Неточные совпадения
— Петр Дмитрич, Петр Дмитрич! — умоляющим голосом заговорил он в отворенную дверь. —
Ради Бога,
простите меня. Примите меня, как есть. Уже более двух часов.
—
Прости меня, но я радуюсь этому, — перебил Вронский. —
Ради Бога, дай мне договорить, — прибавил он, умоляя ее взглядом дать ему время объяснить свои слова. — Я радуюсь, потому что это не может, никак не может оставаться так, как он предполагает.
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. —
Ради Бога, подумай о детях, они не виноваты. Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить свою вину. Чем я могу, я всё готов! Я виноват, нет слов сказать, как я виноват! Но, Долли,
прости!
Он посмотрел, стоя на коленях, а потом, встретив губернаторшу глаз на глаз, сказал, поклонясь ей в пояс: «
Простите, Христа
ради, ваше превосходительство, дерзость мою, а красота ваша воистину — божеская, и благодарен я
богу, что видел эдакое чудо».
— Знаю, знаю, мой невинный ангел, но это не я говорю, это скажут люди, свет, и никогда не
простят тебе этого. Пойми,
ради Бога, чего я хочу. Я хочу, чтоб ты и в глазах света была чиста и безукоризненна, какова ты в самом деле…
— Ольга! — вдруг вырвалось у испуганного Обломова. Он даже изменился в лице. —
Ради Бога, не допускай ее сюда, уезжай.
Прощай,
прощай,
ради Бога!
— Ах, нет,
Бог с тобой! — оправдывался Обломов, приходя в себя. — Я не испугался, но удивился; не знаю, почему это поразило меня. Давно ли? Счастлива ли? скажи,
ради Бога. Я чувствую, что ты снял с меня большую тяжесть! Хотя ты уверял меня, что она
простила, но знаешь… я не был покоен! Все грызло меня что-то… Милый Андрей, как я благодарен тебе!
— И зовете меня на помощь; думал, что пришла пора медведю «сослужить службу», и чуть было не оказал вам в самом деле «медвежьей услуги», — добавил он, вынимая из кармана и показывая ей обломок бича. — От этого я позволил себе сделать вам дерзкий вопрос об имени…
Простите меня,
ради Бога, и скажите и остальное: зачем вы открыли мне это?
— Аркаша, голубчик,
прости,
ради Бога, не могла я никак, чтобы не сказать…
— Нет,
ради Бога, — прервал он меня, — не спрашивайте моего имени ни у меня, ни у других. Пусть я останусь для вас неизвестным существом, пришибленным судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я, как человек неоригинальный, и не заслуживаю особенного имени… А уж если вы непременно хотите мне дать какую-нибудь кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может быть, вы с другими не сталкивались… Засим
прощайте.
— Я исполнила твое желание, — сказала она наконец. — Теперь пусти меня…
Прощай…
ради бога,
прощай, поди и ты домой, — прибавила она печально умоляющим голосом.
— Грех, Сатирушка, так говорить: ну, да уж
ради долготерпения твоего,
Бог тебя
простит. Что же ты с собою делать будешь?
Трофимов(сквозь слезы).
Простите за откровенность,
бога ради: ведь он обобрал вас!
Прости свою дочь,
ради бога!..»
Старик на меня поглядел наконец
Задумчиво, пристально, строго
И, руки с угрозой подняв надо мной,
Чуть слышно сказал (я дрожала):
«Смотри, через год возвращайся домой,
Не то — прокляну!..»
Я упала…
—
Простите,
бога ради, — сказал Вязмитинов и снова сел против хозяйки.
Прощай, я слишком озлоблен, чтоб продолжать. Пиши ко мне, пиши чаще, но,
ради бога, без меланхолий.
Так именно и поступили молодые преемники Держиморды. Некоторое время они упорствовали, но, повсюду встречаясь с невозмутимым «посмотри на
бога!», — поняли, что им ничего другого не остается, как отступить. Впрочем, они отступили в порядке. Отступили не
ради двугривенного, но гордые сознанием, что независимо от двугривенного нашли в себе силу
простить обывателей. И чтобы маскировать неудачу предпринятого ими похода, сами поспешили сделать из этого похода юмористическую эпопею.
