Неточные совпадения
Из
сеней он попал в комнату, тоже темную, чуть-чуть озаренную светом, выходившим из-под широкой щели, находившейся внизу двери.
А я всю ночь здесь ночую, в
сенях, он и не услышит, а Зосимову велю ночевать у хозяйки, чтобы был
под рукой.
Его почему-то занимало пенье и весь этот стук и гам, там, внизу… Оттуда слышно было, как среди хохота и взвизгов,
под тоненькую фистулу разудалого напева и
под гитару, кто-то отчаянно отплясывал, выбивая такт каблуками. Он пристально, мрачно и задумчиво слушал, нагнувшись у входа и любопытно заглядывая с тротуара в
сени.
Ребенок видит, что и отец, и мать, и старая тетка, и свита — все разбрелись по своим углам; а у кого не было его, тот шел на сеновал, другой в сад, третий искал прохлады в
сенях, а иной, прикрыв лицо платком от мух, засыпал там, где сморила его жара и повалил громоздкий обед. И садовник растянулся
под кустом в саду, подле своей пешни, и кучер спал на конюшне.
Не серна
под утес уходит,
Орла послыша тяжкий лёт;
Одна в
сенях невеста бродит,
Трепещет и решенья ждет.
Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель,
под спасительную
сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
Три человека, очевидно не нашедшие места и в коридоре, расположились в
сенях,
под самой вонючей и текущей по швам кадкой-парашей.
Отец трепетал над ним, перестал даже совсем пить, почти обезумел от страха, что умрет его мальчик, и часто, особенно после того, как проведет, бывало, его по комнате
под руку и уложит опять в постельку, — вдруг выбегал в
сени, в темный угол и, прислонившись лбом к стене, начинал рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно у Илюшечки.
Перезвон, завидя его одетым, начал было усиленно стучать хвостом по полу, нервно подергиваясь всем телом, и даже испустил было жалобный вой, но Коля, при виде такой страстной стремительности своего пса, заключил, что это вредит дисциплине, и хоть минуту, а выдержал его еще
под лавкой и, уже отворив только дверь в
сени, вдруг свистнул его.
Иногда злая старуха слезала с печи, вызывала из
сеней дворовую собаку, приговаривая: «Сюды, сюды, собачка!» — и била ее по худой спине кочергой или становилась
под навес и «лаялась», как выражался Хорь, со всеми проходящими.
Двор был уставлен весь чумацкими возами;
под поветками, в яслях, в
сенях, иной свернувшись, другой развернувшись, храпели, как коты.
В испуге выбежала она в
сени; но, опомнившись немного, хотела было помочь ему; напрасно! дверь захлопнулась за нею так крепко, что не
под силу было отпереть.
Приехал он еще в молодости в деревню на побывку к жене, привез гостинцев. Жена жила в хате одна и кормила небольшого поросенка. На несчастье, когда муж постучался, у жены в гостях был любовник. Испугалась, спрятала она
под печку любовника, впустила мужа и не знает, как быть. Тогда она отворила дверь, выгнала поросенка в
сени, из
сеней на улицу да и закричала мужу...
Собаки опять затихли, и нам было слышно, как они, спутанным клубком, перескакивая друг через друга, опять убегают от кого-то, жалко визжа от ужаса. Мы поспешно вбежали в
сени и плотно закрыли дверь… Последнее ощущение, которое я уносил с собой снаружи, был кусок наружной стены, по которой скользнул луч фонаря… Стена осталась там
под порывами вихря.
Именно
под этим впечатлением Галактион подъезжал к своему Городищу. Начинало уже темниться, а в его комнате светился огонь. У крыльца стоял чей-то дорожный экипаж. Галактион быстро взбежал по лестнице на крылечко, прошел темные
сени, отворил дверь и остановился на пороге, — в его комнате сидели Михей Зотыч и Харитина за самоваром.
Сколько стыда приняла тогда «слепая»: чуть кто помолитвуется
под окном, она сейчас прятаться в голбец или в
сени.
В 1849 году из
сеней сделана комната и печь,
под которой Муравьев кладет эту записку.
Дом в самом деле оказался отличнейшим; в
сенях пол был мозаик; в зале, сделанной
под мрамор, висели картины; мебель, рояль, драпировки — все это было новенькое, свеженькое.
Выходишь, бывало, сначала
под навес какой-то, оттуда в темные
сени с каменными сводами и с кирпичным, выбитым просительскими ногами полом, нащупаешь дверь, пропитанную потом просительских рук, и очутишься в узком коридоре.
Земля, которую некогда попирали стопы благочестивых царей и благоверных цариц русских, притекавших сюда,
под тихую
сень святых обителей, отдохнуть от царственных забот и трудов и излить воздыхания сокрушенных сердец своих!
