Неточные совпадения
Что пользы нет большой тому знать птичий быт,
Кого зверьми владеть поставила
природа,
И что важнейшая
наука для царей...
— В докладе моем «О соблазнах мнимого знания» я указал, что фантастические, невообразимые числа математиков — ирреальны, не способны дать физически ясного представления о вселенной, о нашей, земной,
природе, и о жизни плоти человечий, что математика есть метафизика двадцатого столетия и эта
наука влечется к схоластике средневековья, когда диавол чувствовался физически и считали количество чертей на конце иглы.
— Отечество. Народ. Культура, слава, — слышал Клим. — Завоевания
науки. Армия работников, создающих в борьбе с
природой все более легкие условия жизни. Торжество гуманизма.
Центральное положение человека в
природе определяется совсем не астрономически, и оно не меняется после Коперника; оно совсем не зависит от того, что открывают естественные
науки.
Оценка есть путь познания так называемых
наук о духе, но эта оценка отражается на дух, а не на сферу объективации, которая существует не только в явлениях
природы, но и в явлениях психических и социальных.
Наука входит во внутреннее строение
природы, в глубину материи.
Но марксистская философия, которая есть философия praxis, признает истину орудием борьбы революционного пролетариата, у которого истина иная, чем у классов буржуазных, даже когда речь идет об истинах
наук о
природе.
Сам же я не только не намерен просить за него прощенья или извинять и оправдывать простодушную его веру его юным возрастом, например, или малыми успехами в пройденных им прежде
науках и проч., и проч., но сделаю даже напротив и твердо заявлю, что чувствую искреннее уважение к
природе сердца его.
Ежечасно побеждая уже без границ
природу, волею своею и
наукой, человек тем самым ежечасно будет ощущать наслаждение столь высокое, что оно заменит ему все прежние упования наслаждений небесных.
Если бы от
природы была во мне сила создать что-нибудь маленькое новое в
науке, я от этого чувства приобрел бы силу пересоздать
науку.
Страстный поклонник красот
природы, неутомимый работник в
науке, он все делал необыкновенно легко и удачно; вовсе не сухой ученый, а художник в своем деле, он им наслаждался; радикал — по темпераменту, peaлист — по организации и гуманный человек — по ясному и добродушно-ироническому взгляду, он жил именно в той жизненной среде, к которой единственно идут дантовские слова: «Qui e l'uomo felice».
Наука познает объективированный мир и дает человеку возможность овладеть «
природой».
Но почти до конца своей жизни он сохранил умственные запросы, и первые понятия, выходящие за пределы известного мне тогда мира, понятия о том, что есть бог и есть какая-то
наука, исследующая
природу души и начало мира, мы, дети, получили от этого простодушного полуобразованного человека.
Автор проекта говорит, что
наука и техника могут способствовать воскрешению умерших, что человек может окончательно овладеть стихийными силами
природы, регулировать
природу и подчинить ее себе.
Чудесное есть победа над
природой и над роковыми результатами действующих в ней сил, но не отмена законов
природы, не отрицание
науки, открывающей законы
природы.
Природа дана лишь в естествознании, душевная жизнь — лишь в психологии, история — лишь в исторической
науке.
Все великое в
науке сотворено духом непосредственного, проникающего в объективность
природы реализма, а не рефлектирующего, гносеологического идеализма, не
наука предполагает гносеологию, а гносеология предполагает
науку.
От гносеологии нужно защищать ныне самую
науку, которой грозит опасность отдаления от объективности
природы вследствие рефлектирующего самоанализа.
Сам Лосский признает, что различие между явлениями, которыми занимается
наука, и сущностью вещей лежит в самом бытии, а не в
природе отношений между субъектом и объектом.
Наука верно учит о законах
природы, но ложно учит о невозможности чудесного, ложно отрицает иные миры.
Наука говорит правду о «
природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не знает и не может знать о происхождении самого порядка
природы, о сущности бытия и той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении не патологии, а физиологии — учения о здоровой сущности мира, в ведении метафизики, мистики и религии.
То, что я скажу, по внешности покажется парадоксальным, но по существу неопровержимо:
наука и религия говорят одно и то же о чуде, согласны в том, что в пределах порядка
природы чудо невозможно и чуда никогда не было.
Для религиозной веры не страшно, когда
наука говорит, что по законам
природы чудо невозможно, допущение чудесного нелепо; вера и сама это хорошо знает, ей и не надо чуда, совершающегося в порядке
природы и во исполнение ее законов.
Люди «научного» сознания полны всякого рода вер и даже суеверий: веры в прогресс, в закономерность
природы, в справедливость, в социализм, веры в
науку — именно веры.
Эта темная магия есть и в позитивной
науке, поскольку она своекорыстно хочет овладеть
природой путем человекобожества, путем змииным.
Наука открывает внешнюю закономерность
природы, функциональную связь одного явления с другим.
Ведь для Канта не только
наука, знание, но и сам мир, сама
природа созидаются познавательными категориями, судящим субъектом.
Доверие к абсолютной
науке, к возможности построить научное миропонимание, удовлетворяющее
природу человека, подорвано.
Логика научила его рассуждать; математика — верные делать заключения и убеждаться единою очевидностию; метафизика преподала ему гадательные истины, ведущие часто к заблуждению; физика и химия, к коим, может быть, ради изящности силы воображения прилежал отлично, ввели его в жертвенник
природы и открыли ему ее таинства; металлургия и минералогия, яко последственницы предыдущих, привлекли на себя его внимание; и деятельно хотел Ломоносов познать правила, в оных
науках руководствующие.
