Неточные совпадения
Базары опустели, продавать было нечего, да и некому, потому что город обезлюдел. «
Кои померли, — говорит летописец, —
кои, обеспамятев, разбежались кто куда». А бригадир между тем все не прекращал своих беззаконий и купил Аленке новый драдедамовый [Драдедамовый — сделанный из особого тонкого шерстяного драпа (от франц. «drap des dames»).] платок. Сведавши об этом, глуповцы опять встревожились и целой громадой ввалили
на бригадиров двор.
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать, ответили
на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек,
кои предерзостно законами именует, воздержался".
Первым действием в сем смысле должен быть суровый вид, от
коего обыватели мгновенно пали бы
на колени.
"Мудрые мира сего! — восклицает по этому поводу летописец, — прилежно о сем помыслите! и да не смущаются сердца ваши при взгляде
на шелепа и иные орудия, в
коих, по высокоумному мнению вашему, якобы сила и свет просвещения замыкаются!"
Но что весьма достойно примечания: как ни ужасны пытки и мучения, в изобилии по всей картине рассеянные, и как ни удручают душу кривлянья и судороги злодеев, для
коих те муки приуготовлены, но каждому зрителю непременно сдается, что даже и сии страдания менее мучительны, нежели страдания сего подлинного изверга, который до того всякое естество в себе победил, что и
на сии неслыханные истязания хладным и непонятливым оком взирать может".
Отслушав заутреню, Грустилов вышел из церкви ободренный и, указывая Пфейферше
на вытянувшихся в струнку пожарных и полицейских солдат ("
кои и во время глуповского беспутства втайне истинному богу верны пребывали", — присовокупляет летописец), сказал...
Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись, увидел меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна
на голубое небо, усеянное разорванными облачками,
на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом,
на вершине
коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.
Надобно сказать, что у нас
на Руси если не угнались еще
кой в чем другом за иностранцами, то далеко перегнали их в умении обращаться.
Кое-где просто
на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими
на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою в нее вилкою.
Перескажу простые речи
Отца иль дяди-старика,
Детей условленные встречи
У старых лип, у ручейка;
Несчастной ревности мученья,
Разлуку, слезы примиренья,
Поссорю вновь, и наконец
Я поведу их под венец…
Я вспомню речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувши дни
У ног любовницы прекрасной
Мне приходили
на язык,
От
коих я теперь отвык.
Одессу звучными стихами
Наш друг Туманский описал,
Но он пристрастными глазами
В то время
на нее взирал.
Приехав, он прямым поэтом
Пошел бродить с своим лорнетом
Один над морем — и потом
Очаровательным пером
Сады одесские прославил.
Всё хорошо, но дело в том,
Что степь нагая там кругом;
Кой-где недавный труд заставил
Младые ветви в знойный день
Давать насильственную тень.
Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе
на что-нибудь, клялись не расставаться, — но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались.
Как вам, а мне так кажутся похожи
На этаких нередко Пауков
Те,
кои без ума и даже без трудов,
Тащатся вверх, держась за хвост вельможи;
А надувают грудь,
Как будто б силою их бог снабдил орлиной:
Хоть стоит ветру лишь пахнуть,
Чтоб их унесть и с паутиной.
Услыша пастуха, Ручей журчит сердито:
«Река несытая! что, если б дно твоё
Так было, как моё
Для всех и ясно, и открыто,
И всякий видел бы
на тенистом сем дне
Все жертвы,
кои ты столь алчно поглотила?
Несколько пушек, между
коих узнал я и нашу, поставлены были
на походные лафеты.
— Там есть спорный участок, право Туробоева
на владение
коим оспаривается теткой невесты моей Алины Марковны Телепневой, подруги дочери вашей…
— А пожалуй, не надо бы. Мне вот кажется, что для государства нашего весьма полезно столкновение тех,
кои веруют по Герцену и славянофилам с опорой
на Николая Чудотворца в лице мужичка, с теми,
кои хотят веровать по Гегелю и Марксу с опорою
на Дарвина.
Кое-где
на лысинах булыжника горели пятна и капли крови.
Было уже очень поздно.
На пустынной улице застыл холодный туман, не решаясь обратиться в снег или в дождь. В тумане висели пузыри фонарей, окруженные мутноватым радужным сиянием, оно тоже застыло. Кое-где среди черных окон поблескивали желтые пятна огней.
— Бросьте, батенька! Это — дохлое дело. Еще раньше дня
на три, ну, может быть… А теперь мы немножко танцуем назад, составы кормежных поездов гонят куда только возможно гнать, все перепуталось, и мы сами ничего не можем найти. Боеприпасы убирать надобно, вот что. Кое-что, пожалуй, надобно будет предать огню.
Возвратясь домой, он увидал у ворот полицейского,
на крыльце дома — другого; оказалось, что полиция желала арестовать Инокова, но доктор воспротивился этому; сейчас приедут полицейский врач и судебный следователь для проверки показаний доктора и допроса Инокова, буде он окажется в силах дать показание по обвинению его «в нанесении тяжких увечий, последствием
коих была смерть».
