Неточные совпадения
«Посмотреть ли
на нее еще или нет?.. Ну, в последний раз!» — сказал я сам себе и высунулся из коляски к крыльцу. В это время maman с тою же мыслью подошла с противоположной стороны коляски и позвала меня по имени. Услыхав ее
голос сзади себя, я
повернулся к ней, но так быстро, что мы стукнулись головами; она грустно улыбнулась и крепко, крепко поцеловала меня в последний раз.
Мужики
повернулись к Самгину затылками, — он зашел за угол конторы, сел там
на скамью и подумал, что мужики тоже нереальны, неуловимы: вчера показались актерами, а сегодня — совершенно не похожи
на людей, которые способны жечь усадьбы, портить скот. Только солдат, видимо, очень озлоблен. Вообще это — чужие люди, и с ними очень неловко, тяжело. За углом раздался сиплый
голос Безбедова...
— Уйди, — повторила Марина и
повернулась боком к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого плеча, напряженно высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза Марины тоже смотрят
на эту фигурку, — руки ее поднялись к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула головою, бросилась
на тахту и крикнула пьяным
голосом, топая голыми ногами...
Размышляя об этом, Самгин
на минуту почувствовал себя способным встать и крикнуть какие-то грозные слова, даже представил, как
повернутся к нему десятки изумленных, испуганных лиц. Но он тотчас сообразил, что, если б
голос его обладал исключительной силой, он утонул бы в диком реве этих людей, в оглушительном плеске их рук.
— Монах
на монастырь просит, знал к кому прийти! — громко между тем проговорила стоявшая в левом углу девица. Но господин, подбежавший к Алеше, мигом
повернулся к ней
на каблуках и взволнованным срывающимся каким-то
голосом ей ответил...
Первый осужденный
на кнут громким
голосом сказал народу, что он клянется в своей невинности, что он сам не знает, что отвечал под влиянием боли, при этом он снял с себя рубашку и,
повернувшись спиной к народу, прибавил: «Посмотрите, православные!»
Красота ее все более и более поражала капитана, так что он воспринял твердое намерение каждый праздник ходить в сказанную церковь, но дьявольски способствовавшее в этом случае ему счастье устроило нечто еще лучшее: в ближайшую среду, когда капитан
на плацу перед Красными казармами производил ученье своей роте и, крикнув звучным
голосом: «налево кругом!», сам
повернулся в этом же направлении, то ему прямо бросились в глаза стоявшие у окружающей плац веревки мать и дочь Рыжовы.
Собака взглянула
на него здоровым глазом, показала ещё раз медный и,
повернувшись спиной к нему, растянулась, зевнув с воем.
На площадь из улицы, точно волки из леса
на поляну, гуськом вышли три мужика; лохматые, жалкие, они остановились
на припёке, бессильно качая руками, тихо поговорили о чём-то и медленно, развинченной походкой, всё так же гуськом пошли к ограде, а из-под растрёпанных лаптей поднималась сухая горячая пыль. Где-то болезненно заплакал ребёнок, хлопнула калитка и злой
голос глухо крикнул...
Очутившись
на дворе, он остановился как бы для того, чтоб перевести дыхание, и вдруг быстро
повернулся к двери крыльца, торжественно приподнял обе руки и произнес задыхающимся
голосом...
Вдруг Гамлет-Вольский выпрямился,
повернулся к Горацио, стоявшему почти
на авансцене спиной к публике. Его глаза цвета серого моря от расширенных зрачков сверкали черными алмазами, блестели огнем победы… И громовым
голосом, единственный раз во всей пьесе, он с торжествующей улыбкой бросил...
Климков согнулся, пролезая в маленькую дверь, и пошёл по тёмному коридору под сводом здания
на огонь, слабо мерцавший где-то в глубине двора. Оттуда навстречу подползал шорох ног по камням, негромкие
голоса и знакомый, гнусавый, противный звук… Климков остановился, послушал, тихо
повернулся и пошёл назад к воротам, приподняв плечи, желая скрыть лицо воротником пальто. Он уже подошёл к двери, хотел постучать в неё, но она отворилась сама, из неё вынырнул человек, споткнулся, задел Евсея рукой и выругался...
