Неточные совпадения
— А часто у вас секут? — спросил он письмоводителя,
не поднимая на него
глаз.
—
Не могу сказать, чтоб я был вполне доволен им, —
поднимая брови и открывая
глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников
не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
— Я вас давно знаю и очень рада узнать вас ближе. Les amis de nos amis sont nos amis. [Друзья наших друзей — наши друзья.] Но для того чтобы быть другом, надо вдумываться в состояние души друга, а я боюсь, что вы этого
не делаете в отношении к Алексею Александровичу. Вы понимаете, о чем я говорю, — сказала она,
поднимая свои прекрасные задумчивые
глаза.
Она тяжело дышала,
не глядя на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак
не ожидала, что высказанная любовь его произведет на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она
подняла на Левина свои светлые правдивые
глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила...
—
Не вы совершили тот высокий поступок прощения, которым я восхищаюсь и все, но Он, обитая в вашем сердце, — сказала графиня Лидия Ивановна, восторженно
поднимая глаза, — и потому вы
не можете стыдиться своего поступка.
— Чувствую, что отправляюсь, — с трудом, но с чрезвычайною определенностью, медленно выжимая из себя слова, проговорил Николай. Он
не поднимал головы, но только направлял
глаза вверх,
не достигая ими лица брата. — Катя, уйди! — проговорил он еще.
Прочтя письмо, он
поднял на нее
глаза, и во взгляде его
не было твердости. Она поняла тотчас же, что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет
не всё, что он думает. И она поняла, что последняя надежда ее была обманута. Это было
не то, чего она ждала.
— Я
не полагаю, чтоб я имел право отказать ей, — сказал он робко,
подняв глаза.
— Но, друг мой,
не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы
не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и,
подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
Она
подняла на меня томный, глубокий взор и покачала головой; ее губы хотели проговорить что-то — и
не могли;
глаза наполнились слезами; она опустилась в кресла и закрыла лицо руками.
Герой наш поворотился в ту ж минуту к губернаторше и уже готов был отпустить ей ответ, вероятно ничем
не хуже тех, какие отпускают в модных повестях Звонские, Линские, Лидины, Гремины и всякие ловкие военные люди, как, невзначай
поднявши глаза, остановился вдруг, будто оглушенный ударом.
Наконец Манилов
поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть,
не видно ли какой усмешки на губах его,
не пошутил ли он; но ничего
не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал,
не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но
глаза гостя были совершенно ясны,
не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в
глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке.
Легкий головной убор держался только на одних ушах и, казалось, говорил: «Эй, улечу, жаль только, что
не подыму с собой красавицу!» Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для
глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить).
«Теперь сходитесь».
Хладнокровно,
Еще
не целя, два врага
Походкой твердой, тихо, ровно
Четыре перешли шага,
Четыре смертные ступени.
Свой пистолет тогда Евгений,
Не преставая наступать,
Стал первый тихо
подымать.
Вот пять шагов еще ступили,
И Ленский, жмуря левый
глаз,
Стал также целить — но как раз
Онегин выстрелил… Пробили
Часы урочные: поэт
Роняет молча пистолет.
В дальнем углу залы, почти спрятавшись за отворенной дверью буфета, стояла на коленях сгорбленная седая старушка. Соединив руки и
подняв глаза к небу, она
не плакала, но молилась. Душа ее стремилась к богу, она просила его соединить ее с тою, кого она любила больше всего на свете, и твердо надеялась, что это будет скоро.
Все своевольные и гульливые рыцари стройно стояли в рядах, почтительно опустив головы,
не смея
поднять глаз, когда кошевой раздавал повеления; раздавал он их тихо,
не вскрикивая,
не торопясь, но с расстановкою, как старый, глубоко опытный в деле козак, приводивший
не в первый раз в исполненье разумно задуманные предприятия.
Андрий стоял ни жив ни мертв,
не имея духа взглянуть в лицо отцу. И потом, когда
поднял глаза и посмотрел на него, увидел, что уже старый Бульба спал, положив голову на ладонь.
Он
поднял глаза и увидел стоявшую у окна красавицу, какой еще
не видывал отроду: черноглазую и белую, как снег, озаренный утренним румянцем солнца.
Бережно, но со смехом, сам потрясенный и удивленный тем, что наступила невыразимая,
не доступная никому драгоценная минута, Грэй
поднял за подбородок вверх это давно-давно пригрезившееся лицо, и
глаза девушки наконец ясно раскрылись.
Серые и радужные кредитки,
не убранные со стола, опять замелькали в ее
глазах, но она быстро отвела от них лицо и
подняла его на Петра Петровича: ей вдруг показалось ужасно неприличным, особенно ей, глядеть на чужие деньги.
