Неточные совпадения
Строился
новый город на
новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою
историю…
— Ах, с Бузулуковым была
история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в
новой каске. Ты видел
новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он… Нет, ты слушай.
Несмотря на то, что недослушанный план Сергея Ивановича о том, как освобожденный сорокамиллионный мир Славян должен вместе с Россией начать
новую эпоху в
истории, очень заинтересовал его, как нечто совершенно
новое для него, несмотря на то, что и любопытство и беспокойство о том, зачем его звали, тревожили его, — как только он остался один, выйдя из гостиной, он тотчас же вспомнил свои утренние мысли.
— Скверная
история, но уморительная. Не может же Кедров драться с этим господином! Так ужасно горячился? — смеясь переспросил он. — А какова нынче Клер? Чудо! — сказал он про
новую французскую актрису. — Сколько ни смотри, каждый день
новая. Только одни французы могут это.
— Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша
история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в
новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.
«Ну, — говорил он ему, — излагай мне свои воззрения на жизнь, братец: ведь в вас, говорят, вся сила и будущность России, от вас начнется
новая эпоха в
истории, — вы нам дадите и язык настоящий и законы».
—
Новая сила
истории, сила, еще недостаточно осознавшая свое значение и направление».
— Совет невежды! В тот век, когда Бергсон начинает
новую эру в
истории философии…
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «
Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все
новые, живые, черные валы.
— У них у всех неудачный роман с
историей.
История — это Мессалина, Клим, она любит связи с молодыми людьми, но — краткие. Не успеет молодое поколение вволю поиграть, помечтать с нею, как уже на его место встают
новые любовники.
— Теперь Валентин затеял
новую канитель, — им руководят девицы Радомысловы и веселые люди их кружка. Цель у них — ясная: обобрать болвана, это я уже сказала. Вот какая
история. Он рассказывал тебе?
— Городок наш милый относится к числу отодвинутых в сторону от путей новейшей
истории, поэтому в нем много важного и ценного лежит нетронуто, по укладкам, по сундукам, ожидая прикосновения гениальной руки
нового Карамзина или хотя бы Забелина.
Постепенно начиналась скептическая критика «значения личности в процессе творчества
истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред
новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше. Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты свои на «самопознании», на вопросах индивидуального бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше время — не время широких задач».
Он неохотно и ‹не› очень много затратил времени на этот труд, но затраченного оказалось вполне достаточно для того, чтоб решительно не согласиться с философией
истории, по-новому изображающей процесс развития мировой культуры.
Он мысленно вел с ней нескончаемый разговор и днем и ночью. К «
Истории открытий и изобретений» он все примешивал какие-нибудь
новые открытия в наружности или в характере Ольги, изобретал случай нечаянно встретиться с ней, послать книгу, сделать сюрприз.
Он открыто заявлял, что, веря в прогресс, даже досадуя на его «черепаший» шаг, сам он не спешил укладывать себя всего в какое-нибудь, едва обозначившееся десятилетие, дешево отрекаясь и от завещанных
историею, добытых наукой и еще более от выработанных собственной жизнию убеждений, наблюдений и опытов, в виду едва занявшейся зари quasi-новых [мнимоновых (лат.).] идей, более или менее блестящих или остроумных гипотез, на которые бросается жадная юность.
Иногда, в этом безусловном рвении к какой-то
новой правде, виделось ей только неуменье справиться с старой правдой, бросающееся к
новой, которая давалась не опытом и борьбой всех внутренних сил, а гораздо дешевле, без борьбы и сразу, на основании только слепого презрения ко всему старому, не различавшего старого зла от старого добра, и принималась на веру от не проверенных ничем
новых авторитетов, невесть откуда взявшихся
новых людей — без имени, без прошедшего, без
истории, без прав.
— Леонтий Иванович давал — Мишле, «Precis de l’histoire moderne», [«Очерки
истории нового времени» (фр.).] потом Римскую
историю, кажется, Жибона…
— Вот видите: мне хочется пройти с Марфенькой практически
историю литературы и искусства. Не пугайтесь, — поспешил он прибавить, заметив, что у ней на лице показался какой-то туман, — курс весь будет состоять в чтении и разговорах… Мы будем читать все, старое и
новое, свое и чужое, — передавать друг другу впечатления, спорить… Это займет меня, может быть, и вас. Вы любите искусство?
Мало того: Лиза уверяет о какой-то развязке «вечной
истории» и о том, что у мамы о нем имеются некоторые сведения, и уже позднейшие; сверх того, там несомненно знают и про письмо Катерины Николаевны (это я сам приметил) и все-таки не верят его «воскресению в
новую жизнь», хотя и выслушали меня внимательно.
Это «
История кораблекрушений», в которой собраны за старое и
новое время все случаи известных кораблекрушений со всеми последствиями.
Он сейчас же поручил мне написать несколько бумаг в Петербург, между прочим изложить кратко
историю нашего плавания до Англии и вместе о том, как мы «приткнулись» к мели, и о необходимости ввести фрегат в Портсмутский док, отчасти для осмотра повреждения, а еще более для приспособления к фрегату тогда еще
нового водоопреснительного парового аппарата.
В таком состоянии он был сегодня. Приближение Нехлюдова на минуту остановило его речь. Но, устроив мешок, он сел по-прежнему и, положив сильные рабочие руки на колени, глядя прямо в глаза садовнику, продолжал свой рассказ. Он рассказывал своему
новому знакомому во всех подробностях
историю своей жены, за что ее ссылали, и почему он теперь ехал за ней в Сибирь.
