Неточные совпадения
И, откинувшись в
угол кареты, она зарыдала, закрываясь руками. Алексей Александрович не пошевелился и не изменил прямого направления взгляда. Но всё лицо его вдруг приняло торжественную неподвижность
мертвого, и выражение это не изменилось во всё время езды до дачи. Подъезжая к дому, он повернул к ней голову всё с тем же выражением.
Ноздрев был так оттолкнут с своими безе, что чуть не полетел на землю: от него все отступились и не слушали больше; но все же слова его о покупке
мертвых душ были произнесены во всю глотку и сопровождены таким громким смехом, что привлекли внимание даже тех, которые находились в самых дальних
углах комнаты.
Дуняша положила руку Лютова на грудь его, но рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство
мертвой руки не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину в
угол комнаты, ударом ноги открыл там дверь, сказал Дуняше: «Иди к ней!» — и обратился к Самгину...
На стене горела лампочка и слабо освещала в одном
углу наваленные мешки, дрова и на нарах направо — четыре
мертвых тела.
Привалов по целым часам лежал неподвижно на своей кушетке или, как маятник, бродил из
угла в
угол. Но всего хуже, конечно, были ночи, когда все кругом затихало и безысходная тоска наваливалась на Привалова
мертвым гнетом. Он тысячу раз перебирал все, что пережил в течение этого лета, и ему начинало казаться, что все это было только блестящим, счастливым сном, который рассеялся как туман.
Он был словоохотлив, казался добрым, веселым, но порою глаза его наливались кровью, мутнели и останавливались, как у
мертвого. Бывало, сидит он где-нибудь в
углу, в темноте, скорчившись, угрюмый, немой, как его племянник.
Всё время, когда я была у них в доме, мне всё казалось, что где-нибудь, под половицей, еще отцом его, может быть, спрятан
мертвый и накрыт клеенкой, как и тот московский, и также обставлен кругом стклянками со ждановскою жидкостью, я даже показала бы вам
угол.
Они вдвоем обходили все корпуса и подробно осматривали, все ли в порядке.
Мертвым холодом веяло из каждого
угла, точно они ходили по кладбищу. Петра Елисеича удивляло, что фабрика стоит пустая всего полгода, а между тем везде являлись новые изъяны, требовавшие ремонта и поправок. Когда фабрика была в полном действии, все казалось и крепче и лучше. Явились трещины в стенах, машины ржавели, печи и горны разваливались сами собой, водяной ларь дал течь, дерево гнило на глазах.
— Ничего. Ладно живу. В Едильгееве приостановился, слыхали — Едильгеево? Хорошее село. Две ярмарки в году, жителей боле двух тысяч, — злой народ! Земли нет, в уделе арендуют, плохая землишка. Порядился я в батраки к одному мироеду — там их как мух на
мертвом теле. Деготь гоним,
уголь жгем. Получаю за работу вчетверо меньше, а спину ломаю вдвое больше, чем здесь, — вот! Семеро нас у него, у мироеда. Ничего, — народ все молодой, все тамошние, кроме меня, — грамотные все. Один парень — Ефим, такой ярый, беда!
И действительно: не успел он войти в свою комнату, не успел сесть перед письменным столом, как, облокотясь об этот самый стол обеими руками и прижав обе ладони к лицу, — он горестно и глухо воскликнул: «Я ее люблю, люблю безумно!» — и весь внутренне зарделся, как
уголь, с которого внезапно сдули наросший слой
мертвого пепла.
Она не ответила и в бессилии закрыла глаза. Бледное ее лицо стало точно у
мертвой. Она заснула почти мгновенно. Шатов посмотрел кругом, поправил свечу, посмотрел еще раз в беспокойстве на ее лицо, крепко сжал пред собой руки и на цыпочках вышел из комнаты в сени. На верху лестницы он уперся лицом в
угол и простоял так минут десять, безмолвно и недвижимо. Простоял бы и дольше, но вдруг внизу послышались тихие, осторожные шаги. Кто-то подымался вверх. Шатов вспомнил, что забыл запереть калитку.