— Так это для меня! — сказала Лизавета Александровна, едва приходя в себя, — нет, Петр Иваныч! — живо заговорила она, сильно встревоженная, —
ради бога, никакой жертвы для меня! Я не приму ее — слышишь ли? решительно не приму! Чтоб ты перестал трудиться, отличаться, богатеть — и для меня! Боже сохрани! Я не стою этой жертвы!
Прости меня: я была мелка для тебя, ничтожна, слаба, чтобы понять и оценить твои высокие цели, благородные труды… Тебе не такую женщину надо было…
—
Простите меня,
простите,
бога ради! — отвечал Круциферский и рукою мертвеца взял ее руку. Любонька не отдергивала.
— Ах, черт меня возьми,
прости мне,
бога ради, Филимоша, за мою дурацкую рассеянность, ведь это я забыл тебя предупредить. Успокойся — все это, дружок, пустяки!
Напоминают…
Простите,
ради бога, я замечтался. Так вы говорите граф. Ах, Зоя, пожалуйста, не называйте меня графом с сегодняшнего дня.
Аксюша. Тише,
ради Бога, тише! Кончено дело, у братца денег нет; я еду с ним далеко и навсегда. (Берет его голову, прижимает к себе и целует.)
Прощай! Ступай! Ступай!
Гаврило.
Простите вы меня,
ради бога! Я только сказать-то забежал, а то мне уж один конец… С мосту, с мосту! С самой средины с камнем.
Простите меня, православные, ежели я кого чем… (Увидав Парашу). Ах! (Хочет бежать).
— Вы
простите меня,
бога ради, Серафима Григорьевна, — начал он, подойдя после обеда к старухе Онучиной. — Я вам так много обязан и до сих пор не собрался даже поблагодарить вас.
— Остановитесь,
ради Бога, Наталья Алексеевна, умоляю вас. Я не заслуживаю вашего презрения, клянусь вам. Войдите же и вы в мое положение. Я отвечаю за вас и за себя. Если бы я не любил вас самой преданной любовью — да Боже мой! я бы тотчас сам предложил вам бежать со мною… Рано или поздно, матушка ваша
простит нас… и тогда… Но прежде чем думать о собственном счастье…
— Да, да!
Бога ради,
простите, Елена Петровна, что… Но мое положение хуже губернаторского!
«Мой любезный Савелий Никандрыч! Нечаянное известие заставляет меня сию минуту ехать в Петербург. Я слышал, что Анне Павловне хуже, посылаю вам две тысячи рублей.
Бога ради, сейчас поезжайте в город и пользуйте ее; возьмите мой экипаж, но только не теряйте времени. Я не хочу больную обеспокоить прощаньем и не хочу отвлекать вас.
Прощайте, не оставляйте больную, теперь она по преимуществу нуждается в вашей помощи. Эльчанинов оказался очень низким человеком.
Саша (смущенно). Федя,
прости меня, если тебе неприятно, но,
ради бога, выслушай меня. (Голос ее дрожит.)
—
Ради детей —
бог тебя
простит!
— Ты мне вчера одно слово сказал, — повторил еще раз старик, — ты меня этим словом как ножом в сердце пырнул. Твой отец мне тебя, умираючи, приказывал, ты мне заместо сына ро́дного был, а коли я тебя чем обидел, все мы в грехе живем. Так ли, православные? — обратился он к стоявшим вокруг мужикам. — Вот и матушка твоя родная тут, и хозяйка твоя молодая, вот вам фитанец.
Бог с ними, с деньгами! А меня
простите, Христа-ради.
— Ты, Анютинька, будь милостива
ради праздника, — сказала она, отворяя дверь в кухню. —
Прости его, уж
бог с ним! Ну их!
— Нет,
ради бога, нет! — перебила она и схватила себя за голову. — Это сумасшествие… Я с ума схожу… Этим шутить нельзя — это смерть…
Прощайте…
Лариосик. Ах, Боже мой!
Простите,
ради Бога! (Входит в комнату.) Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам. Мама просит вам передать ее самый горячий привет.
«Братцы! — говорит, — стар я,
простите ради Христа. Сорок лет хожу, весь исходился, видно, память временами отшибать стало: кое помню, а кое вовсе забыл. Не взыщите! Надо теперь поскорей уходить отсюда: не дай
бог за ягодой кто к кордону пойдет или ветер бродяжьим духом на собаку пахнёт — беда будет».