«Примите, дескать, ваше превосходительство, отеческое участие и взгляните оком милосердия
на неминуемое, угрожающее мне ужаснейшее несчастие, происходящее от буйственных поступков старосты, и крайнее разорение,
коему я неминуемо должен подвергнуться, с женой и малолетними, остающимися без всякого призрения и куска хлеба, двенадцатью человеками детей…»
Кое-где только, изредка, блеснет взгляд Ольги, прозвучит Casta diva, раздастся торопливый поцелуй, а там опять
на работы ехать, в город ехать, там опять приказчик, опять щелканье счетов.
Уж близок полдень. Жар пылает.
Как пахарь, битва отдыхает.
Кой-где гарцуют казаки.
Равняясь, строятся полки.
Молчит музыка боевая.
На холмах пушки, присмирев,
Прервали свой голодный рев.
И се — равнину оглашая,
Далече грянуло ура:
Полки увидели Петра.
Простор и пустота — как в пустыне. Кое-где высунется из окна голова с седой бородой, в красной рубашке, поглядит, зевая,
на обе стороны, плюнет и спрячется.
— К вашим услугам, Марфа Васильевна!.. сочту себя счастливым… — приговаривал он. — Какая отменная девица! — вполголоса добавил он, обращаясь к Райскому, — это распускающаяся, так сказать, роза
на стебельке, до
коей даже дыхание ветерка не смеет коснуться!
За игорным столом приходилось даже иногда говорить
кой с кем; но раз я попробовал
на другой день, тут же в комнатах, раскланяться с одним господчиком, с которым не только говорил, но даже и смеялся накануне, сидя рядом, и даже две карты ему угадал, и что ж — он совершенно не узнал меня.
Где же Нагасаки? Города еще не видать. А! вот и Нагасаки. Отчего ж не Нангасаки? оттого, что настоящее название — Нагасаки, а буква н прибавляется так, для шика, так же как и другие буквы к некоторым словам. «Нагасаки — единственный порт, куда позволено входить одним только голландцам», — сказано в географиях, и куда, надо бы прибавить давно, прочие ходят без позволения. Следовательно, привилегия ни в
коем случае не
на стороне голландцев во многих отношениях.
Кое-как добрался я до своей каюты, в которой не был со вчерашнего дня, отворил дверь и не вошел — все эти термины теряют значение в качку — был втиснут толчком в каюту и старался удержаться
на ногах, упираясь кулаками в обе противоположные стены.
На другой день утром мы ушли, не видав ни одного европейца, которых всего трое в Анжере. Мы плыли дальше по проливу между влажными, цветущими берегами Явы и Суматры. Местами,
на гладком зеркале пролива, лежали, как корзинки с зеленью, маленькие островки, означенные только
на морских картах под именем Двух братьев, Трех сестер. Кое-где были отдельно брошенные каменья, без имени, и те обросли густою зеленью.
Кое-где отворяли решетчатые железные ворота в домах; слышался стук колес; там,
на балконе, собралось целое семейство наслаждаться чуть-чуть повеявшей прохладой.
На веранде одного дома сидели две или три девицы и прохаживался высокий, плотный мужчина, с проседью. «Вон и мистер Бен!» — сказал Вандик. Мы поглядели
на мистера Бена, а он
на нас. Он продолжал ходить, а мы поехали в гостиницу — маленький и дрянной домик с большой, красивой верандой. Я тут и остался. Вечер был тих. С неба уже сходил румянец. Кое-где прорезывались звезды.
Прошли остров Чусима. С него в хорошую погоду видно и
на корейский, и
на японский берега. Кое-где плавали рыбацкие лодчонки, больше ничего не видать; нет жизни, все мертво
на этих водах. Японцы говорят, что корейцы редко, только случайно, заходят к ним, с товарами или за товарами.
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы шли верстах в двух от Корейского полуострова; в 36˚ ‹северной› широты.
На юте делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные берега, кое-где покрытые скудной травой и деревьями. Видны изредка деревни: там такие же хижины и так же жмутся в тесную кучу, как
на Гамильтоне. Кое-где по берегу бродят жители.
На море много лодок, должно быть рыбацкие.
Подозрение это нашло себе подтверждение
на предварительном следствии,
коим установлено: 1) что Смельков незадолго до смерти получил из банка 3800 рублей серебром.
«В-третьих, в заключительном слове своем председатель, вопреки категорического требования 1 пункта 801 статьи Устава уголовного судопроизводства, не разъяснил присяжным заседателям, из каких юридических элементов слагается понятие о виновности и не сказал им, что они имеют право, признав доказанным факт дачи Масловою яду Смелькову, не вменить ей это деяние в вину за отсутствием у нее умысла
на убийство и таким образом признать ее виновною не в уголовном преступлении, а лишь в проступке — неосторожности, последствием
коей, неожиданным для Масловой, была смерть купца», Это вот главное.