Заметов вдруг фыркнул из своего угла. Раскольников даже
глаз на него
не поднял.
Я очень хорошо понял, с первого взгляда, что тут дело плохо, и — что вы думаете? — решился было и
глаз не подымать на нее.
Пульхерия Александровна взглянула на Соню и слегка прищурилась. Несмотря на все свое замешательство перед настойчивым и вызывающим взглядом Роди, она никак
не могла отказать себе в этом удовольствии. Дунечка серьезно, пристально уставилась прямо в лицо бедной девушки и с недоумением ее рассматривала. Соня, услышав рекомендацию,
подняла было
глаза опять, но смутилась еще более прежнего.
Дуня
подняла револьвер и, мертво-бледная, с побелевшею, дрожавшею нижнею губкой, с сверкающими, как огонь, большими черными
глазами, смотрела на него, решившись, измеряя и выжидая первого движения с его стороны. Никогда еще он
не видал ее столь прекрасною. Огонь, сверкнувший из
глаз ее в ту минуту, когда она
поднимала револьвер, точно обжег его, и сердце его с болью сжалось. Он ступил шаг, и выстрел раздался. Пуля скользнула по его волосам и ударилась сзади в стену. Он остановился и тихо засмеялся...
— Все об воскресении Лазаря, — отрывисто и сурово прошептала она и стала неподвижно, отвернувшись в сторону,
не смея и как бы стыдясь
поднять на него
глаза. Лихорадочная дрожь ее еще продолжалась. Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги. Прошло минут пять или более.
— Я поздно… Одиннадцать часов есть? — спросил он, все еще
не подымая на нее
глаз.
Варвара. Ну, уж едва ли. На мужа
не смеет
глаз поднять. Маменька замечать это стала, ходит да все на нее косится, так змеей и смотрит; а она от этого еще хуже. Просто мука глядеть-то на нее! Да и я боюсь.
Катерина. Нет у меня воли. Кабы была у меня своя воля,
не пошла бы я к тебе. (
Поднимает глаза и смотрит на Бориса.)
К сердцу своему
Он прижимал поспешно руку,
Как бы его смиряя муку,
Картуз изношенный сымал,
Смущенных
глаз не подымалИ шел сторонкой.
— Четыре… пять… Отойди, братец, отойди; можешь даже за дерево стать и уши заткнуть, только
глаз не закрывай; а повалится кто, беги
подымать. Шесть… семь… восемь… — Базаров остановился. — Довольно? — промолвил он, обращаясь к Павлу Петровичу, — или еще два шага накинуть?
Катя
подняла глаза кверху и промолвила: «Да», а Аркадий подумал: «Вот эта
не упрекает меня за то, что я красиво выражаюсь».
Николай Петрович объяснил ему в коротких словах свое душевное состояние и удалился. Павел Петрович дошел до конца сада, и тоже задумался, и тоже
поднял глаза к небу. Но в его прекрасных темных
глазах не отразилось ничего, кроме света звезд. Он
не был рожден романтиком, и
не умела мечтать его щегольски-сухая и страстная, на французский лад мизантропическая [Мизантропический — нелюдимый, человеконенавистнический.] душа…
Фенечка
подняла на Базарова свои
глаза, казавшиеся еще темнее от беловатого отблеска, падавшего на верхнюю часть ее лица. Она
не знала — шутит ли он или нет.
Он приподнялся и хотел возвратиться домой; но размягченное сердце
не могло успокоиться в его груди, и он стал медленно ходить по саду, то задумчиво глядя себе под ноги, то
поднимая глаза к небу, где уже роились и перемигивались звезды.
Катя, которая
не спеша подбирала цветок к цветку, с недоумением
подняла глаза на Базарова — и, встретив его быстрый и небрежный взгляд, вспыхнула вся до ушей. Анна Сергеевна покачала головой.
Самгин начал рассказывать о беженцах-евреях и, полагаясь на свое
не очень богатое воображение, об условиях их жизни в холодных дачах, с детями, стариками, без хлеба. Вспомнил старика с красными
глазами, дряхлого старика, который молча пытался и
не мог
поднять бессильную руку свою. Он тотчас же заметил, что его перестают слушать, это принудило его повысить тон речи, но через минуту-две человек с волосами дьякона, гулко крякнув, заявил...
…Самгин сел к столу и начал писать, заказав слуге бутылку вина. Он
не слышал, как Попов стучал в дверь, и
поднял голову, когда дверь открылась. Размашисто бросив шляпу на стул, отирая платком отсыревшее лицо, Попов шел к столу, выкатив
глаза, сверкая зубами.
