Неточные совпадения
Это были: караульная будка, у которой стоял
солдат с ружьем, две-три извозчичьи биржи и, наконец, длинные заборы с известными заборными надписями и рисунками, нацарапанными углем и
мелом; более не находилось ничего на сей уединенной, или, как у нас выражаются, красивой площади.
— Нет, не видал, да и квартиры такой, отпертой, что-то не
заметил… а вот в четвертом этаже (он уже вполне овладел ловушкой и торжествовал) — так помню, что чиновник один переезжал из квартиры… напротив Алены Ивановны… помню… это я ясно помню…
солдаты диван какой-то выносили и меня к стене прижали… а красильщиков — нет, не помню, чтобы красильщики были… да и квартиры отпертой нигде, кажется, не было.
Передовой
солдат прошел мимо Дьякона, не обращая внимания на его хриплые крики, даже как будто и не
заметив его; так же равнодушно прошли и еще многие, — мучительно медленно шли они.
— Вы распорядитесь, чтоб
солдат поместили удобно. До свидания! Едемте, Павел.
— Разве? — шутливо и громко спросил Спивак, настраивая балалайку. Самгин
заметил, что
солдаты смотрят на него недружелюбно, как на человека, который мешает. И особенно пристально смотрели двое: коренастый, толстогубый, большеглазый
солдат с подстриженными усами рыжего цвета, а рядом с ним прищурился и закусил губу человек в синей блузе с лицом еврейского типа. Коснувшись пальцем фуражки, Самгин пошел прочь, его проводил возглас...
— Кто-то посылает, — ответила она, шумно вздохнув. — Вероятно — хладнокровные, а ты — хладнокровный. Ночью, там, — она махнула рукой куда-то вверх, — я вспомнила, как ты мне рассказывал про Игоря, как
солдату хотелось зарубить его… Ты — все хорошо
заметил, значит — хладнокровный!
— Я и то не брал. На что,
мол, нам письмо-то, — нам не надо. Нам,
мол, не наказывали писем брать — я не
смею: подите вы, с письмом-то! Да пошел больно ругаться солдат-то: хотел начальству жаловаться; я и взял.
— Ну, я перво-наперво притаился:
солдат и ушел с письмом-то. Да верхлёвский дьячок видал меня, он и сказал. Пришел вдругорядь. Как пришли вдругорядь-то, ругаться стали и отдали письмо, еще пятак взяли. Я спросил, что,
мол, делать мне с ним, куда его деть? Так вот велели вашей милости отдать.
— Нет, всего она не знает. Она не перенесла бы в своем положении. Я теперь ношу мундир моего полка и при встрече с каждым
солдатом моего полка, каждую секунду, сознаю в себе, что я не
смею носить этот мундир.
Еще я
заметил на этот раз кроме
солдат в конических шапках какую-то прислугу, несшую белые фонари из рыбьих пузырей на высоких бамбуковых шестах.
Попивая коньячок и выслушав сообщенное известие, он
заметил, что такого
солдата следовало бы произвести сейчас же во святые и снятую кожу его препроводить в какой-нибудь монастырь: «То-то народу повалит и денег».
«Я не
солдат, — говорил он в Кристальпаласе итальянцам, подносившим ему
меч, — и не люблю солдатского ремесла.
С нами была тогда Наталья Константиновна, знаете, бой-девка, она увидела, что в углу
солдаты что-то едят, взяла вас — и прямо к ним, показывает: маленькому,
мол, манже; [ешь (от фр. manger).] они сначала посмотрели на нее так сурово, да и говорят: «Алле, алле», [Ступай (от фр. aller).] а она их ругать, — экие,
мол, окаянные, такие, сякие,
солдаты ничего не поняли, а таки вспрынули со смеха и дали ей для вас хлеба моченого с водой и ей дали краюшку.
Солдат не вытерпел и дернул звонок, явился унтер-офицер, часовой отдал ему астронома, чтоб свести на гауптвахту: там,
мол, тебя разберут, баба ты или нет. Он непременно просидел бы до утра, если б дежурный офицер не узнал его.
Солдат клялся, что не дает. Мы отвечали, что у нас был с собою трут. Инспектор обещал его отнять и обобрать сигары, и Панин удалился, не
заметив, что количество фуражек было вдвое больше количества голов.
— Я казенный человек! — продолжает бессмысленно орать
солдат, — не
смеете вы меня…
Солдаты снисходительно позволяли чистить суконкой и
мелом пуговицы своих мундиров, а жидкие щи, которые они приносили в котелках из ротной кухни, казались нам необыкновенно вкусными.