Привалов перезнакомился
кое с кем из клубных игроков и, как это бывает со всеми начинающими, нашел, что, право, это были очень хорошие люди и с ними было иногда даже весело; да и самая игра, конечно, по маленькой, просто для препровождения времени, имела много интересного, а главное, время за сибирским вистом с винтом летело незаметно; не успел оглянуться, а уж
на дворе шесть часов утра.
Ибо и прежде сего случалось, что умирали иноки весьма праведной жизни и праведность
коих была у всех
на виду, старцы богобоязненные, а между тем и от их смиренных гробов исходил дух тлетворный, естественно, как и у всех мертвецов, появившийся, но сие не производило же соблазна и даже малейшего какого-либо волнения.
На нем лежали окровавленный шелковый белый халат Федора Павловича, роковой медный пестик,
коим было совершено предполагаемое убийство, рубашка Мити с запачканным кровью рукавом, его сюртук весь в кровавых пятнах сзади
на месте кармана, в который он сунул тогда свой весь мокрый от крови платок, самый платок, весь заскорузлый от крови, теперь уже совсем пожелтевший, пистолет, заряженный для самоубийства Митей у Перхотина и отобранный у него тихонько в Мокром Трифоном Борисовичем, конверт с надписью, в котором были приготовлены для Грушеньки три тысячи, и розовая тоненькая ленточка, которою он был обвязан, и прочие многие предметы, которых и не упомню.
Конечно, были некие и у нас из древле преставившихся, воспоминание о
коих сохранилось еще живо в монастыре, и останки
коих, по преданию, не обнаружили тления, что умилительно и таинственно повлияло
на братию и сохранилось в памяти ее как нечто благолепное и чудесное и как обетование в будущем еще большей славы от их гробниц, если только волею Божией придет тому время.
Когда уже достаточно ободняло, то из города начали прибывать некоторые даже такие,
кои захватили с собою больных своих, особенно детей, — точно ждали для сего нарочно сей минуты, видимо уповая
на немедленную силу исцеления, какая, по вере их, не могла замедлить обнаружиться.
Дорогой сюда они успели
кое в чем сговориться и условиться насчет предстоящего дела и теперь, за столом, востренький ум Николая Парфеновича схватывал
на лету и понимал всякое указание, всякое движение в лице своего старшего сотоварища, с полуслова, со взгляда, с подмига глазком.
Кое-как он, однако, из лесу выбрался: предстали вдруг сжатые обнаженные поля
на необозримом пространстве.
Кое-где виднелась свежевзрытая земля. Та к как домашних свиней китайцы содержат в загонах, то оставалось допустить присутствие диких кабанов, что и подтвердилось. А раз здесь были кабаны, значит, должны быть и тигры. Действительно, вскоре около реки
на песке мы нашли следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль реки и прятался за валежником. Из этого можно было заключить, что страшный зверь приходил сюда не для утоления жажды, а
на охоту за козулями и кабанами.
Кое-как дождался я вечера и, поручив своему кучеру заложить мою коляску
на другой день в пять часов утра, отправился
на покой. Но мне предстояло еще в течение того же самого дня познакомиться с одним замечательным человеком.
Кое-где сквозь соломенную крышу закапала вода
на душистое сено…
Настал вечер. Красивое сияние
на небе стало блекнуть. Кое-где зажглись звезды.
Я спал плохо, раза два просыпался и видел китайцев, сидящих у огня. Время от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной лошади и собачий лай. Но потом все стихло. Я завернулся в бурку и заснул крепким сном. Перед солнечным восходом пала
на землю обильная роса. Кое-где в горах еще тянулся туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться в глубине лощины. Я проснулся раньше других и стал будить команду.
Кое-где местами, в котловинах, собралась вода, столь чистая и прозрачная, что исследователь замечает ее только тогда, когда попадает в нее ногой. Тут опять есть очень глубокий колодец и боковые ходы. В этом большом зале наблюдателя невольно поражают удивительные акустические эффекты —
на каждое громкое слово отвечает стоголосое эхо, а при падении камня в колодец поднимается грохот, словно пушечная пальба: кажется, будто происходят обвалы и рушатся своды.
Марья Алексевна и ругала его вдогонку и кричала других извозчиков, и бросалась в разные стороны
на несколько шагов, и махала руками, и окончательно установилась опять под колоннадой, и топала, и бесилась; а вокруг нее уже стояло человек пять парней, продающих разную разность у колонн Гостиного двора; парни любовались
на нее, обменивались между собою замечаниями более или менее неуважительного свойства, обращались к ней с похвалами остроумного и советами благонамеренного свойства: «Ай да барыня, в
кою пору успела нализаться, хват, барыня!» — «барыня, а барыня, купи пяток лимонов-то у меня, ими хорошо закусывать, для тебя дешево отдам!» — «барыня, а барыня, не слушай его, лимон не поможет, а ты поди опохмелись!» — «барыня, а барыня, здорова ты ругаться; давай об заклад ругаться, кто кого переругает!» — Марья Алексевна, сама не помня, что делает, хватила по уху ближайшего из собеседников — парня лет 17, не без грации высовывавшего ей язык: шапка слетела, а волосы тут, как раз под рукой; Марья Алексевна вцепилась в них.