Чувство это было то самое простое чувство жалости и умиления, которое он испытал в первый раз на свидании с нею в тюрьме и потом, с
новой силой, после больницы, когда он, поборов свое отвращение, простил ее за воображаемую
историю с фельдшером (несправедливость которой разъяснилась потом); это было то же самое чувство, но только с тою разницею, что тогда оно было временно, теперь же оно стало постоянным.
Досказав всю
историю и всю гадость ее и еще с особенным удовольствием
историю о том, как украдены разными высокопоставленными людьми деньги, собранные на тот всё недостраивающийся памятник, мимо которого они проехали сегодня утром, и еще про то, как любовница такого-то нажила миллионы на бирже, и такой-то продал, а такой-то купил жену, адвокат начал еще
новое повествование о мошенничествах и всякого рода преступлениях высших чинов государства, сидевших не в остроге, а на председательских креслах в равных учреждениях.
Этот тон смутил Зосю. Несколько дней она казалась спокойнее, но потом началась старая
история. Привалова удивляло только то, что Половодов совсем перестал бывать у них, и Зося, как казалось, совсем позабыла о нем. Теперь у нее явилось
новое развлечение: она часов по шести в сутки каталась в санях по городу, везде таская за собой Хину. Она сама правила лошадью и даже иногда сама закладывала свой экипаж.
— Нет, я только констатирую факт; это одна из тех старых
историй, которые останутся вечно
новыми.
Пассивная, рецептивная женственность в отношении государственной власти — так характерна для русского народа и для русской
истории [Это вполне подтверждается и русской революцией, в которой народ остается духовно пассивным и покорным
новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости.].
В
истории нового человечества происходит двойственный процесс — процесс универсализации и процесс индивидуализации, объединения в большие тела и дифференциации на малые тела.
Наша национальная мысль должна творчески работать под
новой славянской идеей, ибо пробил тот час всемирной
истории, когда славянская раса должна выступить со своим словом на арену всемирной
истории.
Ныне мы вступаем в
новый период русской и всемирной
истории, и старые, традиционные идеи не годны уже для
новых мировых задач, которые ставит перед нами жизнь.
Неужели мировые события, исключительные в мировой
истории, ничему нас не научат, не приведут к рождению
нового сознания и оставят нас в прежних категориях, из которых мы хотели вырваться до войны?
Славянофильские, народнические или социал-демократические доктринерские схемы совершенно не приспособлены для
новых событий мировой
истории, ибо они выработаны для более простой и элементарной действительности.
Душа не раскрывается перед многообразной исторической действительностью, и энергия мысли не работает над
новыми творческими задачами, поставленными жизнью и
историей.
Все эти вопросы, которые приносит с собой
новый день всемирной
истории, требуют огромных усилий творческой мысли.
Это совпадает с периодами особенного духовного подъема, когда судьбами
истории данный народ призывается совершить что-либо великое и
новое для мира.
Была у меня тогда книга, Священная
история, с прекрасными картинками, под названием «Сто четыре Священные
истории Ветхого и
Нового Завета», и по ней я и читать учился.
Прежняя штука, притвориться обиженным, выставить какую-нибудь пошлую сторону характера, чтобы опереться на нее, не годится: два раза на одном и том же не проведешь: вторая такая
история лишь раскрыла бы смысл первой, показала бы его героем не только
новых, но и прежних времен.
И когда скажут это, значит, пришло время возродиться этому типу, и он возродится в более многочисленных людях, в лучших формах, потому что тогда всего хорошего будет больше, и все хорошее будет лучше; и опять та же
история а
новом виде.
Итак, в
истории Веры Павловны является
новое лицо, и надобно было бы описать его, если бы оно уже не было описано.
Если роды кончатся хорошо, все пойдет на пользу; но мы не должны забывать, что по дороге может умереть ребенок или мать, а может, и оба, и тогда — ну, тогда
история с своим мормонизмом начнет
новую беременность…
Погодин был полезный профессор, явившись с
новыми силами и с не
новым Гереном на пепелище русской
истории, вытравленной и превращенной в дым и прах Каченовским.
— Знаете ли что, — сказал он вдруг, как бы удивляясь сам
новой мысли, — не только одним разумом нельзя дойти до разумного духа, развивающегося в природе, но не дойдешь до того, чтобы понять природу иначе, как простое, беспрерывное брожение, не имеющее цели, и которое может и продолжаться, и остановиться. А если это так, то вы не докажете и того, что
история не оборвется завтра, не погибнет с родом человеческим, с планетой.
Два врага, обезображенные голодом, умерли, их съели какие-нибудь ракообразные животные… корабль догнивает — смоленый канат качается себе по мутным волнам в темноте, холод страшный, звери вымирают,
история уже умерла, и место расчищено для
новой жизни: наша эпоха зачислится в четвертую формацию, то есть если
новый мир дойдет до того, что сумеет считать до четырех.
Желтый и почернелый, с безумными глазами и все еще повязанный кровавым платком, он начал
новое следствие; тут эта
история принимает чудовищные размеры.
Но Руссо имел большую заслугу в
истории европейского человека, как и романтизм вообще, — он много сделал для разворачивания душевной жизни человека, для возникновения
новой чувствительности.
Из книг другого типа: «Судьба человека в современном мире», которая гораздо лучше формулирует мою философию
истории современности, чем «
Новое средневековье», и «Источники и смысл русского коммунизма», для которой должен был много перечитать по русской
истории XIX века, и «Русская идея».
Этот конфликт достиг для меня особенной остроты в
истории с Г. П. Федотовым, которого хотели удалить из Богословского института за статьи в «
Новой России», в которых видели «левый» уклон.
Журнал «Вопросы жизни» имел большое симптоматическое значение, он отражал течения того времени, он был
новым явлением в
истории русских журналов.
Наряду с горьким и довольно пессимистическим чувством
истории во мне осталось упование на наступление
новой творческой эпохи в христианстве.