьмича, я познакомился с одним довольно богатым
домом. Меня пригласили, между
прочим, бывать по субботам вечером; в одну
из них я поехал и когда вошел в гостиную, там сидело небольшое общество: старик серьезной наружности; муж хозяйки — огромного роста блондин; дама-старуха в очках; дама очень молоденькая и, наконец, сама хозяйка. Между всеми этими лицами шел довольно одушевленный разговор. Я сел и начал прислушиваться.
Пошел в кофейню к товарищам, напился вина до чрезвычайности и проводил время, как и
прочие, по-кавалерски; а на другой день пошел гулять мимо
дома, где жила моя пригляженая кукона, и вижу, она как святая сидит у окна в зеленом бархатном спенсере, на груди яркий махровый розан, ворот низко вырезан, голая рука в широком распашном рукаве, шитом золотом, и тело… этакое удивительное розовое…
из зеленого бархата, совершенно как арбуз
из кожи, выглядывает.
Уже с XIII века Западная Европа решительно и упорно приступила к поискам новых форм мысли, к изучению и критике восточного догматизма, а у нас в XVII веке требовалось, чтобы «никто
из неученых людей в
домах у себя польских, латинских и немецких и люторских, и кальвинских, и
прочих еретических книг не имел и не читал.
Поехал мужик в город за овсом для лошади. Только что выехал
из деревни, лошадь стала заворачивать назад к
дому. Мужик ударил лошадь кнутом. Она пошла и думает про мужика: «Куда он, дурак, меня гонит; лучше бы домой». Не доезжая до города, мужик видит, что лошади тяжело по грязи, своротил на мостовую, а лошадь воротит
прочь от мостовой. Мужик ударил кнутом и дернул лошадь: она пошла на мостовую и думает: «Зачем он меня повернул на мостовую, только копыта обломаешь. Тут под ногами жестко».
Даже кухарка была тут же, даже приживалка-немка, рассказывавшая сказки, из-под которой вытащили силой для новобрачных ее собственную перину, лучшую в
доме и составлявшую все ее имение, приплелась вместе с
прочими.
В своей же епархии каждый епископ полное право имеет распоряжаться и поставлять попов и диаконов и
прочих клириков, по его благоусмотрению, яко господин в своем
доме» [Дословно
из устава Владимирской (старообрядской) архиепископии, доставленного 4 февраля 1853 года в Белой Кринице.].
Патап Максимыч был не
прочь, чтобы бойкая Фленушка поскорей убралась
из его
дома.
— После Евдокии-плющихи, как домой воротимся, — отвечал Артемий. — У хозяина кажда малость на счету… Оттого и выбираем грамотного, чтоб умел счет записать… Да вот беда — грамотных-то маловато у нас; зачастую такого выбираем, чтоб хоть бирки-то умел хорошо резать. По этим биркам аль по записям и живет у нас расчет. Сколько кто харчей
из дома на зиму привез, сколько кто овса на лошадей, другого
прочего — все ставим в цену. Получим заработки, поровну делим. На Страшной и деньги по рукам.
А в ту пору у нас в Москве был главнокомандующим граф Закревский, который сам тоже, говорят, был
из поляцких шляхтецов, и его настоящие господа, как князь Сергей Михайлович Голицын, не высоко числили; но
прочие обольщались быть в его
доме приняты.
— Злость — чувство очень почтенное, когда оно разумно направлено! — как бы между
прочим заметил Свитка. — А знаете, выпейте-ка стакан бургонского; это вас и освежит, и подкрепит как следует; кстати,
дома есть бутылочка, и посылать не надо… Я ведь человек запасливый! — говорил он, доставая
из шкафчика темную бутылку и пару стаканов.
— Видно, что так, — сказал на то Патап Максимыч. — Опричь капиталов,
домов, земель и
прочего, одного приданого у ней тысяч на сто, ежели не больше. Побоялись мы в Вихореве его оставить, не ровен случай, грешным делом загорится,
из Груниной кладовой ничего не вытащишь, а здесь в каменной у меня палатке будет сохраннее. Десять возов с сундуками привезли. Шутка ли!
Все ведь живут и согрешают, а вон какая у них есть отличная манера: как старичку стукнет шестьдесят лет, он от сожительницы
из чулана
прочь, и даже часто выселяется совсем
из дому.
Выслушав то монаршее слово, паки нижайше поклонились и были жалованы к руке, и государыня
из рук своих изволила жаловать каждого венгерским вином по бокалу, и с тем высокомонаршеским пожалованием отпущены. Это «вошествие», так блистательно показавшее толпе особу Густава Бирона, было прелюдией мирных торжеств, в распорядок которых, между
прочим, входила и «курьезная» свадьба придворного шута князя Голицына с калмычкой Бужениновой, отпразднованная в ледяном
доме 6 февраля.
Действительно, в списке с указа сказано было, между
прочим, что воспитанник и любимец царевны Софии Алексеевны, по имени Володька, по прозванию Последний Новик (приметами такой-то и такой-то), во время одного
из стрелецких бунтов вкрался между прислуги в Троицкий монастырь, где царский
дом нашел тогда убежище от разъяренных стрельцов.
Брат еще не приезжал
из Твери, отец поехал к приятелю на пир по случаю какого-то домашнего праздника, мамка отправилась на торг для закупок; постоялец был
дома — это доказывали прилетавшие
из его комнаты печальные звуки его голоса и волшебного снаряда, которым он, между
прочими средствами, очаровывал дочь Образца.
— Нет, при этом случае не возьму богатых даров от великого князя, хотя бы пришлось заслужить и гнев его. Я не продаю себя. По крайней мере душа моя чиста будет, здесь и на том свете, от упрека в корысти. Во всем
прочем послушаю тебя; чтоб доказать это,
из твоего
дома иду прямо к Афанасию Никитину.