Живите так,
Как вас ведёт звезда,
Под кущей обновленной
сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.
Колеблющимися шагами он вышел в
сени, где обыкновенно помещался Гайнан, повозился там немного и через минуту вернулся, держа
под правым локтем за голову бюст Пушкина.
Он воскрес и для тебя, серый армяк! Он сугубо воскрес для тебя, потому что ты целый год, обливая потом кормилицу-землю, славил имя его, потому что ты целый год трудился, ждал и все думал:"Вот придет светлое воскресенье, и я отдохну
под святою
сенью его!"И ты отдохнешь, потому что в поле бегут еще веселые ручьи, потому что земля-матушка только что первый пар дала, и ничто еще не вызывает в поле ни твоей сохи, ни твоего упорного труда!
Из больших
сеней шла широкая, выкрашенная
под дуб лестница, устланная ковром и уставленная по бокам цветами.
Лежит несчастная девица
Среди подушек пуховых,
Под гордой
сенью балдахина...
Иногда вотчим приходил ко мне в черные
сени; там,
под лестницей на чердак, я спал; на лестнице, против окна, читал книги.
Теперь ни в одной из этих комнат не было видно ни души, но Дарьянов слышал, что в
сенях, за дверью, кто-то сильно работает сечкой, а в саду,
под окном, кто-то другой не то трет кирпич, не то пилит терпугом какое-то железо.
Лукашка между тем, держа обеими руками передо ртом большой кусок фазана и поглядывая то на урядника, то на Назарку, казалось, был совершенно равнодушен к тому, чтò происходило, и смеялся над обоими. Казаки еще не успели убраться в секрет, когда дядя Ерошка, до ночи напрасно просидевший
под чинарой, вошел в темные
сени.
— К рождеству я отваляю всю юриспруденцию, — коротко объяснил он мне. — Я двух зайцев ловлю: во-первых, получаю кандидатский диплом, а во-вторых — избавляюсь на целых три месяца от семейной неволи…
Под предлогом подготовки к экзамену я опять буду жить с тобой, и да будете благословенны вы, Федосьины покровы.
Под вашей
сенью я упьюсь сладким медом науки…
Все эти предметы перешли, как и следовало ожидать,
под широкие, поместительные навесы Герасима или в известные уже
сени «Расставанья».
Забыв все предосторожности, он кой-как приложил оторванную доску к сундуку, пихнул его
под нару, оставил топор на полу и, не захлопнув даже подвижной доски, которой запиралось окошко, выбежал в
сени.
Повернулся пан и пошел из избы; а
под деревом доезжачие уж и закуску сготовили. Пошел за паном Богдан, а Опанас остановил Романа в
сенях.
С нею в домике жил ее приемыш Прокофий, мясник, громадный, неуклюжий малый лет тридцати, рыжий, с жесткими усами. Встречаясь со мною в
сенях, он молча и почтительно уступал мне дорогу, и если был пьян, то всей пятерней делал мне
под козырек. По вечерам он ужинал, и сквозь дощатую перегородку мне слышно было, как он крякал и вздыхал, выпивая рюмку за рюмкой.
Когда Федосей, пройдя через
сени, вступил в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при виде таких прелестей и такого страдания: на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою рукою; ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас заметить, что с давних пор ни одна алмазная слеза не прокатилась
под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее слезы превратились в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы оставляет на нем глубокие следы, как бедный пешеход оставляет свой след на золотистом дне ручья; ручей — это надежда; покуда она светла и жива, то в несколько мгновений следы изглажены; но если однажды надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых ран, покрытых одеждою приличий.
Между тем хозяйка молча подала знак рукою, чтоб они оба за нею следовали, и вышла; на цыпочках они миновали темные
сени, где спал стремянный Палицына, и осторожно спустились на двор по четырем скрыпучим и скользким ступеням; на дворе всё было тихо; собаки на сворах лежали
под навесом и изредка лишь фыркали сытые кони, или охотник произносил во сне бессвязные слова, поворачиваясь на соломе
под теплым полушубком.
Три парня взяли бабочку
под руки и повели ее за дверь. Через пять минут в
сенях послышались редкие, отчетистые чуки-чук, чуки-чук, и за каждым чуканьем бабочка выкрикивала: «Ой! ой! ой! Ой, родименькие, горячо! Ой, ребятушки, полегче! Ой, полегче! Ой, молодчики, пожалейте! Больно, больно, больно!»