Но если Ломоносов не достиг великости в испытаниях
природы, он действия ее великолепные описал нам слогом чистым и внятным. И хотя мы не находим в творениях его, до естественныя
науки касающихся, изящного учителя естественности, найдем, однако же, учителя в слове и всегда достойный пример на последование.
Парню уж давно за двадцать, смыслом его
природа не обидела: по фабрике отцовской он лучше всех дело понимает, вперед знает, что требуется, кроме того и к
наукам имеет наклонность, и искусства любит, «к скрипке оченно пристрастие имеет», словом сказать — парень совершеннолетний, добрый и неглупый; возрос он до того, что уж и жениться собирается…
Шифель. Нет, я к княжне: она у нас что-то прихварывает. Я и то уж сколько раз ей за это выговаривал: «Дурно, ваше сиятельство, себя ведете!», право, так и выразился, ну и она ничего, даже посмеялась со мною. Впрочем, тут наша
наука недостаточна (тихо Налетову): знаете, там хоть княжна, хоть не княжна, а все без мужа скучно; (громко) таков уж закон
природы.
Между тем человечество искони связано с
природой неразрывной связью и, сверх того, обладает прикладною
наукой, которая с каждым днем приносит новые открытия.
Сущность всякого религиозного учения — не в желании символического выражения сил
природы, не в страхе перед ними, не в потребности к чудесному и не во внешних формах ее проявления, как это думают люди
науки. Сущность религии в свойстве людей пророчески предвидеть и указывать тот путь жизни, по которому должно идти человечество, в ином, чем прежнее, определении смысла жизни, из которого вытекает и иная, чем прежняя, вся будущая деятельность человечества.
«Военные люди — главное бедствие мира. Мы боремся с
природой, с невежеством, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить наше жалкое существование. Ученые посвящают труду всю жизнь для того, чтобы найти средства помочь, облегчить судьбу своих братьев. И, упорно трудясь и делая открытие за открытием, они обогащают ум человеческий, расширяют
науку, каждый день дают новые знания, каждый день увеличивая благосостояние, достаток, силу народа.
От
природы сметливый, он имел полную возможность и досуг развить и воспитать свой практический ум, сидя с пятнадцати лет в канцелярии; ему не мешали ни
науки, ни чтение, ни фразы, ни несбыточные теории, которыми мы из книг развращаем воображение, ни блеск светской жизни, ни поэтические фантазии.
Я люблю математику вообще, как единственную чистую
науку, которая по самой
природе не допускает лени, а затем наш век — век по преимуществу техники.
Эти писатели были одарены так богато
природою, что умели как бы по инстинкту приблизиться к естественным понятиям и стремлениям, которых еще только искали современные им философы с помощью строгой
науки.
Павлин. Да я всю его родословную
природу знаю. Окромя что по курятникам яйцы таскать, он другой
науки не знает. Его давно на осину пора, да что и на осину-то! Вот, Бог даст, осень придет, так его беспременно, за его глупость, волки съедят. Недаром мы его волчьей котлеткой зовем. А вы бы, сударь, фуражку-то сняли, неравно барышня войдут.
Испуская последний вздох, я все-таки буду верить, что
наука — самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека, что она всегда была и будет высшим проявлением любви и что только ею одною человек победит
природу и себя.
Наука дает человеку понятие о том, что жизнь
природы, жизнь растений и животных совершенно отлична от человеческой жизни.
Ну, разумеется, законы
природы, выводы естественных
наук, математика.
Мало того: тогда, говорите вы, сама
наука научит человека (хоть это уж и роскошь, по-моему), что ни воли, ни каприза на самом-то деле у него и нет, да и никогда не бывало, а что он сам не более, как нечто вроде фортепьянной клавиши или органного штифтика; и что, сверх того, на свете есть еще законы
природы; так что все, что он ни делает, делается вовсе не по его хотенью, а само собою, по законам
природы.
— Вы созданы
природой для служения
науке, — говорил он, красиво встряхивая гривой длинных волос.
— Вы человек способный, по
природе — упрямый и, видимо, с хорошими желаниями. Вам надо учиться, да — так, чтоб книга не закрывала людей. Один сектант, старичок, очень верно сказал: «Всякое научение — от человека исходит». Люди учат больнее, — грубо они учат, — но
наука их крепче въедается.
В
науке совсем напротив: идея существует в логическом организме, все частное заморено, все проникнуто светом сознания, скрытая мысль, волнующая и приводящая в движение
природу, освобождаясь от физического бытия развитием его, становится открытой мыслию
науки.
Природа, так сказать, жаждала своего освобождения от уз случайного бытия, и разум совершил это в
науке.
В
науке природа восстановляется, освобожденная от власти случайности и внешних влияний, которая притесняет ее в бытии; в
науке природа просветляется в чистоте своей логической необходимости; подавляя случайность,
наука примиряет бытие с идеей, восстановляет естественное во всей чистоте, понимает недостаток существования (des Daseins) и поправляет его, как власть имущая.
Мир фактический служит, без сомнения, основой
науки;
наука, опертая не на
природе, не на фактах, есть именно туманная
наука дилетантов.
Как бы полна ни была
наука, ее полнота отвлеченна, ее положение относительно
природы отрицательно; она это знала со времен Декарта, ясно противопоставившего мышление факту, дух —
природе.