—
Бог благословит.
Прости Христа
ради.
— Нет, ничего не надо. Спаси тебя
бог, Пашенька. Я пойду. Если жалеешь, не говори никому, что видела меня.
Богом живым заклинаю тебя: не говори никому. Спасибо тебе. Я бы. поклонился тебе в ноги, да знаю, что это смутит тебя. Спасибо,
прости Христа
ради.
— Чем заслужила я это… благодарю вас… — сказала тем голосом, который вчера так сильно потряс меня, и прежде, нежели я успел что-нибудь отвечать, она залилась слезами. — Извините, — шептала она сквозь слезы прерывающимся голосом, —
бога ради, извините… это сейчас пройдет… я так обрадовалась… я слабая женщина,
простите.
Андрей. Да-с, об чем плакать? Это точно-с: плакать уж нечего, поздно!.. Только вот что-с, вы уезжайте скорей, скорей, говорю вам!.. И
ради бога,
ради самого
бога, чтобы ничего промеж вами на глазах моих!.. Потому я еще люблю вас, с собою не совладаю и могу быть страшен. Я убью вас, его — ко мне уж давно к горлу подступает и грудь давит! Я дом зажгу и сам в огонь брошусь!..
Ради бога, пожалейте вы меня и себя… Собирайтесь — и
бог с вами!
Прощайте!
— Как перед
Богом, матушка, — ответил он. — Что мне? Из-за чего мне клепать на них?.. Мне бы хвалить да защищать их надо; так и делаю везде, а с вами, матушка, я по всей откровенности — душа моя перед вами, как перед
Богом, раскрыта. Потому вижу я в вас великую по вере ревность и многие добродетели… Мало теперь, матушка, людей, с кем бы и потужить-то было об этом, с кем бы и поскорбеть о падении благочестия… Вы уж
простите меня Христа
ради, что я разговорами своими, кажись, вас припечалил.
—
Прости нас, тятенька, Христа
ради!.. Как
Бог, так и ты, — заголосила наконец Параша, обнимая у отца ноги.
—
Бог спасет за ласковое слово, матери, — поднимаясь со скамейки, сказала игуменья. —
Простите,
ради Христа, а я уж к себе пойду.
— Келейную выдам, пригляднее будет, — молвила Манефа. — С Фленушкой завтра пришлю, только уж ты побереги ее
ради Господа, жемчуг-от не осыпался бы, древня уж больно икона-то… Ну, управляйся же, матушка, с
Богом. Пособи тебе Господи. Покуда
прощай, а пойдешь — кликни ко мне Виринею.
—
Ради бога, доктор,
простите!.. Мне так неловко, что я заставил вас ждать! Совсем из головы вон. Знаете, такая масса дел, — то, другое, — поневоле иной раз забудешь! Пожалуйста,
простите, — виноват!
— Опять я вас беспокою! — начал он, улыбаясь и осторожно садясь. —
Простите,
ради бога! Ну что? Какой приговор произнесен для моей рукописи?
— Иван Дмитриевич,
прости меня,
прости,
ради бога. Я объявлюсь, что я купца убил, — тебя
простят. Ты домой вернешься.
Потом он сказал архиерею: «
Прости меня,
ради Христа, и помолись за меня
богу».
—
Простите!.. Я прошу милости… Снисхождения прошу, — забормотал Ардальон с какою-то мятущеюся тоскою в испуганных взорах. — Спьяну… по глупости-с… Если возможно, я готов чем угодно искупить мою вину… Все, чтó знаю, все, чтó мне только известно, я могу — как перед
Богом — без утайки… с полной откровенностью… Я раскаиваюсь…
Простите,
Бога ради!..
Прости ты меня,
Бога ради…
— О, умоляю… прошу… умоляю…
Простите ее… Она не хотела… Она не подумала… Не наказывайте ее… Ей неприятно… больно… Она самолюбивая, гордая…
Ради Бога!
Ради Бога, пощадите ее!..
— А ты, земляк, за шутку не скорби, в обиду не вдавайся, а ежели уж очень оскорбился, так
прости Христа
ради. Вот тебе как перед
Богом говорю: слово молвлено за всяко просто, — заговорил Смолокуров, опасавшийся упустить хорошего Марка Евангелиста. — Так больно хороша икона-то? — спросил он заискивающим голосом у Герасима Силыча.