Полусонный и мокрый, как в компрессе,
под кожаной курткой, я вошел в
сени. Сбоку ударил свет лампы, полоса легла на крашеный пол. И тут выбежал светловолосый юный человек с затравленными глазами и в брюках со свежезаутюженной складкой. Белый галстук с черными горошинами сбился у него на сторону, манишка выскочила горбом, но пиджак был с иголочки, новый, как бы с металлическими складками.
Успокоившись, забрался он опять
под мирную
сень своей успокоительной и охранительной кучи дров и внимательно стал смотреть на окна.
Поднявшись умственно по ступеням широкого каменного
под деревянным навесом крыльца, вступаешь в просторные
сени, в которых была подъемная крышка над лестницею в подвал.
Вечером, для старших классов в 10 часов, по приглашению дежурного надзирателя, все становились около своих мест и, сложивши руки с переплетенными пальцами, на минуту преклоняли головы, и затем каждый, сменив одежду на халат, а сапоги на туфли, клал платье на свое место на стол и ставил сапоги
под лавку; затем весь класс с величайшей поспешностью сбегал три этажа по лестнице и, пробежав через нетопленые
сени, вступал в другую половину здания, занимаемого, как сказано выше, темными дортуарами.
Когда возвращались из церкви, то бежал вслед народ; около лавки, около ворот и во дворе
под окнами тоже была толпа. Пришли бабы величать. Едва молодые переступили порог, как громко, изо всей силы, вскрикнули певчие, которые уже стояли в
сенях со своими нотами; заиграла музыка, нарочно выписанная из города. Уже подносили донское шипучее в высоких бокалах, и подрядчик-плотник Елизаров, высокий, худощавый старик с такими густыми бровями, что глаза были едва видны, говорил, обращаясь к молодым...
— Верст семнадцать без малого… да вы не ездите… обождите… господь милостив… О!.. о!.. (Целовальник зевнул.) — Эй, Пахомка! что ты, косой черт… — крикнул он, выходя в
сени и толкнув
под бок ногою мальчика, — вставай, пора продрать буркалы-те… время кабак отпирать… день на дворе…
Она зарыдала, с ней сделалась нервная истерика, и ее вывели
под руки в
сени и
под руки отвели домой.
Но счастья нет и между вами,
Природы бедные сыны!
И
под издранными шатрами
Живут мучительные сны,
И ваши
сени кочевые
В пустынях не спаслись от бед,
И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
Несколько раз я выходил в
сени смотреть на хозяина: среди раскисшего двора на припеке солнца Егор поставил вверх дном старый гнилой ларь, похожий на гроб; хозяин, без шапки, садился посреди ларя, поднос закусок ставили справа от него, графин — слева. Хозяйка осторожно присаживалась на край ларя, Егор стоял за спиною хозяина, поддерживая его
под мышки и подпирая в поясницу коленями, а он, запрокинув назад все свое тело, долго смотрел в бледное, вымороженное небо.
Гам, чавканье, стук ложек, неистовые крики подымались все сильнее да сильнее; вскоре послышались они не только в
сенях, но даже на дворе,
под корытами и колодами, куда успели забраться, неизвестно каким образом, некоторые из гостей Силантия.
После небольшого неизбежного карточного скандала, вследствие которого один из батюшек совсем было собрался уезжать, говоря, что нога его больше не будет
под этой кровлей, и даже покушался отыскивать в
сенях свою шубу и шапку, в чем, однако, ему помешали, шиловская попадья позвала ужинать. Мужчины сели на одном конце стола, дамы — на другом. Фельдшер поместился рядом с Астреиным.
— Ну что ж, что фантазии, Сергей Фирсыч? Что тут плохого? Я, знаете, иногда сижу в школе или у вас вечером, и вдруг мне кажется, что вот-вот произойдет что-то совершенно необыкновенное. Вдруг бубенцы
под окнами. Собака лает. Кто-то входит в
сени, отворяет дверь. Лица не видать, потому что воротник у шубы поднят и занесло снегом.
Едва только Никита выехал в ворота и завернул лошадь к крыльцу, как и Василий Андреич, с папироской во рту, в крытом овчинном тулупе, туго и низко подпоясанный кушаком, вышел из
сеней на повизгивающее
под его кожей обшитыми валенками, утоптанное снегом, высокое крыльцо и остановился.
Настала ночь; покрылись тенью
Тавриды сладостной поля;
Вдали,
под тихой лавров
сеньюЯ слышу пенье соловья;
За хором звезд луна восходит;
Она с безоблачных небес
На долы, на холмы, на лес
Сиянье томное наводит.
Покрыты белой пеленой,
Как тени легкие мелькая,
По улицам Бахчисарая,
Из дома в дом, одна к другой,
Простых татар спешат супруги
Делить вечерние досуги.
Дворец утих; уснул гарем,
Объятый негой безмятежной...