Долинский задыхался, а светляки перед ним все мелькали, и зеленые майки качались
на гнутких стеблях травы и наполняли своим удушливым запахом неподвижный воздух, а трава все растет, растет, и уж Долинскому и нечем дышать, и негде
повернуться. От страшной, жгучей боли в груди он болезненно вскрикнул, но
голос его беззвучно замер в сонном воздухе пустыни, и только переросшая траву задумчивая пальма тихо покачала ему своей печальной головкой.
— А вышло, cher cousin [дорогой кузен (франц.).], нехорошо!.. — продолжал генерал грустным
голосом. — Ефим Федорович страшно
на меня обиделся и, встретясь вскоре после того со мной в Английском клубе, он
повернулся ко мне спиной и даже ушел из той комнаты, где я сел обедать; а потом, как водится, это стало отражаться и
на самой службе: теперь, какое бы то ни было представление от моего ведомства, — Ефим Федорович всегда против и своей неумолимой логикой разбивает все в пух…
В храме Изиды
на горе Ватн-эль-Хав только что отошла первая часть великого тайнодействия,
на которую допускались верующие малого посвящения. Очередной жрец — древний старец в белой одежде, с бритой головой, безусый и безбородый,
повернулся с возвышения алтаря к народу и произнес тихим, усталым
голосом...
— Айда прочь! — сказал он веселым
голосом, дохнув
на меня густою струей перегара и размахивая короткой ручкой, — эта рука со сжатым кулаком тоже напоминала шампанскую бутылку с пробкой в горле. Я
повернулся спиною к нему и не торопясь пошел к воротам.
Старый Хомяк закачал головой, его морщинистое лицо пришло в движение, глаза заморгали, и в первый раз Семенов услышал его
голос. Он
повернулся к Бесприютному, уставился
на него глазами и сказал...
Голос Менделя-отца слегка дрогнул. Израиль слушал с серьезным и заинтересованным видом. Лицо Фроима выражало равнодушие. Он вспомнил агаду, но мораль ее, по-видимому, ему не нравилась. Быть может даже, он уже пародировал ее в уме. Но отец этого не видел. Инстинктом рассказчика-художника он чувствовал, где самый внимательный его слушатель, и
повернулся в сторону дяди, который, опершись
на ручку кресла, очевидно, ждал конца.
— Нет, отец, не боюсь, — тем же жалобным поющим
голосом ответил дьякон и энергично покачал головой. — Нет, не боюсь, — повторил он и, снова
повернувшись на бок, застонал и дрогнул от рыданий.
— Прах, ходящий
на двух лапках! — произнес за ним
голос Водопьянова, и колоссальная фигура «Сумасшедшего Бедуина» стала между противниками с распростертыми руками. Подозеров
повернулся и вышел.
Повернулся ротный
на подковках, Назарычу занятия предоставил, в канцелярию пошел приказы полковые перелистывать. Слышит, за перегородкой в углу кто-то подсвистывает, Шарика кличет, — в ответ собачка урчит, веселым
голосом огрызается. Поглядел он в щелку: сидит это солдатик Каблуков, что намедни с отпуска вернулся,
на сундучке. Одна нога в сапоге, другая в портянке. Свистит, пальцами прищелкивает, а перед ним, — господи, спаси-помилуй! — пустой сапог в воздухе носится, кверху носком взметывается.
Сергей Андреич выпустил из пальцев рисунок, и, колыхаясь углами, он тихо опустился
на пол. Потом отец
повернулся и быстро вышел, и в столовой послышался его громкий и удаляющийся
голос: «Обедайте без меня! Мне необходимо съездить по делу». А Павел подошел к умывальнику и начал лить воду
на руки и лицо, не чувствуя ни холода, ни воды.
— Сказав эти слова взволнованным
голосом, государь вдруг
повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему
на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета.
— Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… —
Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро
повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала
на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.