С некоторых пор стали
замечать, что, если ему случалось стать на порог не той ногой, — он делал движение назад и поправлялся, как
солдат, «потерявший ногу».
Надо
заметить при этом, что в надзиратели командируются не лучшие
солдаты, так как начальники команд, в интересах строевой службы, отпускают в тюрьму менее способных, а лучших удерживают при частях.
Белый, придя к смотрителю маяка, поглядел на себя в зеркало, то
заметил на голове седину, которой раньше не было;
солдат уснул, и его никак не могли разбудить в продолжение 40 часов.]
«А коли скажешь, что,
мол, тятенька, эта невеста не нравится: а, говорит, в
солдаты отдам!.. ну, и шабаш!
А
солдат точно ничего не
замечает и похаживает по базару гоголем.
Солдат Артем хоть и выехал на покос, но работал мало, а больше бродил по чужим балаганам: то у Деяна, то у Никитича, то у Ковалей. Сильно налегать на него старый Тит не
смел, а больше донимал стороной.
— У всякого есть свой царь в голове, говорится по-русски, —
заметил Стрепетов. — Ну, а я с вами говорю о тех, у которых свой царь-то в отпуске. Вы ведь их знаете, а Стрепетов старый
солдат, а не сыщик, и ему, кроме плутов и воров, все верят.
— О, конечно, ваше дело, молодой студент, — и дряблые щеки и величественные подбородки Эммы Эдуардовны запрыгали от беззвучного смеха. — От души желаю вам на любовь и дружбу, но только вы потрудитесь сказать этой мерзавке, этой Любке, чтобы она не
смела сюда и носа показывать, когда вы ее, как собачонку, выбросите на улицу. Пусть подыхает с голоду под забором или идет в полтинничное заведение для
солдат!
Раз они в чем-то разругались на баллотировке: «Ты, — говорит один другому, — не
смей мне говорить: я два раза в
солдаты был разжалован!» — «А я, — говорит другой, — в рудниках на каторге был!» — хвастаются друг перед другом тем; а вон нынешние-то лизуны — как съедутся зимой, баль-костюме сейчас надо для начальника губернии сделать.
— Как же-с!.. Геройского духу была девица!.. И нас ведь, знаете, не столько огнем и
мечом морили, сколько тифом; такое прекрасное было содержание и помещение… ну, и другие сестры милосердия не очень охотились в тифозные солдатские палатки; она первая вызвалась: «Буду, говорит, служить русскому
солдату», — и в три дня, после того как пить дала, заразилась и жизнь покончила!..
— Ну, и за это тебя когда-нибудь в
солдаты разжалуют, — хладнокровно
замечает Митенька.
— Тебя, Феденька, за эти проделки непременно в
солдаты разжалуют, — очень серьезно
замечает Митенька.
Ромашов кое-что сделал для Хлебникова, чтобы доставить ему маленький заработок. В роте
заметили это необычайное покровительство офицера
солдату. Часто Ромашов
замечал, что в его присутствии унтер-офицеры обращались к Хлебникову с преувеличенной насмешливой вежливостью и говорили с ним нарочно слащавыми голосами. Кажется, об этом знал капитан Слива. По крайней мере он иногда ворчал, обращаясь в пространство...
В то же время Ромашов
заметил, что
солдат дрожит частой, мелкой дрожью: дрожала его голова, дрожали с тихим стуком челюсти.
— Бить
солдата бесчестно, — глухо возразил молчавший до сих пор Ромашов. — Нельзя бить человека, который не только не может тебе ответить, но даже не имеет права поднять руку к лицу, чтобы защититься от удара. Не
смеет даже отклонить головы. Это стыдно!
Солдат понял, что тут что-то неладно. Незачем было Ивану Миронову ходить рано утром по казенному лесу.
Солдат вернулся и стал шарить по лесу. Около оврага он услыхал лошадиное фырканье и пошел потихоньку, к тому месту, откуда слышал. В овраге было притоптано, и был лошадиный
помет.
— Так что ж, что
солдат! вот годков через пятнадцать воротится, станет спрашивать, зачем,
мол, с Гаранькой дружбу завела — даст он тебе в ту пору встрепку…
— Эти наши
солдаты такой народ, что возможности никакой нет! — говорил он, ведя свою спутницу под руку. — И я, признаться сказать, давно желал иметь честь представиться в ваш дом, но решительно не
смел, не зная, как это будет принято, а если б позволили, то…
— В ногу, — отвечает
солдат; — но в это самое время вы сами
замечаете по складкам одеяла, что у него ноги нет выше колена. — Слава Богу теперь, — прибавляет он: — на выписку хочу.
И он
смело крикнул своим звучным голоском: «здорово, ребята!»