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев, в маленькой, тесной комнате.
Мертвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз, люди сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по стеклам и по стене, гудит в трубах, стучит вьюшками; в детской плачут младенцы, — хочется сесть в темный
угол и, съежившись, выть волком.
Порою мелькало обезумевшее лицо с вытаращенными глазами,
мёртвое и вздутое, как лицо утопленника; оставались в памяти чьи-то испуганные, виноватые улыбки, свирепо нахмуренные брови, оскаленные зубы, туго сжатые кулаки одиноких людей, сидевших в
углах.
И замолчал, как ушибленный по голове чем-то тяжёлым: опираясь спиною о край стола, отец забросил левую руку назад и царапал стол ногтями, показывая сыну толстый, тёмный язык. Левая нога шаркала по полу, как бы ища опоры, рука тяжело повисла, пальцы её жалобно сложились горсточкой, точно у нищего, правый глаз, мутно-красный и словно
мёртвый, полно налился кровью и слезой, а в левом горел зелёный огонь. Судорожно дёргая
углом рта, старик надувал щёку и пыхтел...
Пьянствовали ребята всю ночь. Откровенные разговоры разговаривали. Козлик что-то начинал петь, но никто не подтягивал, и он смолкал. Шумели… дрались… А я спал
мертвым сном. Проснулся чуть свет — все спят вповалку. В
углу храпел связанный по рукам и ногам Ноздря. У Орлова все лицо в крови. Я встал, тихо оделся и пошел на пристань.
— Так это он! — вскричал купец, и все взоры обратились невольно на пустой
угол. Несколько минут продолжалось
мертвое молчание, потом все пришло в движение на постоялом дворе. Алексей хотел разбудить своего господина, но Кирша шепнул ему что-то на ухо, и он успокоился. Купец и его работники едва дышали от страха; земский дрожал; стрелец посматривал молча на свою саблю; но хозяин и хозяйка казались совершенно спокойными.
Забываясь среди богомолок в своих радужных думах и гуляя в своем светлом царстве, она все думает, что ее довольство происходит именно от этих богомолок, от лампадок, зажженных по всем
углам в доме, от причитаний, раздающихся вокруг нее; своими чувствами она одушевляет
мертвую обстановку, в которой живет, и сливает с ней внутренний мир души своей.
По
углам этой траурной скатерти опять были вышиты белым
мертвые головы и вокруг над всею каймою какие-то латинские изречения.
Шагнул даже вперед — и вдруг ему стало страшно. И даже не мыслями страшно, а почти физически, словно от опасности. Вдруг услыхал
мертвую тишину дома, ощутил холодной спиной темноту притаившихся
углов; и мелькнула нелепая и от нелепости своей еще более страшная догадка: «Сейчас она выстрелит!» Но она стояла спокойно, и проехал извозчик, и стало совестно за свой нелепый страх. Все-таки вздрогнул, когда Елена Петровна сказала...
Никому уж он давно был не нужен, всем уж давно он был в тягость, но всё-таки
мертвые, хоронящие
мертвых, нашли нужным одеть это тотчас же загнившее пухлое тело в хороший мундир, в хорошие сапоги, уложить в новый хороший гроб, с новыми кисточками на 4-х
углах, потом положить этот новый гроб в другой свинцовый и свезти его в Moскву и там раскопать давнишние людские кости и именно туда спрятать это гниющее, кишащее червями тело в новом мундире и вычищенных сапогах и засыпать всё землею.
Неугомон, владевший Цыганком и теперь сдавленный стенами, и решетками, и
мертвым окном, в которое ничего не видно, обратил всю свою ярость внутрь и жег мысль Цыганка, как разбросанный по доскам
уголь.
Только для важных преступников была предназначена тюрьма, особенные в ней были правила, суровые, твердые и жесткие, как
угол крепостной стены; и если в жестокости есть благородство, то была благородна глухая,
мертвая, торжественно немая тишина, ловящая шорохи и легкое дыхание.