— А она — умная! Она смеется, — сказал Самгин и остатком неомраченного сознания понял, что он, скандально пьянея, говорит глупости. Откинувшись на спинку стула, он закрыл
глаза, сжал зубы и минуту, две слушал грохот барабана, гул контрабаса, веселые вопли скрипок. А когда он
поднял веки — Брагина уже
не было, пред ним стоял официант, предлагая холодную содовую воду, спрашивая дружеским тоном...
А когда
подняли ее тяжелое стекло, старый китаец
не торопясь освободил из рукава руку, рукав как будто сам, своею силой, взъехал к локтю, тонкие, когтистые пальцы старческой, железной руки опустились в витрину, сковырнули с белой пластинки мрамора большой кристалл изумруда, гордость павильона, Ли Хунг-чанг
поднял камень на уровень своего
глаза, перенес его к другому и, чуть заметно кивнув головой, спрятал руку с камнем в рукав.
Раза два-три Иноков, вместе с Любовью Сомовой, заходил к Лидии, и Клим видел, что этот клинообразный парень чувствует себя у Лидии незваным гостем. Он бестолково, как засыпающий окунь в ушате воды, совался из угла в угол, встряхивая длинноволосой головой, пестрое лицо его морщилось,
глаза смотрели на вещи в комнате спрашивающим взглядом. Было ясно, что Лидия
не симпатична ему и что он ее обдумывает. Он внезапно подходил и,
подняв брови, широко открыв
глаза, спрашивал...
Дядя Яков действительно вел себя
не совсем обычно. Он
не заходил в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он шагал по двору, как по улице, и, высоко
подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел в окна
глазами чужого. Выходил он из флигеля почти всегда в полдень, в жаркие часы, возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
— Хотела встать и упала, — заговорила она слабеньким голосом, из
глаз ее текли слезы, губы дрожали. Самгин
поднял ее, уложил на постель, сел рядом и, поглаживая ладонь ее, старался
не смотреть в лицо ее, детски трогательное и как будто виноватое.
— Простите,
не встану, — сказал он,
подняв руку, протягивая ее. Самгин, осторожно пожав длинные сухие пальцы, увидал лысоватый череп, как бы приклеенный к спинке кресла, серое, костлявое лицо, поднятое к потолку, украшенное такой же бородкой, как у него, Самгина, и под высоким лбом — очень яркие
глаза.
Эти слова прозвучали очень тепло, дружески. Самгин
поднял голову и недоверчиво посмотрел на высоколобое лицо, обрамленное двуцветными вихрами и темной, но уже очень заметно поседевшей, клинообразной бородой. Было неприятно признать, что красота Макарова становится все внушительней. Хороши были
глаза, прикрытые густыми ресницами, но неприятен их прямой, строгий взгляд. Вспомнилась странная и, пожалуй, двусмысленная фраза Алины: «Костя честно красив, — для себя, а
не для баб».
Полицейский выпрямился, стукнув шашкой о стол, сделал строгое лицо, но выпученные
глаза его улыбались, а офицер,
не поднимая головы, пробормотал...
«Конечно, это она потому, что стареет и ревнует», — думал он, хмурясь и глядя на часы. Мать просидела с ним
не более получаса, а казалось, что прошло часа два. Было неприятно чувствовать, что за эти полчаса она что-то потеряла в
глазах его. И еще раз Клим Самгин подумал, что в каждом человеке можно обнаружить простенький стерженек, на котором человек
поднимает флаг своей оригинальности.
Как будто забыв о смерти отчима, она минут пять критически и придирчиво говорила о Лидии, и Клим понял, что она
не любит подругу. Его удивило, как хорошо она до этой минуты прятала антипатию к Лидии, — и удивление несколько
подняло зеленоглазую девушку в его
глазах. Потом она вспомнила, что надо говорить об отчиме, и сказала, что хотя люди его типа — отжившие люди, но все-таки в них есть своеобразная красота.
Самгину казалось, что он видит ее медные
глаза, крепко сжатые губы, — вода доходила ей выше колен, руки она
подняла над головою, и они
не дрожали.
О себе он наговорил чепухи, а на вопрос о революции строго ответил, что об этом
не говорят с женщиной в постели, и ему показалось, что ответ этот еще выше
поднял его в
глазах Бланш.
Самгин чувствовал себя в потоке мелких мыслей, они проносились, как пыльный ветер по комнате, в которой открыты окна и двери. Он подумал, что лицо Марины мало подвижно, яркие губы ее улыбаются всегда снисходительно и насмешливо; главное в этом лице — игра бровей, она
поднимает и опускает их, то — обе сразу, то — одну правую, и тогда левый
глаз ее блестит хитро. То, что говорит Марина,
не так заразительно, как мотив: почему она так говорит?