Солдаты весело отозвались: молодой, свежий голосок приятно прозвучал в ушах каждого.
В это время перед самой ротой мгновенно вспыхнуло пламя, раздался ужаснейший треск, оглушил всю роту, и высоко в воздухе зашуршели камни и осколки (по крайней мере секунд через 50 один камень упал сверху и отбил ногу
солдату). Это была бомба с элевационного станка, и то, что она попала в роту, доказывало, что французы
заметили колонну.
— Где тут отбить, когда его вся сила подошла: перебил всех наших, а сикурсу не подают. — (
Солдат ошибался, потому что траншея была за нами, но это — странность, которую всякий может
заметить: —
солдат, раненый в деле, всегда считает его проигранным и ужасно кровопролитным.)
Скромные ли, учтивые манеры Володи, который обращался с ним так же, как с офицером, и не помыкал им, как мальчишкой, или приятная наружность пленили Влангу, как называли его
солдаты, склоняя почему-то в женском роде его фамилию, только он не спускал своих добрых больших глупых глаз с лица нового офицера, предугадывал и предупреждал все его желания и всё время находился в каком-то любовном экстазе, который, разумеется,
заметили и подняли на смех офицеры.
— Куда ты идешь и зачем? — закричал он на него строго. — Него… — но в это время, совсем вплоть подойдя к
солдату, он
заметил, что правая рука его была за обшлагом и в крови выше локтя.
Приехали на Святки семинаристы, и сын отца Захарии, дающий приватные уроки в добрых домах, привез совершенно невероятную и дикую новость: какой-то отставной
солдат, притаясь в уголке Покровской церкви, снял венец с чудотворной иконы Иоанна Воина и, будучи взят с тем венцом в доме своем, объяснил, что он этого венца не крал, а что, жалуясь на необеспеченность отставного русского воина,
молил сего святого воинственника пособить ему в его бедности, а святой, якобы вняв сему, проговорил: „Я их за это накажу в будущем веке, а тебе на вот покуда это“, и с сими участливыми словами снял будто бы своею рукой с головы оный драгоценный венец и промолвил: „Возьми“.
«Мое правительство требует от меня как раз противного и защиту себя основывает на виселице, ружье,
мече, употребляемых против своих домашних и внешних врагов. И соответственно этому страна снабжается виселицами, тюрьмами, арсеналами, военными кораблями и
солдатами.
Это же я
заметил и на
солдатах.
(Прим. автора.)] и братьев, понеслась в погоню с воплями и угрозами
мести; дорогу угадали, и, конечно, не уйти бы нашим беглецам или по крайней мере не обошлось бы без кровавой схватки, — потому что
солдат и офицеров, принимавших горячее участие в деле, по дороге расставлено было много, — если бы позади бегущих не догадались разломать мост через глубокую, лесную, неприступную реку, затруднительная переправа через которую вплавь задержала преследователей часа на два; но со всем тем косная лодка, на которой переправлялся молодой Тимашев с своею Сальме через реку Белую под самою Уфою, — не достигла еще середины реки, как прискакал к берегу старик Тевкелев с сыновьями и с одною половиною верной своей дружины, потому что другая половина передушила на дороге лошадей.
Распущенные от расчета, изнуренные и запыленные
солдаты, шумно и беспорядочно, как усаживающийся рой, рассыпаются но площадям и улицам; решительно не
замечая нерасположения казаков, по-двое, по-трое, с веселым говором и позвякивая ружьями, входят в хаты, развешивают амуницию, разбирают мешочки и пошучивают с бабами.
Солдат являлся в роли той роковой судьбы, от которой не уйдешь. Любочка только опустила глаза. Я уверен, что она сейчас не думала о Пепке. Ей просто нужно было куда-нибудь
поместить свое изболевшее чувство, — она тоже искала своего бабьего подвига и была так хороша своей кроткой простотой.
Сдали в короли. Я вышел королем, сынишку — виноват, ваше преосвященство, сынишку тоже для сего диспута с собою посадил, — его в принцы вывел, а жену в мужики. Вот, говорю, твое место; а племянницу
солдатом оставил, — а это,
мол, тебе и есть твоя настоящая должность.
— Ну, скажите, ради бога, не тонкая ли бестия? — воскликнул, подскочив, генерал. — Видите, выдумал какой способ! Теперь ему все будут кланяться, вот увидите, и заискивать станут. Не утаю греха — я ему вчера первый поклонился: начнете,
мол, нашего брата
солдата в одном издании ругать, так хоть в другом поддержите. Мы,
мол, за то подписываться станем.
Солдат поместили в казармах, а офицерам дали большой номер с четырьмя кроватями, куда пригласили и меня.