Акулина бросилась на лестницу и, прежде чем успели ее удержать, взбежала и с страшным криком, как
мертвое тело, упала на лестницу и убилась бы, если бы выбежавший изо всех
углов народ не успел поддержать ее.
Двор был тесный; всюду, наваливаясь друг на друга, торчали вкривь и вкось ветхие службы, на дверях висели — как собачьи головы — большие замки; с выгоревшего на солнце, вымытого дождями дерева десятками
мертвых глаз смотрели сучки. Один
угол двора был до крыш завален бочками из-под сахара, из их круглых пастей торчала солома — двор был точно яма, куда сбросили обломки отжившего, разрушенного.
Она стала почти на самой черте; но видно было, что не имела сил переступить ее, и вся посинела, как человек, уже несколько дней умерший. Хома не имел духа взглянуть на нее. Она была страшна. Она ударила зубами в зубы и открыла
мертвые глаза свои. Но, не видя ничего, с бешенством — что выразило ее задрожавшее лицо — обратилась в другую сторону и, распростерши руки, обхватывала ими каждый столп и
угол, стараясь поймать Хому. Наконец остановилась, погрозив пальцем, и легла в свой гроб.
И образы языческих богов —
Без рук, без ног, с отбитыми носами —
Лежат в
углах низвергнуты с столбов,
Раскрашенных под мрамор. Над дверями
Висят портреты дедовских веков
В померкших рамах и глядят сурово;
И мнится, обвинительное слово
Из
мертвых уст их излетит — увы!
О, если б этот дом знавали вы
Тому назад лет двадцать пять и боле!
О, если б время было в нашей воле!..
С каким искренним удовольствием вышел я на печальный двор, отвсюду обставленный солдатами, чистый, плоский, выметенный, без травы, без зелени; правда, по
углам стояли деревья, но они были печальны,
мертвые листья падали с них, и они казались мне то потерянными бедными узниками, грустящими, оторванными от родных лесов, то часовыми, которые без смены стерегут заключенных.
Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них растет молодая рябина и березки, тишина стоит
мертвая, и чудится, что вот-вот выскочит кто-нибудь из-за
угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется страшная-престрашная рожа.
Более, говорит, ничего не знаю, глаза завело; а проснулся потом вместе со всеми, когда все, кто ни были в
углах, разом повскочили с постелей, затем что за ширмами раздался такой крик, что встрепенулся бы
мертвый, — и тут многим показалось, что вдруг там же свечка потухла.
Мягкий таинственный полусвет, лившийся из окон, наполнял комнату. Серебристый узкий снопик лунного света захватил часть стены и уперся в
углу. Кругом царила
мертвая тишина. Только маленькие ящерки тихо шуршали, разгуливая по потолку.
Средь
мертвой тишины, сзади, в темном
углу, кто-то невидимый спокойно сплюнул.
Из всех
углов ползла на нее
мертвая, томительная скука, но Александра Михайловна привыкла к ней и мало тяготилась ею.
Раньше он мне мало нравился. Чувствовался безмерно деспотичный человек, сектант, с головою утонувший в фракционных кляузах. Но в те дни он вырос вдруг в могучего трибуна. Душа толпы была в его руках, как буйный конь под лихим наездником. Поднимется на ящик, махнет карандашом, — и бушующее митинговое море замирает, и
мертвая тишина. Брови сдвинуты, глаза горят, как
угли, и гремит властная речь.
На постели лежал труп Глафиры Петровны Салтыковой. Лицо ее было совершенно спокойно, точно она спала, и лишь у
углов губ виднелась кровавая пена. Дарья Николаевна отерла ее простыней и, приподняв
мертвую голову «тетушки-генеральши», быстро подложила под нее подушку, затем бросилась к двери с криком...
К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под
мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в
углу сидел дьячок, читая псалтырь.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что́ вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое,
мертвое лицо. В
углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что-то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.